Я сказала. Он поджал губы.
Смайт через ай?
Впечатляет.
О, знаете ли, нас в Бруклине тоже учат правильно произносить слова. Смайт…
Он как будто пробовал мое имя на вкус, повторяя его с нарочитым английским акцентом.
Смайт… Готов спорить, что когда-то, давным-давно, это было старое доброе Смит. Но потом один из ваших напыщенных новоанглийских предков решил, что Смит - это слишком просто, и переделал его в Смайт…
Откуда вы знаете, что я родом из Новой Англии?
Вы, должно быть, шутите. Если бы я был по натуре игроком, я бы поставил десятку на то, что ваше имя Сара пишется с одной "р".
И выиграли бы.
Я же говорил вам, что я крепкий орешек. Сара. Очень мило… если кому по душе новоанглийские пуритане.
Я расслышала голос Эрика у себя за спиной:
Ты хочешь сказать, вроде меня?
А ты кто такой, черт возьми? - спросил Джек, слегка раздраженный тем, что кто-то посмел прервать наш остроумный диалог.
Я ее пуританский брат, - сказал Эрик, обнимая меня за плечи. - Лучше скажи, кто ты такой?
Я - Улисс С. Грант.
Очень смешно, - сказал Эрик.
Это так важно, кто я?
Просто не помню, чтобы приглашал тебя на эту вечеринку, вот и все, - разулыбался Эрик.
Так это твой дом? - добродушно произнес Джек, ничуть не смутившись.
Браво, доктор Ватсон, - сказал Эрик. - Может, еще расскажешь, как ты здесь оказался?
Парень, с которым я познакомился в армейском клубе "USOI" на Таймс-сквер, сказал, что у него есть друг и друг этого друга знает о гулянке на Салливан-стрит. Но послушай, я никому не хочу доставлять неудобств, поэтому ухожу сию минуту, если не возражаете.
Зачем вам уходить? - произнесла я так поспешно, что Эрик наградил меня вопросительной и ехидной улыбкой.
Действительно, - сказал Эрик, - зачем тебе уходить, если кое-кто явно хочет, чтобы ты остался.
Ты точно не возражаешь?
Друзья Сары…
Приятно слышать.
Где ты служил?
В Германии. И если быть точным, то я не служил. Я был репортером.
"Старз энд Страйпс"? - спросил Эрик, имея в виду официальную газету американской армии.
И как это ты догадался? - с наигранным изумлением произнес Джек Малоун.
Думаю, помогла твоя форма. Где базировался?
Какое-то время в Англии. Попом, после капитуляции немцев, был в Мюнхене. Ну или в том, что от него осталось.
А на Восточном фронте удалось побывать?
Я пишу для "Старз энд Страйпс"… а не для "Дейли уоркер".
Должен тебе заметить, что я вот уже десять лет читаю "Дейли уоркер", - важно произнес Эрик.
Поздравляю, - сказал Джек. - Я тоже раньше увлекался комиксами.
Не вижу связи, - сказал Эрик.
Все мы родом из детства.
"Дейли уоркер" в твоем представлении - это чтиво для малолеток?
Причем плохо написанное… собственно, как большинство пропагандистских листовок. Я хочу сказать, что, если уж тебе хочется писать иеремиады о классовой борьбе, по крайней мере, делай это профессионально.
Иеремиады, - съязвил Эрик. - Надо же. Мы знаем красивые слова?
Эрик… - Я сурово посмотрела на брата.
Я что-то не так сказал? - слегка заплетающимся языком произнес он. Вот тогда я поняла, что он попросту пьян.
Да нет, - ответил Джек. - С классовой точки зрения все верно. В самом деле, как еще разговаривать с полуграмотным бруклинским ирландцем…
Я этого не говорил, - сказал Эрик.
Нет, просто имел в виду. Впрочем, я уже привык к тому, что всякие парвеню смеются над моим топорным выговором…
Нас вряд ли можно назвать парвеню, - возмутился Эрик.
Но мой французский тебя впечатлил, n'est-ce pas?
Над акцентом неплохо было бы поработать.
А тебе над чувством юмора. Кстати, представляя низшую прослойку интеллектуалов, тех, что из Бруклина, замечу, что нахожу забавным, когда самые великие снобы мира насвистывают "Интернационал". А может, ты и "Правду" читаешь в оригинале на русском, товарищ?
Готов поспорить, что ты один из самых преданных поклонников отца Кофлина.
Эрик, ради всего святого, - вмешалась я, ужаснувшись тому, что он позволил себе столь провокационную реплику. Отец Чарльз Эдуард Кофлин был печально известен как глашатай правых сил, предтеча Маккарти. В своих еженедельных радиопроповедях он выступал с яростной критикой коммунистов, иностранцев и всех, кто не прогибался и не целовал национальный флаг. Его ненавидел каждый, в ком была хоть капля ума и совести. Но я с облегчением заметила, что Джек Малоун не схватил наживку.
По-прежнему невозмутимо он произнес:
Считай, что тебе повезло, потому что я готов зачесть это в качестве шутки.
Я толкнула брата локтем.
Извинись, - сказала я.
Поколебавшись, Эрик заговорил:
Я неудачно выразился. Прошу прощения. Лицо Джека тут же расплылось в доброй улыбке.
Значит, остаемся друзьями? - спросил он.
Э-э… конечно.
Что ж, тогда… с Днем благодарения.
Эрик нехотя пожал протянутую руку Джека:
Да. С Днем благодарения.
И извини, что явился незваным гостем, - сказал Джек.
Не стоит. Будь как дома.
С этими словами Эрик поспешил удалиться. Джек повернулся ко мне.
А что, мне даже понравилось, - сказал он
В самом деле? - удивилась я.
Точно. Я хочу сказать, армия не блещет эрудитами. И узв очень давно меня не оскорбляли так грамотно.
Я искренне прошу у вас прощения. Его иногда заносит.
Как я уже сказал, это было забавно. И теперь я знаю, откуда у вас левый крен. Очевидно, это семейное.
Никогда об этом не задумывалась.
Вы просто скромничаете. Как бы то ни было, Сара с одной "р"… Смайт… мне действительно пора откланяться, поскольку завтра ровно в девять ноль-ноль мне заступать на дежурство.
Тогда пошли, - сказала я.
Но я думал…
Что?
Не знаю. После того шоу, что мы устроили с вашим братом, я подумал, вы уже не захотите идти со мной.
Вы ошиблись. Если только вы не передумали…
Нет, нет… уходим отсюда.
Он взял меня под локоть, увлекая к двери. У порога я обернулась и встретилась глазами с Эриком.
Уже уходишь? - выкрикнул он из толпы, явно недовольный тем, что меня уводит Джек.
Завтра на ланче "У Люхова"? - прокричала я в ответ.
Если ты туда доберешься, - сказал он.
Поверь мне, она там будет, - бросил Джек, закрывая за нами дверь. Когда мы спустились вниз, он притянул меня к себе и страстно поцеловал. Поцелуй длился долго. А потом я сказала:
Ты не спросил моего разрешения.
Ты права. Не спросил. Можно поцеловать тебя, Сара с одной "р"?
Если только ты перестанешь добавлять к моему имени эту дурацкую присказку.
Идет.
На этот раз поцелуй длился целую вечность. Когда я наконец оторвалась от него, то едва могла устоять на ногах - так кружилась голова. Джек тоже казался пьяным. Он обхватил мое лицо ладонями.
Ну, здравствуй, - сказал он.
Да, здравствуй.
Знаешь, я должен быть на Верфях…
Ты говорил. Ровно в девять. А сейчас сколько? Еще нет и часа.
Вычитаем время на дорогу до Бруклина, и у нас остается…
Семь часов.
Да, всего лишь семь часов.
Достаточно, - сказала я и снова поцеловала его. - А сейчас купи мне что-нибудь выпить.
3
Мы оказались в "Львиной голове" на Шеридан-сквер. Накануне Дня благодарения народу в кафе было немного, и мы смогли уединиться за тихим столиком. Я быстро выпила два "Манхэттена" и позволила уговорить себя на третий. Джек предпочел "ерш": чистый бурбон с пивом вдогонку. В "Львиной голове" всегда царил полумрак. На столиках горели свечи. Пламя нашей свечи прыгало взад-вперед, напоминая светящийся метроном. В отсветах пламени вспыхивало лицо Джека. Я не могла оторвать от него глаз. С каждой секундой он казался мне все красивее. Возможно, потому, что он и впрямь был чертовски хорош, в чем я уже успела убедиться. Великолепный рассказчик. И что самое ценное, внимательный слушатель. Мужчины становятся намного привлекательнее, когда они просто слушают.
Он сумел меня разговорить. Казалось, ему хотелось знать обо мне все - о моих родителях, о детстве, школьных днях в Хартфорде, учебе в Брин-Море, работе в "Лайф", о рухнувших писательских амбициях, о моем брате Эрике.
Неужели он и вправду десять лет читает "Дейли уоркер"?!
Боюсь, что да.
Он из "попутчиков"?
Пару лет он состоял в компартии. Но в ту пору он писал пьесы для федерального театрального проекта и протестовал против всего, что пытались воспитать в нем родители. И хотя я никогда не говорила ему об этом, я действительно думаю, что своим членством в партии он просто отдавал дань моде. Красный был цветом годаи. стилем жизни всех его друзей… но, слава богу, он перерос этот период.
Значит, он больше не состоит в партии?
С сорок первого года.
Уже кое-что. Но он по-прежнему симпатизирует "дяде Джо"?
Теряя веру, человек не обязательно становится убежденным атеистом, не так ли?
Он улыбнулся:
А ты действительно писатель.
Автор одной умной мысли? Не думаю.
А я знаю.