– Ну, например, Арденны…
Заканчивая чтение речи, профессор озвучил ее заключительные слова, словно специально предназначенные для жены:
_«Будучи_сам_готов_в_любой_момент_отдать_свою_жизнь_–_а_ее_может_взять_кто_угодно_–
_за_мой_народ_и_за_Германию,_я_требую_того_же_и_от_любого_другого._Ну,_а_тот,_кто_думает,_будто_ему_прямо_или_косвенно_удастся_воспротивить
ся_этому_национальному_долгу,_должен_пасть._Нам_не_по_пути_с_предателями._Тем_самым_все_мы_выражаем_приверженность_нашему_старому_принципу:
_не_имеет_никакого_значения,_выживем_ли_мы_сами,_необходимо,_чтобы_жил_наш_народ,_чтобы_жила_Германия!»_
Элеонора только вздохнула и покачала головой.
А еще через несколько дней Мюнхен содрогнулся от взрыва. Сам взрыв, впрочем, мало кто услышал тогда о нем узнали только на следующий день,
девятого ноября. И для многих это стало потрясением. Ведь произошел он не где-нибудь, а в подвале «Бюргербройкеллер» – самой знаменитой
пивной во всем мире.
Восьмого числа, как обычно накануне ноябрьского партийного праздника, Гитлер выступил там с речью перед «старыми бойцами». Как сам он
рассказывал позже, некий внутренний голос призвал его немедленно вернуться в Берлин, хотя у него не было там срочных дел. Поэтому, и
учитывая военное положение, он начал свое выступление на час раньше, да еще и сократил его на полчаса. Когда он был уже на вокзале, в
пивной взорвалась бомба с часовым механизмом. Погибло восемь «бойцов» и официантка, шестьдесят человек были ранены.
– Боже, что стало бы с нами, если бы этому сумасшедшему удалось убить нашего Адольфа, – причитал в университете Август Бенезер, и его страх
тогда искренне разделяли многие.
«Сумасшедшим» оказался некий столяр, в одиночку облапошивший полицию, гестапо, СД и личную охрану фюрера из Лейбштандарта. Еженощно в
течение месяца он тайком ковырял колонну в главном зале пивной, возле которой к ноябрю устанавливали трибуну для Гитлера. Он лично
сконструировал бомбу, и она взорвалась точно в срок в самой середине планируемой речи. От неминуемой смерти фюрера спасло только его
собственное предчувствие.
– Его и всех нас спасла Дева Мария, – сказала в один из тех дней Эрна, вернувшись из клиники.
Вангеры никогда не были набожными и, за редким исключением, даже не посещали церковь. Правда, когда в школах Германии началась настоящая
битва родителей с директорами, навязывающими занятия по идеологии взамен традиционных религиозных, Элеонора Вангер отстояла право своей
дочери продолжить посещение последних. На какие только ухищрения не шли в те два предвоенных года директора и партийные администрации
города и районов, чтобы принудить родителей отказаться от предконфирмационных занятий с их детьми в младших классах и последующего
христианского воспитания в старших. Детей в наказание заставляли писать труднейшие диктанты, в которых вместо допустимых трех ошибок они
делали от семи до сорока трех. Им угрожали чтением Библии до посинения, стремясь таким образом внушить отвращение к Священной истории. Их
родителей вызывали на бесконечные родительские собрания, угрожали неприятностями на работе. Иногда собирали одних лишь отцов, как более
покладистых, и те ставили свои подписи в необходимых заявлениях. Но на следующий день пришедшие в школу матери требовали отзыва этих
подписей, устраивая бурные сцены протеста, когда приходилось прибегать даже к помощи полиции. Иногда школьное руководство рассылало
родителям письма следующего содержания: «Вашего ребенка планируется послать в оздоровительный лагерь (разумеется, в прекрасное место).