- Да… Так вот, я столько лет ждал, когда же мои отец и мать опомнятся и попросят прощения за то, что были недостаточно нежны со мной… Вот моя позиция: я прав, а вы не правы! Я хороший, а вы плохие! Я люблю вас, но не покажу это первым!.. А вы, Лера, посоветовали мне сломить гордыню.
- Я и не подозревала, что посоветовала вам именно это…
- Именно это! Похоже - извините за каламбур, - развязывается гордиев узел… Лера, и это все - только благодаря вам! - Он взял ее за плечи, но тут же отпустил.
- Не преувеличивайте моей роли, во-первых, а во-вторых - это только начало. Самое трудное - впереди. И помоги вам Бог… - Ей хотелось погладить его по щеке, по волосам… Но рука никак не поднималась.
- Вы правы… Знаете, сегодня утром я положил почин новой традиции - поздравьте меня, - сказал Гарри. - Я поцеловал мать, когда желал ей доброго утра. И отца тоже. Они пока не ответили мне тем же…
- Поздравляю. И… мне нравится ваш оптимизм.
- Я его чем-то выказал?..
- Вы сказали "пока".
- И вправду! - засмеялся Гарри. - А еще… Мне так хотелось и вам таким же образом пожелать доброго утра.
Лера смутилась и ничего не сказала.
- Но завтра… в ваш день рождения… вы разрешите мне? - Он тут же перебил сам себя: - Вы сейчас спросите, что мне мешает рискнуть?..
- Да… вам и сегодня ничего не мешало.
- Болван! - засмеялся Гарри.
А Лера подумала: "Вам и сейчас ничего не мешает… Кроме… Кроме того, что мешает и мне…"
* * *
Полная яркая луна беззастенчиво смотрела в окно.
Проворочавшись без сна, Лера решила принять ванну - иногда это помогало.
Она спустилась вниз - наверху был только туалет с душевой кабиной, - открыла воду, скинула махровый халат и подошла к большому зеркалу.
За десять дней тело покрылось ровным темным загаром - у Леры и солнца с детства обоюдная симпатия.
Красивые ноги, стройная фигура - чем не Екатерина Максимова? Только животик чуть покруглей, и выше не так плоско - небольшая упругая грудь, не нуждающаяся в бюстгальтерах. Грудь, не познавшая сладостной тяжести молока…
Лера любила смотреть, как мама кормит сестричку. Та кряхтела, и чмокала, и даже мурлыкала, а мама порой закусывала губу и стонала от слишком рано прорезавшихся Катькиных зубов - не иначе результат внутриутробного увлечения рыбным деликатесом…
Молока было больше, чем требовалось даже такому ненасытному ребенку, как Катька, и Лера помогала маме сцеживать лишнее, массировать уплотнения и делать компрессы. Сколько раз она плакала вместе с ней от боли - от ее боли, как от своей…
Все это вызывало в Лере благоговейный трепет перед подвигом материнства.
И вот - ни мамы, ни Катьки… Завтра ей - сорок семь. А она - пустыня, не произрастившая ни одного ростка, не утолившая ничьей жажды. И уже никогда - никогда! - не прильнет к ее соску чей-то крошечный ротик. Не коснутся этой незагоревшей кожи губы мужчины… Мужчины, спящего сейчас в двадцати шагах от нее за стенкой… Мужчины, отвернувшегося от женщин - навсегда и ото всех, - однажды обжегшись на отношениях с одной из них… Единственного в ее жизни мужчины, который довел ее до таких мыслей…
Лера сидела в воде, обхватив колени, и плакала. Она едва сдерживалась, чтобы не зарыдать в голос. Где то умиротворение, которое владело ею еще сегодня? Где смирение, терпение, вера?..
Кое-как успокоившись, она списала эту истерику на полнолуние, вышла из ванной и увидела, что дверь на задний двор открыта, и крыльцо залито лунным неоном.
Она подошла к двери. На ограде крыльца сидел Гарри. Он заметил Леру и спрыгнул.
- С легким паром. Идите сюда - смотрите, какая луна!
- Это она не дает вам спать или я слишком громко плескалась? - Лера прислонилась к перилам напротив Гарри, в тени, чтобы он не увидел ее зареванного лица.
- Можно свалить и на луну… - Он усмехнулся. - Но спать не даете мне вы… Даже когда не плещетесь.
Гарри стоял в полосе лунного света, и Лера вдруг вспомнила больницу скорой помощи, коридор, по которому он шел, еще ничего не зная. Как тогда, его волосы казались сейчас белыми, а лицо - маской. У нее внутри все сжалось от тоски и нежности, от этих его слов…
И опять что-то помешало ей протянуть руку, коснуться волос, щеки… Не что-то, нет - теперь она знала название этому монстру, но одолеть его пока не могла.
В гостиной раздался бой часов. Лера принялась считать, чтобы отвлечься и отогнать очередную порцию подступающих к горлу слез.
С последним ударом оба произнесли "двенадцать" и улыбнулись.
Гарри сказал:
- Ну вот, вас уже можно поздравить с днем рождения. Правда?
Он подошел к Лере, взял за плечи и поцеловал в губы - просто прижался своими к ее губам.
- Вы что, плакали? - Он взял ее лицо в ладони и повернул к свету.
- Немножко… - Лера решила не врать.
- Что-то случилось?..
Она усмехнулась:
- Случилась жизнь…
Он ничего не сказал, прижал ее к себе и погладил по волосам.
- Нас могут увидеть - сюда выходят окна ваших…
- Мы же не школьники, - перебил Гарри и поцеловал ее, как целует мужчина, который любит и желает любви.
* * *
Проснувшись утром, Лера сразу вспомнила пошедшую ночь. Как она сперва боролась с бессонницей, а потом гнала от себя сон, который так и норовил разлучить ее с блаженным ощущением недолгого, но такого откровенного поцелуя.
В зеркале она увидела свое слегка поглупевшее отражение с темными кругами под глазами. Конечно, это не ускользнет от внимания родителей. Если они к тому же видели их с Гарри целующимися на крыльце… Лера спохватилась - мы же и вправду не школьники!
Но ей все равно было неловко - возможно, оттого, что они уже и не в том возрасте, чтобы целоваться под луной.
Ерунда! - целоваться можно в любом возрасте, подумала Лера, и у нее снова поплыло в голове.
Только с помощью холодного душа ей удалось прийти в чувство.
Стол был накрыт к завтраку. Посередине стоял букет белых роз.
Гарри встал, подошел к Лере, поцеловал ее в щеку и сказал: поздравляю с днем рождения! А Лера уловила легкую дрожь руки, коснувшейся ее плеча.
Потом подошла мать. Лера крепко прижала ее к себе и поцеловала. Она почувствовала, как та обмякла в ее объятиях, и это едва не заставило Леру расплакаться.
Отец протянул Лере руку, но она обняла и его.
Время после завтрака они провели как обычно. Лера была благодарна Гарри за то, что он ничем не намекнул на вчерашнее и не лишил ее душу и этот чудный день - на редкость совершенно безоблачный и безветренный - хрупкого покоя.
В ней даже шевельнулась мысль: а вдруг то был ничего не значащий мимолетный порыв, вызванный лунным светом и Лериным днем рождения? У этой мысли - словно у хрустального осколка - были очень острые края…
Вечером все собрались в гостиной - нарядные и возбужденные. Последнее относилось даже к родителям Гарри: тетя Констанция без конца поправляла воротничок своей блузки, а дядя Миндаугас покашливал и, не зная, куда пристроить руки, потирал их одну о другую.
Гарри стоял позади матери, держа ее за плечи и глядя на Леру своими ясными зелеными глазами, которые светились радостью.
На столе рядом с бутылкой шампанского и бокалами, под букетом роз, лежали свертки.
В руках у Леры тоже были подарки - перед отъездом в Палангу она расспросила Гарри о пристрастиях его родителей, чтобы сделать покупки с толком.
Все молчали и растерянно улыбались друг другу. Лера не выдержала первой:
- Подозреваю, что вы хотите меня поздравить…
Гарри засмеялся, привлек к себе мать с отцом и сказал:
- Поздравляем!
Дядя Миндаугас открыл и разлил шампанское. Все чокнулись, отпили, и Лере велели распечатывать свертки.
Лера начала с большого плоского. В нем была акварель в рамке под стеклом: это был тот самый дом, в котором они жили, нарисованный отцом осенью. Плющ, покрывающий глухую торцовую стену, был похож на разноцветный бордово-рыже-зеленый ковер, а выглядывающий из-за дома высокий каштан уже пожелтел. На маленькой открыточке, заложенной за рамку, было написано: "С Днем Рождения! Д. Миндаугас".
Лера расцеловала отца и вручила ему роскошный набор колонковых кисточек и коробку лучших ленинградских акварельных красок. Тот едва не прослезился и долго не мог ничего ответить.
От тети Констанции Лера получила вышитую наволочку с такой же маленькой открыточкой, а ей подарила красочную немецкую книгу по вышиванию и красивую вязаную шаль, купленную в художественном салоне.
Лера накинула шаль матери на плечи, и строгая учительница преобразилась в добрую фею - хранительницу домашнего очага. Казалось, что в комнате - просторной, стерильно чистой, без единой лишней вещи - вдруг стало уютней от этой пушистой, с длинными кистями шали цвета переспелой вишни.
От Гарри было ожерелье из огромных бусин молочно-желтого янтаря и такой же гребень для волос. На открытке он написал: "Ничто не сможет сделать вас более красивой, чем сделала природа. Осчастливьте эти побрякушки своим вниманием, Мой Добрый Ангел!"
То ли пригубленное шампанское сделало свое дело, то ли к этому давно шло… Гарри слишком крепко обнял Леру, когда она подошла, чтобы поблагодарить за подарок, и слишком долго не отпускал ее.
Оба были одинаково смущены, поймав на себе взгляды родителей - удивленные и умиленные одновременно.
Гарри сказал:
- Не могу удержаться, чтобы лишний раз не обнять моего замечательного дру… эту замечательную женщину… пока есть повод…
Лера сказала:
- А что, если обниматься без повода?