* * *
Несколько ночей перед отлетом Кирилл засиживался за работой далеко за полночь - подготовка к конференции, объяснял он. Мне было непривычно засыпать одной, а еще, думала я, четырнадцать дней придется одной и просыпаться. Как я привыкла… приросла к моему любимому…
Любимый, ложась под утро в постель, был нежен и страстен. Мы соединялись в одно целое, едва коснувшись друг друга - так капли ртути сливаются, оказавшись рядом. Мы словно покрывались одной кожей. Я думала, что это предстоящая разлука на него так действует…
И вот это абстрактное до некоторых пор событие приблизилось вплотную и стало осязаемым. Утром в день отлета мы нервничали оба, но в поведении Кирилла было смятение, граничащее с отчаянием. Он вдруг бросал все, подходил ко мне, брал за плечи и спрашивал:
- Ты любишь меня? ты правда любишь меня? и ничто-ничто не заставит тебя уйти?
- Мы уже семь месяцев вместе, - говорила я, - а ты все еще не понял, что я не уйду, пока ты меня не прогонишь.
- А вдруг я сделаю это… невольно… сам того не желая?
- Обещаю, - сказала я, - что, даже если ты спустишь меня с лестницы, я приползу назад и попытаюсь выяснить, что же ты имел в виду.
Мы засмеялись, но из этого едва не получились слезы. Чтобы как-то покончить с нервячкой, я - была не была! - спросила:
- Скажи, ты всегда так расставался с…
- Нет. Никогда, - отрезал он таким тоном, что я не посмела засомневаться.
В аэропорт я поехала, несмотря на сопротивление Кирилла. Мы едва не опоздали из-за небывалых снежных заносов. Регистрация заканчивалась, когда мы все же добрались. Кирилл успел только заполнить декларацию и оформить багаж - времени на томительное прощание у нас не оставалось, к счастью.
Перед тем как уйти на нейтральную территорию, Кирилл протянул мне запечатанный конверт.
- Я очень тебя прошу, выполни все, что здесь написано.
Потом крепко прижал меня к себе и сказал:
- Знай… помни, я люблю тебя.
Вероятно, Глядя на нас, на наши лица со стороны, можно было придумать сто десять сюжетов для мелодрам.
Но это была всего лишь наша жизнь. Наша с Кириллом жизнь. Наше с ним первое расставание.
Я попросила Бога, чтобы Он пронес моего возлюбленного на Своих ладонях до места назначения, и вернулась в город.
* * *
Готовясь к своему одиночеству, я купила несколько книжных новинок еще до отъезда Кирилла. Увидев их, он сказал: надеюсь, вернувшись, я застану тебя на диване читающей все это.
На удивление, я смогла погрузиться в чтение в первый же вечер.
Когда позвонил Кирилл, я сказала, что я читаю, за окном валит снег, мне грустно одной, но это не смертельно - ведь когда мы ляжем спать, мы будем вместе, правда?
Конечно, сказал он. Еще он сказал, что полет прошел незаметно, что он купил мне подарок в венском аэропорту - я буду рада.
Не могу обещать, что обрадуюсь ему, больше, чем тебе, сказала я.
У него завтра открытие конференции и дела до вечера, а послезавтра, в воскресенье, он пойдет искать мне другие, женевские подарки.
Не слишком усердствуй, сказала я.
Мы поцеловали друг друга и попрощались.
Прежде мне никогда не приходилось так откровенно торопить время. Я готова была просто отказаться от этих двух недель жизни. К тому же на самом видном месте лежал тот самый конверт, на котором было написано рукой Кирилла: распечатать такого-то, во столько-то. Это был канун его возвращения.
Что в конверте? Я не знала.
Может, какая-то шутка?..
* * *
Помню, я как-то спросила Кирилла:
- Ты умеешь хулиганить?
Он подумал немного.
- Хулиганить?.. М-м-м… нет, не умею. А что?
- Да так.
Я забыла об этом коротком разговоре. Но недавно, перед отлетом, Кирилл удивил меня.
Я искала зубную пасту и не могла найти на привычном месте. Заглянула в шкафчик, взяла непочатую коробку, раскрыла тюбик и выдавила на щетку красного цвета гель. Я глянула на коробку - обычная паста, которой мы пользуемся все время, должна была бы быть бело-голубой… Я понюхала, лизнула - сладко. И вкус клубники. Я лизнула смелей и поняла, что это самый что ни на есть натуральный клубничный джем.
Я уронила щетку в умывальник и расхохоталась. Вошел Кирилл - очень серьезный. Но в глазах я заметила лукавинку… нет, хулиганинку.
- Что случилось? - спросил он, оставаясь серьезным.
- Это… это ты?.. Ты нахулиганил?.. - Я не могла говорить от смеха.
Он тоже не выдержал и рассмеялся. Я прижала его к стене и давай пичкать пастой… то есть джемом. Кирилл выхватил тюбик и…
Затихли мы, когда перемазанные сладким и липким принялись вылизывать друг друга. Потом, конечно, целовались… потом пришлось принимать душ…
- Вот твоя паста, - сказал Кирилл, когда выходил из ванной.
Я вытерлась, надела халат, взяла пасту, которая зубная паста, выдавила на щетку…
У меня свело живот и скулы… Я, кажется, в жизни так не смеялась…
На сей раз это был сливовый джем.
* * *
Мама с папой смирились, насколько это возможно, с моим "позорным и греховным положением любовницы пожилого человека" и уже не пилили меня всякий раз, когда мы встречались. Узнав, что я остаюсь одна, они настаивали, чтобы эти дни я пожила дома.
- Мой дом теперь там, где живет Кирилл, - сказала я.
- Надолго ли? - сказала мама.
- Как Бог даст, - сказала я, - я за каждый день благодарна…
- Не говори о Боге, - прервала она меня, - у тебя сейчас другой господин.
Мне казалось, что пропасть между нами растет, а не сокращается. Какой же Ты безграничный, Господь, думала я, что, веря в Тебя Единого, опираясь только на Твое слово, можно так по-разному понимать Тебя, жизнь…
Кирилл звонил каждый день, точнее, каждую ночь - разница между нами была в два часа. Когда он падал уставший на постель и набирал мой номер, я уже давно спала. Он рассказывал мне о прошедшем дне, и мы "сверяли наш календарь" - до встречи осталось…
* * *
И вот до встречи осталось меньше суток. Мне следовало вскрыть конверт. В конверте была записка:
"Это - свидетельство моего малодушия. Я не был уверен, что смогу сказать тебе по телефону в последний вечер перед встречей: включи компьютер и открой файл под именем ИСПОВЕДЬ.
Сделай это сейчас. До встречи в файле.
К."
Исповедь
"Ты читаешь эти строки, значит, я все-таки решился…
Еще одно свидетельство моего малодушия, милый мой Лизочек. Все, что ты прочтешь, я никогда не смог бы тебе рассказать глаза в глаза, Но я должен был это сделать. И чем дальше заходили наши отношения - точнее, чем ясней я понимал, что это ЛЮБОВЬ, - тем больше я мучился от необходимости исповедаться. Возможно, это Бог устроил нашу разлуку, чтобы помочь мне. Благодарю. И - благослови…
Перед тем как начать, заявляю, будучи в здравом уме и ясной памяти: все нижеизложенное освобождает тебя от всех данных тобою обещаний и слов; ты вольна, дочитав до конца или не дочитав, уйти навсегда, оставить меня - без каких-либо объяснений или оправданий.
(Ты спишь сейчас, моя любимая, рядом, за стеной. Я могу нажать на кнопку и пойти к тебе и больше не возвращаться к этому.
Но нет такой кнопки, нажав на которую я смог бы стереть из своего прошлого весь его ужас…)
Начну в обратном порядке.
Ты как-то спросила, неужели в моей жизни не было женщины, которую я бы любил так, что захотел бы от нее детей.
Была женщина, которую я любил. Это было давно, лет пятнадцать назад. Тогда я еще не был богат, а даже наоборот: мне хватало только на то, чтобы снимать однокомнатную страшную квартирку и питаться макаронами. Я преподавал и подрабатывал тем, что писал рефераты и научные работы студентам - едва ли не своим собственным… На книги для моих исследований можно было не тратиться - я все свободное время проводил в читалках. Там я и встретил свою любовь.
Она была красива, умна и тоже увлечена наукой. Роман развивался стремительно, и вскоре она переехала ко мне. Постепенно она наладила наш быт, но отношения наши не были гладкими. Мы часто ссорились, потом бурно мирились - мы не могли уступать друг другу. Почему я думаю, что это была именно любовь? Не знаю. Любовь трудно определить словами, но душа это чувствует.
Прошло пять лет, мы достигли кое-каких успехов на своих поприщах, сменили однокомнатную на двух, притерлись своими тяжелыми характерами, хотя и не до идиллии.
Однажды, после страстной ночи с выяснением отношений и сладостным примирением (это утро я помню в мельчайших подробностях - вплоть до запахов и занавесок на окне кухни), она подошла ко мне и загадочно сказала: брось турку, потом доваришь свой кофе. Почему она решила сказать это именно в тот момент - ведь у нее было много времени и до и после?.. Хотя вряд ли это что-либо изменило бы. Она, сияя счастьем, сообщила, что беременна уже три месяца.
Я помню, как загудело в голове, но я еще какое-то время слышал ее. Она сказала, что я должен придумать имя для мальчика, она уверена, что будет мальчик…
Дальше я не помню ничего. Скорей всего, я оттолкнул ее обеими руками. Вероятно, это было сделано с огромной силой: у нее было сотрясение мозга и сломано ребро о ручку холодильника. Разумеется, ребенка она потеряла.
Меня направили к психиатру.
Великое это дело - психоанализ! Инструмент для извлечения ржавых гвоздей из подсознания.
Извлекли из меня не больше, чем я знал сам, но опасность их коварной работы поуменьшилась.