Таня работает в Первом московском хосписе с добровольцами".
"Хождение" человека, то есть способность самостоятельно передвигаться, в славянской традиционной культуре воспринималось как сущностное свойство самой жизни. Терминами, обозначавшими "хождение", "переход", называли также отдельные фазы индивидуального бытия, в том числе и такую важнейшую, как умирание.
По словам О. А. Седаковой, исследовавшей славянские народные представления о смерти, "важнейшая для погребального обряда семантическая тема – это тема пути" (курсив автора. – В. К.). В приметах и поверьях, в обрядовых действиях во время похорон постоянно прослеживается идея ухода, движения, дальней дороги. По мнению Л. Г. Невской, ""дорога" становится ключевым концептом, т. к. с её помощью разрешается основная коллизия обряда – разъединение сфер жизни и смерти". В совместной работе Л. Г. Невской, Т. М. Николаевой, И. А. Седаковой, Т. В. Цивьян тоже утверждалось, что "путь (дорога) и связанные с ним представления образуют сердцевину погребального фольклора, так как именно посредством этого концепта разрешается его основная коллизия – важное для живых разъединение сфер жизни и смерти и шире – своего и чужого, снятие хаоса, возникшего в результате самого факта смерти, восстановление безопасного для социума порядка" (курсив авторов. – В. К.). С. М. Толстая отмечала многообразие и укоренённость мотива долгого, трудного, опасного пути в традиционном погребальном обряде: "Мотив пути и преодоления преград на пути в иной мир находит многообразные воплощения в ритуальных и вербальных формах: ср. обычай "мостить мосты" и "класть кладки" по умершим, чтобы они могли перебраться через воду; обычай, вынув хлеб из печи, положить туда полено, чтобы оно послужило мостом через реку на "том свете" (полес.); обычай, требующий, чтобы повитуха подарила своему восприемнику поясок, по которому он, как по кладке, переведёт её на "том свете" через реку (з. – укр.); обычай печь на сороковины (или на Вознесение) "лестницы", по которым душа поднимется на небо; верования о стеклянной горе на пути на "тот свет" и т. п.". Обсуждая эту тему, она сочла нужным заметить: "То, что это не исследовательское понятие, привнесённое трактовкой погребального ритуала как rite de passage ("обряд перехода"; курсив автора. – В. К.), а категория, присущая самой народной культуре, подтверждается лексикой и фразеологией, связанной с идеей движения и дороги, широко представленной во всех славянских языках".
И действительно, в народной речи для обозначения смерти, умирания, предсмертного состояния часто использовались термины движения: "ушёл", "отошёл", "покинул", "выходит в путь", "переселяется", "выход", "отход", "отпасть", "откатиться". Про агонию и кончину говорили, что у человека одна нога в могиле, а другая тут; что человек "на смертной дороге", "собирается в дорогу"; что ему "дорога открыта". В Полесье во время агонии никто не должен был разговаривать с умирающим, окликать его по имени, громко плакать или причитать, "щоб не збити його з путi", а сербы желали умирающему "счастливого пути". Как в финале стихотворения Е. А. Баратынского "Больной" (1821):
Нам судьба велит разлуку…
Как же быть, друзья? – вздохнуть,
На распутье сжать мне руку
И сказать: счастливый путь!
В белорусских похоронных плачах-голошениях погребальное шествие характеризовалось как дорога недолгая, но тяжкая и уже последняя. Путь на кладбище во время похорон бывал у покойника последним путём, после которого для него навсегда "закрывались" все земные стёжки-дорожки. А с другой стороны, ему только предстояла "великая дорога" – так осмыслялся путь в "иной мир". В белорусской традиции этот мир мог именоваться старинным словом "вырай", "вырей". Туда, согласно народным поверьям, улетали на зиму птицы. В белорусском фольклоре умерший нередко "летел" на "тот свет", его представляли в птичьем облике – голубем, соколом, кукушкой, соловьём, лебедем. В загадках о смерти встречается мотив "бега" и "погони" – например: "Кто бежит и кто гонится, два борца борются?" И это несмотря на то, что другой признак смерти и мертвеца – отсутствие движения, неподвижность. Гроб представлял собою своего рода транспортное средство, в старину нередко он и впрямь изготавливался наподобие лодки, челна. Написанную на бумажке молитву, которую клали в гроб с покойным, в прошлом называли "подорожной", то есть так же, как документ, дающий возможность дальнего проезда. В дневнике писателя Ф. М. Решетникова есть запись от 29 ноября 1866 г., когда он хоронил своего знакомого. Там одна женщина сказала: "У нас в деревне поп, хотя и много покойников, прочитывает подорожную и сунет сам ему в руки…" Решетников добавлял: "А здесь она сама вложила ему" (курсив автора. – В. К.).