- А что ты скажешь насчет его "эго"? - поинтересовался Мартин.
- Бабба - это самое совершенное и аутентичное воплощение Истинного Сознания в человеческой форме, - ответил Роберт и, заметив кривую ухмылку Мартина, добавил: - Но мои слова будут для тебя пустым звуком, пока на тебя не снизойдет Его Благодать. - Роберт взглянул на часы. - У нас еще полчаса в запасе. Может, прогуляемся? Собрание будет проходить на квартире одного из последователей Баббы - это на Чамберс-стрит, рядом с Центром международной торговли.
Мартин вновь почувствовал нерешительность. Наверное, это сидит в нем еще с той поры, когда живя с Джулией, он подчинял жизнь строгому распорядку, был лишен свободы передвижения и обязан был тут же звонить жене, если задерживался хотя бы на полчаса. Сейчас-то Он, конечно, понимал, что в этих звонках был резон - зачем заставлять попусту волноваться любимого человека, - но прежде Мартин ощущал себя закованным в кандалы.
Приятели заплатили каждый за свой ужин и вышли на улицу. Был теплый весенний вечер. Мартина вдруг окатило волной радости и приятного возбуждения, хотя предстояла ему всего лишь обычная прогулка по городу, а потом - встреча с пресловутым индийским святым. "Надо же: какую, оказывается, замкнутую жизнь я вел прежде", - подумал Мартин.
- Ну что ж, веди, - сказал он вслух, обращаясь к Роберту, и мужчины двинулись на юго-запад, к реке.
Они дошли до Седьмой авеню и направились в сторону Шеридан-сквер.
- А что говорит о сексе Бабба? Мне казалось, что религиозные деятели должны хранить целибат. Или, по крайней мере, быть моногамными.
Роберт улыбнулся:
- Когда я пришел к Баббе со своим гомосексуализмом, то был готов отказаться от своей привычки, если Бабба того потребует. Так сказать, пойти на жертву ради постижения истины. Но Бабба только поморщился, подался вперед и сказал дословно следующее: "Тебе нравится дырка, из которой вылезают какашки?" - Представляешь?! Святой, говорящий такие слова, да еще с диким акцентом. Я чуть не упал. Но Бабба повторил свой вопрос и не спускал с меня глаз, пока я не кивнул. Тогда он обвел взглядом всех присутствующих, изображая притворный испуг, и пустился в долгие рассуждения о некоем монахе, у которого была непреодолимая страсть к плодам манго.
Приятели прошли примерно полквартала, прежде чем Мартин сообразил, что Роберт закончил свой рассказ.
- Это все? - на всякий случай уточнил он.
- Этого было вполне достаточно, - ответил Роберт. - Я все понял.
- И весь ваш разговор происходил перед публикой?
- В этом-то и был весь смысл, разве ты не понимаешь? Я изо всех сил скрывал свою гомосексуальность, а Бабба вытащил ее на свет, и сделал это с таким юмором, что все мои сомнения разом исчезли. Бабба дал понять мне, что хоть и считает мое влечение к мужчинам причудой, однако по природе своей оно ничем не отличается от пристрастия к экзотическим тропическим плодам. Рассказывая притчу о монахе, Бабба как бы давал шанс всем присутствующим проанализировать собственные проблемы - будь-то наркотики, алкоголь, страсть к наживе или беспричинные страхи.
- То есть он разрешил тебе делать все, что тебе вздумается? Я имею в виду - в плане секса?
- Нет, но он дал понять, что не собирается брать на себя ответственность за чужие поступки. Видишь ли, Бабба не вождь и не учитель в привычном смысле этого слова. Он - гуру, и задача его сводится к тому, чтобы показать нам возможность воплощения Бога в человеке. Когда ты начинаешь понимать это, жизнь твоя меняется коренным образом, хотя со стороны эти перемены не всегда заметны. Я, например, перестав испытывать давление собственной гомосексуальности, стал гомосексуалистом по-настоящему. Завязал с наркотиками. Занялся йогой, превратился в вегетарианца. Ничего этого Бабба делать меня не заставлял. Он просто поделился со мной Благодатью, и меня озарило светом Истины.
- Звучит заманчиво, - угрюмо буркнул Мартин. Он вдруг остро ощутил собственную неполноценность.
- Может, спустимся к реке? - предложил Роберт. - У нас есть несколько минут. Посидим, посмотрим на закат.
- Веди, - покорно согласился Мартин, и когда они спустились к реке, вдруг почувствовал, что настроение его улучшилось.
Они присели на огромную ржавую трубу. Небо приобрело пепельно-серый оттенок. Двое пьянчужек искали неподалеку истину на дне бутылки.
- Джулия сейчас, наверное, принимает ванну, - тихо сказал Мартин.
Роберт продолжал молча смотреть на воду. Он задумался о чем-то своем и похоже не слышал Мартина. Но тот скорее говорил сам с собой:
- Она вечно жаловалась, что я прихожу домой слишком рано и порчу ей любимое время суток. Тогда я стал возвращаться на час позже. Бесполезно. Вскоре уже невозможно было не понять, что я вторгаюсь в ее жизнь, когда бы ни пришел, - Мартин сжал кулаки. - Наверное, мне следовало предпринять более действенные меры. Иногда я заставал Джулию лежащей на диване в одном полотенце, обернутом вокруг туловища, и овладевал ею прямо там же, вторгаясь не только в ее душу, но и в плоть. И мне это доставляло истинное наслаждение. Но как только это заканчивалось, мы снова охладевали друг к другу. Поужинав, мы ложились в одну постель, но я более и не пытался домогаться любви Джулии.
- То, про что ты говоришь, скорее изнасилование, чем занятие любовью, - перебил его Роберт, вдруг очнувшись от собственных мыслей.
- А что мне оставалось делать, если физическая близость стала единственным связывающим звеном? Да, это можно назвать скорее траханьем, нежели любовью, - ты совершенно прав. Но на то короткое время, в течение которого длился половой акт, Джулия оживала. И это сводило меня с ума. Я сжимал ее в своих объятиях, впивался в нее губами, я обладал ею. Джулия тоже бывала охвачена страстью. Она стонала, обнимала меня, трепетала… Но это ровным счетом ничего не значило, понимаешь? Потому что в тот момент, когда половой акт заканчивался, она вновь погружалась в прежнее состояние. В конце концов я дошел до того, что начал поигрывать револьвером, который хранил на службе в ящике стола: разряжал его и потом приставлял незаряженный револьвер к виску и спускал курок. А как-то в один из вечеров - даже вспомнить страшно, - я даже решился сыграть в русскую рулетку. Зарядил револьвер одним патроном, крутанул барабан и спустил курок.
- Похоже, что пуля так и не вылетела, - пошутил Роберт, глядя на Мартина с любопытством, к которому примешивалось уважение. - Судя по тому, что ты в прекрасной форме.
- Да к тому времени я перестал уже быть самим собой. Я настолько был погружен в наши проблемы, что превратился в ходячего кататоника. Я даже в "замочную скважину" перестал подглядывать.
- Что?! - недоуменно воскликнул Роберт.
- Ну, не в прямом, конечно, смысле. Просто год назад, когда оздоровительный центр решили оборудовать системой сигнализации, на контракт претендовали три фирмы. И представители одной из них предложили мне своеобразную взятку - они установили в женской раздевалке скрытую камеру, так что сидя в кабинете, я могу наблюдать за тем, что там происходит. - Мартин дотронулся до руки Роберта: - Только, чур, - никому ни слова. А то я могу оказаться за решеткой.
- А можно и мне как-нибудь посмотреть? - спросил Роберт.
- Я и не знал, что тебя привлекают женщины.
- А я буду смотреть только на их попки, - усмехнулся Роберт. - Надеюсь, теперь уже все в порядке и видеокамера не простаивает?
- Сейчас у меня другая проблема. Вид обнаженного женского тела сводит меня с ума.
- Прости, если я покажусь тебе неделикатным, но что мешает тебе удовлетворить свою страсть? Среди посетительниц центра найдется по меньшей мере десяток женщин, которые с удовольствием избавит тебя от лишних запасов спермы.
- Наверное, я все еще слишком привязан к своей жене. Если не принимать во внимание девицу из массажного салона, то я не был с чужой женщиной вот уже лет пять. Я плохо представляю себе, как говорить с женщиной, как целовать ее…
- Ерунда, - перебил его Роберт. - Это ничем не отличается от умения плавать или ездить на велосипеде. Если не вспомнишь сам, вспомнит тело.
- Наверное, - неуверенно согласился Мартин.
Роберт посмотрел на него долгим взглядом. Его поразил контраст между мощным телосложением Мартина и его слабоволием. Роберту хотелось обнять Мартина, чтобы тот мог выплакаться на его груди, но Роберт понимал, что Мартин может неправильно истолковать жест приятеля, и потому решил продолжить словесную терапию:
- Расскажи мне о Джулии, - попросил он. - Не о ваших проблемах, и не о ее поступках, а о ней самой. О душе Джулии, о ее сердце, о ее мыслях…
- Я просто думал о том, трахается ли она сейчас с кем-нибудь, - сказал Мартин после долгой паузы.
- Я не об этом, - мягко поправил Роберт. - Ты любил Джулию, продолжаешь любить ее и теперь. Расскажи мне про это.
- Джулия была единственным человеком, который мог сделать меня несчастным, - начал свой рассказ Мартин. - Знаю, что звучит это дико, но я вовсе не жалуюсь. Я становился по-хорошему несчастным. Видишь ли, я ведь по натуре человек простой, без особых претензий. По мне - все, что нужно мужчине для счастья - это хорошая погода, холодное пиво и шаловливая девчонка в придачу. Однако я всегда подозревал, что самое главное как-то упускаю из вида. Понимаешь, я частенько напоминал себе человека, который не понял шутку и недоуменно озирается, пытаясь догадаться, над чем все хохочут. Я понятия не имел, с чего это все балдеют. В свое время я встречался с одной девушкой, и та назвала меня поверхностной личностью. Это очень больно укололо, хотя в душе я подозревал, что та девушка права. Короче говоря, я был обычным недалеким пареньком.