В традиционной культуре славянских народов для поминок по умершему было принято выпекать особый поминальный хлеб. Даже сами названия этих обрядовых изделий "отражают мотивы пути на "тот свет", восхождения на небо…": у болгар – "пътнина" (путевой), у жителей Южной России – "лесенка".
В разных местах Полесья – в XIX в. в Волынской губернии и в XX в. в Брестской области – была записана поговорка о покойниках, что они живым "дорогу трут", то есть торят, прокладывают. Например, когда мимо хаты жительницы с. Олтуш Малоритского района Брестской области О. Д. Авдиюк провозили покойника, она сказала: "А нэхай мруть – дорогу труть, // А ми сухари насушимо // И соби туда рушимо (двинемся. – В. К.)". Сокращённый русский вариант ("Люди мрут, нам дорогу трут") имеется в статье "Тереть" "Толкового словаря" В. И. Даля. Прилагательное "торный", которым определяется проложенный, утоптанный путь, как и само название такого пути – "тор", происходит от того же корня, что и глагол "тереть".
"Дорожная" символика умирания и смерти была не только у славян. В общем-то у всех народов путешествие в "иной мир" обставлялось обрядами, связанными с идеей "перехода" ("обрядами перехода"), а погребальный инвентарь бывал, по сути, снаряжением отправляющегося в далёкую дорогу путника. В надгробных причитаниях путь покойного подразумевался протяжённым, хотя бы селение от кладбища находилось недалеко. И наоборот: идея пути вообще была связана с представлением об отдалённости и о сфере смерти.
Д. Н. Мамин-Сибиряк в заметках "От Урала до Москвы" (1881) приводил слова уральского сплавщика – перегонщика гружёных барок по р. Чусовой. Тот говорил, что заболевших бурлаков (например, простудившихся в холодной воде) просто-напросто выгружают в ближайшей приречной деревне и оставляют там: "Ежели ему жить – так выправится, а если не жилец – одна дорога". Фраза самая обыкновенная, однако за ней встаёт устойчивая мировоззренческая реальность: умирающему предстоит дорога, причём одна-единственная – на "тот свет". И если перехожий работник – бурлак, покуда жив, может идти в разные края и по любым путям-дорогам, то умершему человеку – путь один, без всякого выбора.
В автобиографической книге И. С. Шмелева (1873–1950) "Лето Господне" описаны впечатления мальчика, у которого умирал отец, расшибшийся при падении с норовистой лошади. Курсивом сам Шмелёв обозначил особенные, грозные слова. Знакомая пожилая женщина, побывав в комнате у больного, говорила: "Ох, не жилец он… по глазкам видать – не жилец, уходит". Затем у Шмелёва – такая фраза: "Все знают, что нет никакой надежды, отходит". Непосредственно перед кончиной отец не мог ни говорить, ни слышать, ни глаз открыть, только пальцы чуть шевелились – "такое всегда, когда отходят". Сразу после смерти: "И теперь папашеньку провожают в дальнюю дорогу, будут читать отходную".
В народной речи до сих пор используется деликатное слово "уйти" вместо "умереть". Жительница пос. Кардымова в Смоленской области, народная певица О. В. Трушина (1919 г. р.) в 1993 г. так обращалась к своему городскому адресату: "Ты не сообщил мне как твой отец: поправился или ушёл. Если жив – доброго здоровья ему, а если ушёл – царство небесное!" Такой способ обозначения смерти прижился и в речах более высокого стиля: слова "он ушёл от нас" звучат в соответствующих ситуациях повсеместно.
К. Г. Паустовский, оценивая в книге "Золотая роза" (1955) выразительность малоизвестных и диалектных слов русского языка, писал: "…Рязанское слово "уходился" вместо "утонул" невыразительно, малопонятно и потому не имеет никакого права на жизнь в общенародном языке". Рязанский край был Паустовскому хорошо известен, и он мог сам слышать от тамошних крестьян это словечко. Такое же значение у глагола "уходиться" отмечено и в тамбовских говорах: "У нас уходилась одна молоденькая, так её схоронили". А "ухожиками" там называли утопленников. Это – один из разнообразных эвфемизмов, которые нередко использовались в славянских языках для называния самих утопленников и смерти на воде.
Вообще же такое слово хорошо засвидетельствовано, причём в разных краях России. В литературе и публицистике XIX в. можно встретить переходный глагол "уходить" (кого-либо), то есть убить; возвратный глагол "уходиться" – как в значении "погибнуть", так и в значении "сильно мучиться, быть доведённым до изнеможения, до полусмерти". Очевидно, "уходиться" (измучаться) – антоним к "расходиться" (разбушеваться). Тогда получается, что первоначальный смысл глагола "уходить(ся)" был связан с представлением об успокоении, умиротворении (например, от усталости). И это слово подошло для эвфемистического обозначения смерти как покоя (ср. "покойник"). Оно оказалось в одном ряду со многими иными, которые относились к умиранию и смерти, а по происхождению были терминами движения.
Показать дорогу умершему
Погребальный обряд можно рассматривать в категориях пространства и передвижения в нём. На этнографических и фольклорных материалах, относящихся к народам России, выявляется погребальная практика, связанная с обрядовым указанием "дороги" покойному. Это и реальная дорога на кладбище, и символически понимаемый, мифологически осмысляемый путь в "иной мир".
У славян к умирающему приходили односельчане и несли гостинцы. С ним прощались как с отправлявшимся в долгий опасный путь. А затем следовало поэтапное удаление покойника из мира живых в мир мёртвых. Часть пути проделывали и живые, провожая покойного. И на каждом этапе было важно огородить пространство живых от соприкосновения с потусторонним миром, различными способами утвердить и подтвердить границу между мирами, сделать так, чтобы уходящий "туда" покойник не возвращался без приглашения. (В народной культуре существовали способы обрядового приглашения, угощения, задабривания покойных предков по определённым календарным датам, после чего непременно следовало их выпроводить из "этого мира".) В украинской и белорусской погребальной традиции известен обряд символического "замыкания" могилы, чтобы покойник там и оставался, не "выходя" оттуда. Это называлось "печатать покойника" (или "запечатать покойника") и делалось по-разному. Как правило, при этом по четырём краям могилы крестообразно ударяли в землю заступом.