А та, что работает директором аэропорта, - ответила она. Я тут же повернулся к окну, чтобы увидеть эту женщину, но лица ее разглядеть не успел. Женщину эту я не знал и ни разу не видел - вот только сейчас, да и то со спины. Бывшая бакинка, она согласилась на предложение Оргкомитета и стала работать директором областного аэропорта, взамен прежнего, уволенного за саботаж рекомендаций и распоряжений республиканского Управления гражданской авиации и в своей работе руководствовавшегося приказами из Еревана. Скажу еще раз: женщину ту я не знал, но о ней, о ее мужестве было много разговоров и я подумал о том, как бы с ней познакомиться. А дней через десять едва ли не на весь город прогремел взрыв, убивший эту женщину. Тяжело был ранен ее сын, чуть легче муж. Я был у ее дома, стена которого была снесена взрывом, смотрел на эти развалины и думал: где вы, демократы, где Старовойтова, где Елена Боннер, где гнев праведников; или все пыль, все прах, все ложь, коль так вот легко можно творить черные дела. Тотальный, всеохватывающий прессинг страха сковал здесь сердца людей, какие-то темные личности творили свой самосуд, и я с такой благодарностью смотрел на людей в военной форме, пусть еще не совсем, пусть наполовину, но все же осязаемо и зримо развеявших мрак и изгнавших в равной мере и террористов, и уголовников в расщелины гор и в отдаленные села. Да, они и там принялись за свое ремесло, наводя ужас на крестьян и время от времени делая набеги на города области. Но это было уже не то, хотя взрывов, автоматных очередей и прочих деяний террористов хватало. Особенно часто доставалось мосту, через который проходила дорога на Шушу. Помню, как сидя на работе, мы все вздрогнули от взрыва, хотя произошел он на том самом мосту, и значит, на противоположной окраине города, даже уже вне его. Потом, дня через два, я был на этом мосту - его тогда восстанавливали солдаты. "Это какой же мощи был заряд, - подумал я, - если мост оказался развороченным на такую длину. Лиц, творивших эти злодеяния, по сути, уголовников, иные называли защитниками Арцаха, партизанами или их аналогом - фидаинами. Слово это фарсидского происхождения, а газеты и журналы Армении и, не отстающая от них, газета "Советский Карабах", туманили сознание обывателя, обволакивая образы фидаинов из канувших в лету страниц истории Армении в романтический флер легенд и сказаний. Чуть ли не еженедельно в них печатались статьи то об одном, то о другом подобном герое, рекомендуя их юношеству как образы для подражания, прекрасно сознавая, что проповедуют-то терроризм. Я смею это утверждать, потому что в тех статьях, которые я прочел, фидаины тем то и прославились, что кого-то, где-то и как-то пристрелили. Не хочу вдаваться в подробности деяний фидаинов прошлого, в мотивы, кои ми они руководствовались, но ведь каковыми бы ни были эти мотивы. можно ли сегодня призывать к террору - групповому или индивидуальному - все равно. Ведь это самосуд, осужденный нынче во всех цивилизованных странах, - в странах, где и степень вины, и меру наказания должен определять суд. А если этого нет, то нечего го верить и о правовом государстве, и о цивилизации, хотя это послед нее слово, пожалуй, не сходило с уст Балаяна и ему подобных свидетельствуя лишь о степени их цинизма. Вообще надо сказать, что читая здешнюю прессу, а это, в основном, газеты и журналы Армении, слушая радио по городской сети, целый день транслирующие передачи из той же республики, сразу же замечаешь, что исторической проблематике в них уделяется огромное внимание. Слов нет, история - вещь увлекательная, и я тоже отдал этому увлечению не малую дань, но моей исторической страстью страстью был эллинизированный, греко-римский мир, и поскольку сфера его интересов в пору расцвета Рима и походов Александра Македонского охватывала огромную территорию от Британии до Афганистана и западных окраин Индии, а значит включала и Средний Восток, то кое-какие подробности из истории Армении времен античности я знал. В этой связи вспоминаю такой вот случай. Как-то часа в в семь вечера я зашел в один из баров, заказав себе два пирожных и сок. Рядом, сдвинув и приставив друг к другу столы, сидели восемь молодых ребят лет шестнадцати - восемнадцати. Одна деталь: на стене прямо над головами ребят висела карта размерами сантиметров тридцать на тридцать. Она была обозначена так: Армения времен царствования Тиграна Великого.
Далее события развивались следующим образом. Минут через десять после моего прихода в бар вошел один тщедушный старичок лет под восемьдесят, который, заказал себе чай и булочку, сел за стол напротив ребят. Но сидел этот старик молча трех минут, да и эти минуты не столько о чем-то думал, что было бы естественно для его лет, сколько все смотрел пристально на ребят. И вдруг этот самый старик встает со своего места и, приняв петушиную позу, подходит к ребятам.
- Чем заняты ваши мозги? - строго обратился он к ним. - Над вами висит карта, а вы ни разу и не взглянули на нее.
- Да видели мы ее, не в первой раз здесь, - ответил один из ребят.
- Ничего вы не видели, - продолжал старичок, - смотрите, какой могучей была ваша родина. Вот о чем вам надо думать. Тигран Великий... И старик начал читать им лекцию о Тигране Втором, о его походах и что-то еще в этом роде. Ребята слушали его рассеянно, но старик, право же, воодушевлялся сам, рассказывая об этом кратком периоде взлета древнеармянского царства. Заметив, что я посматриваю в его сторону, он неожиданно обратился ко мне:
- Объясните же и вы им, чем должны быть заняты их мозги. Или я что-то неправильно говорил?
Я прекрасно отдавал себе отчет, каким ядом национальной гордыни старик отравить сознание этих ребят, ибо сам уже был безнадежно отравлен им. А что касается его лекции, то я, конечно, знал, что Тигран Второй действительно был самым удачливым правителем Армении той далекой поры, и так любой завоеватель отхватывал земли, где мог. Но что из того? Разве нынче времена все тех же войн и захватов, времена рабовладения и дикости. Но всего этого старику я не стал говорить, а ответил так:
- Правильно-то, правильно, да только в истории Армении это ведь был всего лишь краткий эпизод. Не более.
- Как эпизод? Как эпизод? - взорвался старик, перейдя на ты. - Да ты знаешь, что говоришь. А разве при царе...
И он начал называть мне имена правителей Армении времен то ли дотиграновых, то ли после. Я уж думал, а не прихватит ли его инфаркт, и решил сказать ему нечто примирительное.
- Что делать? - по-философски прервал я его. - В истории всякое бывало. Ведь куда велик был Рим, а и то исчез с лица Земли. Мы даже не знаем, как звучала латинская речь.
Однако моей примирительной нотки старик не уловил и завелся пуще прежнего:
- Что Рим? Что Рим? Да Тигран Великий и Рим посылал куда надо. Но тут уж не сдержался я, обидевшись за Рим.
- Послушайте, - прервал я его, - а вы знаете, что именно в ту пору в ходу была пословица, что когда в Риме сквозняк, все окрестные цари чихают. Вот как они побаивались Рима. На тысячи километров простужались от римских сквозняков.
Старик умолк, нахмурив брови, подошел к моему столу, упер об него руки, и, глядя на меня сверху вниз, грозно спросил: - Ты кто такой, а? Откуда взялся?
Я молчал. Минуту молчал и он. Затем резко повернулся и, забыв о своей шляпе, что лежала на его столе, ушел, широко расставив ноги, и столь быстро, сколь позволяли ему годы.
- Ты бы лучше ушел, да поскорее, - сказал мне сидящий за соседним столом мужчина.
Я так и сделал. Был уже девятый час, темень, и я, отойдя от бара метров на двадцать, вошел в подъезд одного дома, решив понаблюдать, что будет дальше. Долго ждать мне не пришлось. Минут через пять я увидел все тем же быстрым шагом возвращавшегося старика, ведущего за собой двух налегке одетых молодых мужчин. Они зашли в бар, потом вышли из него, осмотрелись окрест, и те двое, разведя руками, ушли восвояси, а старик уже один вернулся в бар. Такая вот смесь духовного одурманивания людей, подкрепляемая, при необходимости, аргументами, так сказать, физической природы.
Вообще надо сказать, что имя Тиграна Второго эксплуатировалось вовсю. Одна из газет из номера в номер печатала статьи о его деяниях. О нем пелись песни, записанные на магнитофонные ленты, а летучие отряды фидаинов, делавшие периодические набеги на земли Азербайджана, именовали себя то отрядами Тиграна Великого, то воинами Тиграна Великого. Почему столь часто вспоминали имя именно этого царя, - понятно, ибо таких масштабов армянское царство уже никогда не достигало. Вот и призывали следовать примеру тигранова войска. Слушая все это, я поневоле вспоминал иные времена, иные примеры. Ведь точно также во времена Муссолини итальянским чернорубашечникам внушалось, что это они - наследники воинской доблести легионеров Цезаря и Помпея, а в Германии тех же лет Фюрер внушал молодым бюргерам, этим "белокурым бестиям", что "меч Зигфрида" заждался их, и что к походу их зовет "дух Фридриха Барбароссы". Вот так, всюду и везде, взывается к духу далеких и удачливых предков, когда зовет походная труба. Да только забывают, что походным этим маршам часто последуют похоронные.
Помню, как однажды сидя в городском парке, я наблюдал, как один пожилой мужчина читал вслух себе и сидящему рядом приятелю какую-то брошюрку о Тигране Втором и его походах, и от того, с каким пылом он все это комментировал, во мне тоже заговорил пыл, да только поэтический, и я написал тогда вот такие строки:
Что ты кичишься далекими предками.
Кто тебе в голову вбил эту чушь.
Годы величья! За этими ль редкими
Ты и лопатишь истории глушь.Лучше-ка вспомни кровавые ссоры,
Все ведь уж было: изгнания, смерть.
Разве ушедших потухшие взоры
Не говорят тебе: хватит, не сметь!