Разместились в гостинице. Маша кинулась звонить в свою газету, друзьям, назначать встречи. Не терпелось всех увидеть, но приходилось думать о спутнике - не бросишь же его одного в помпезном, самом дорогом номере самой дорогой, построенной недавно гостиницы с претензией на шик. Берг, со своим хохолком на макушке, кожаным кофром, щегольским спортивным рюкзаком, ноутбуком и дорогим чемоданом, а самое главное - паспортом и профессией, вызвал откровенное любопытство дородной дамы на ресепшн и двух веселых горничных. А раз так, то скоро весть о "журналисте из Германии" разлетится по всему отелю.
- Мария, какой план действий? - Свежий после душа, готовый к подвигам Берг предстал перед Машей ровно через полчаса.
- Сейчас - в редакцию, ребята помогут организовать встречи с нужными чиновниками, а там посмотрим!
- Необходимо вызвать такси?
- Да какое там такси, тут пешком пять минут, это же маленький город, - развеселилась Маша.
Берг посмотрел недоверчиво.
- Машка! - навстречу по длинному редакционному коридору неслась Лидочка Кравец, крупная, неуклюжая, с сияющими глазами. - Как же здорово, что ты наконец выбралась!
Лидочка выросла в рабочем поселке, была отличницей, комсомольской активисткой. Ее моральные устои сформировались раз и навсегда под влиянием родителей, правильных советских людей, и правильной советской литературы, воспитывавшей строителей коммунизма. Она верила в настоящую любовь до гроба, в то, что добро всегда побеждает зло, что хорошим людям надо помогать, а с плохими бороться до конца, что герои нашего времени ходят среди нас.
В журналистику она пришла с этими убеждениями и ничто и никто не смог ее поколебать. Когда Маша уезжала, Лидочка была завотделом молодежки, теперь стала ее редактором. На волне перестройки, когда все они начинали свою карьеру, молодежка процветала, тиражи росли, а Лидочка была главным борцом за правду и за "сирых и убогих", как иронизировал тогда бывший заместитель редактора, лощеный красавец Валера Миронов. Она без устали защищала и разоблачала, устраивала чужие судьбы и портила нервы начальникам всех мастей.
Когда перестройка кончилась, а вместе с ней кончился и обком комсомола, содержавший газету, и начался дикий капитализм, выяснилось, что теперь надо зарабатывать деньги и конкурировать с новыми газетами, которые стали плодиться, как бездомные котята в подвале. А для этого писать о том, что нравится новым бизнесменам-рекламодателям, которых газета прежде клеймила как прохиндеев и экономических преступников. Мужики из газеты подались кто куда, а верная Лидочка, как всегда, приняла огонь на себя. Бизнесвумен из нее не вышло, газета хирела, уступая конкурентам одну когда-то завоеванную высоту за другой. Но Лидочка никак не могла смириться с тем, что надо идти на поводу у богатеев, печатать "развлекаловку" типа светских сплетен, кроссвордов и гороскопов или откровенную "заказуху".
Верна себе осталась Лидочка и в личной жизни: ни одного поцелуя без любви, а любви так и не случилось. После смерти матери она осталась одна в большой квартире, в которой постоянно толклись то бездомные друзья и подруги, то приезжавшие из разных мест области бывшие герои ее очерков и расследований. С большинством из них у нее завязывалась самая настоящая дружба.
- Ты надолго? - Лидочка обняла Машу и только тут заметила за ее спиной Берга.
- Знакомься, Лидочка, это Андреас Берг из "Интернэшнл джиографик". Мы с ним едем на Курилы на пару недель, желательно морем, но побыстрее, нужна твоя помощь, - освободившись из объятий подруги, быстро проговорила Маша, чтобы сразу расставить все по местам.
- А как же… Ты и не побудешь нисколько? Ну не сегодня же вы поплывете? - искренне огорчилась Лидочка, уловив только слово "побыстрее".
- Нет, конечно, - засмеялась Маша, - но завтра было бы неплохо. Только надо определиться, как это лучше сделать, с кем для этого встретиться здесь, в Южном, и с кем контактировать там.
- А, ну это мы сейчас созвонимся с Нефедычем, Славку Нефедова помнишь? - сразу сообразила Лидочка. - Пойдемте ко мне, я сейчас чайку, позвоним в администрацию, пойдем-пойдем…
Через пару часов неутомимая Лидочка уже договорилась о встрече Маши и Берга с помощником губернатора Новикова, узнала расписание теплоходов на Курильск, дозвонилась до Нефедова, который работал в ее газете несколько лет, а теперь уже второй год был редактором курильской районки, напоила гостей чаем.
Маша наслаждалась Лидочкиной по-прежнему негасимой энергией. Та успевала звонить, в промежутках рассказывать о своих делах - это были главным образом дела ее друзей, знакомых и знакомых друзей, расспрашивать Машу о ее жизни, задавать вежливые вопросы Бергу, руководить работой по номеру - к ней то и дело забегали сотрудники, но не столько по делу, сколько из любопытства. Большинство из них Маше были уже незнакомы, но, судя по взглядам, ее знали: журналисты молодежки, сделавшие успешную карьеру в столице, были известны всем и вдохновляли молодежь на собственные подвиги.
Потом Маша и Берг отправились в администрацию - представиться руководству области. А вечером Лидочка пригласила, слегка конфузясь чужеземца, поужинать у нее дома, пообещав собрать "всех наших" - то есть тех, кто работал в прежнем составе молодежки и кто хотел непременно повидать приезжих.
Маша ходила по городу, радовалась встречам, но тем не менее ловила себя на том, что старые друзья казались меньше ростом, как-то съежились. Любимые улицы виделись узкими и пыльными, хотя по ним медленно катились огромные стада японских "праворуких" авто, отчего-то сплошь белых, - теперь привезти автомобиль с Хоккайдо оказалось гораздо дешевле, чем купить отечественную "копейку".
Разные укромные уголки, которые в дни ее юности еще хранили отчетливые признаки давнего японского присутствия - тонко подобранные по форме и цвету деревья и кустарники, вроде бы случайные, а на самом деле собранные рукой художника нагромождения серых валунов, - превратились в стандартные городские скверы с прямыми углами и обшарпанными скамейками. Только монументальный краеведческий музей, расположенный в бывшей резиденции японского генерал-губернатора Сахалина, и два каменных льва с азиатскими физиономиями у входа вызывали все тот же восторг, что и в детстве.
Столичная штучка, ехидничала над собой Маша, конечно, вам теперь тут масштаб не тот вам подавай московский гламур, вам тут провинция… Но с грустью понимала, что и правда провинция, и масштаб не тот, и останься она тут, так же смешно обсуждала бы в редакционных коридорах главную здешнюю новость - наглую "прихватизацию" какой-то местной гостиницы каким-то мелким чиновником из городской администрации…
Маша так и не почувствовала себя дома, пока утром следующего дня газетный фотограф Мишка Стулов не отвез ее и Берга на своей раздолбанной "Ниве" на тихоокеанское побережье, в Лесное. "А то совсем все забыла, наверное", - ворчал еще больше растолстевший Мишка, вместе с которым когда-то Маша отработала десятки командировок.
Только здесь, сев на серый мелкий песок и увидев мерно дышащую огромную гладь, Маша поняла, как ей на самом деле не хватало этого огромного океанского простора и серого неба над ним. И запаха гниющей ламинарии на берегу. И скрипучих воплей чаек, с маху падающих в воду. Слезы навернулись Маше на глаза, Берг деликатно отошел подальше, беспрестанно щелкая фотокамерой. Мишка, пыхтя и отдуваясь, собрал костерок, достал промасленные свертки с закуской, продавленную армейскую фляжку…
- Неужели все та же? - кивнула Маша на знаменитую походную подругу Стулова.
- А чего ей сделается? - удивился Мишка. И предложил выпить за знакомство, налив в металлические стаканчики своей фирменной "стуловки" - водки, настоянной на местной пронзительно кислой ягоде, которую официально называли красникой, а в обиходе - за ни с чем не сравнимый запах - просто "клоповкой".
Берг спешил записать впечатления дня. "Здесь люди не похожи на тех, с которыми я знакомился в Москве. Они чем-то неуловимо отличаются - возможно, большей открытостью, они как будто не делают различия между мной, иностранцем, и собой. Они приветливее и гостеприимнее. Лидия сразу же пригласила меня в дом, хотя мы познакомились с ней полчаса назад. Они с интересом расспрашивают о жизни в Европе - москвичи часто бывают за границей, и у них теперь особого любопытства мы не вызываем.
Здесь иначе выглядит и Мария - она как-то расслабилась, ушла настороженность. Она, оказывается, сентиментальна - когда мы приехали на побережье океана, я заметил на ее глазах слезы…"
Берг прервался, подошел к окну: по главной улице, переваливаясь на выбоинах, двигались потоки японских авто.
"Скоро я доберусь до цели своего дальнего путешествия. - Нетерпение захлестывало его. - Я уверен в успехе, я просто не могу не найти то, что ищу. И если для этого понадобилось бы обогнуть земной шар еще сто раз, я сделал бы это. Что бы там ни говорила Барбара, я доведу начатое до конца…"
Он вернулся к ноутбуку, закрыл файл, посчитал временную разницу с Франкфуртом: там еще только шесть утра, звонить Константину рано. "Ну ничего, позвоню с теплохода", - решил он.
Поздно вечером Маша и Берг погрузились на теплоход "Игорь Фархутдинов" в порту Корсаков. Как растолковала Маша, он был назван в честь бывшего губернатора области, нелепо погибшего в авиакатастрофе за год до этого как раз на Курилах. Пилот вертолета не распознал вовремя скрытую туманом сопку - и целая группа областных чиновников погибла, когда вертолет ударился о склон…
- Надеюсь, мы с вами не будем там летать на вертолете? - полушутя-полусерьезно спросила она.
Берг промолчал - он еще не знал, каким транспортом придется добираться до его цели.