Комментируя свидетельство "Повести временных лет", В. Я. Петрухин писал, что такое отношение к монаху (да и священнику) не было связано с языческими и тем более антиклерикальными обычаями. По его мнению, "речь должна идти о характерной для народной культуры "инверсии", при которой "встречное" движение наделяет негативными признаками "положительный" персонаж и наоборот: встреча с инородцем (иноверцем) означает удачу". Однако такой "инверсией", как известно, бывают пронизаны представления об "ином мире". И хотя мир дороги (встречи бывают при движении по дорогам, тропам, улицам) в некотором смысле аналогичен "иному миру", но всё-таки не настолько. Да и системных сведений об "инверсии" дорожных встреч, кажется, всё же нет, и все эти инородцы и иноверцы, мыши и зайцы и прочие, прочие – они, кажется, в эту схему не вписываются.
В общем, и священники с монахами, и женщины, и кошки, и зайцы, и свиньи, и лысые лошади, и мыши – все, попадаясь на пути, означали неуспех.
В 1850 г. в Вятской губернии собирались разнообразные статистические сведения, и среди прочих вопросов рассылавшейся по уездам анкеты был вопрос о суевериях, связанных с охотой и рыбной ловлей. По этим сведениям, в 1-м стане Котельничского уезда отмечено такое: "Из суеверий существует в настоящее время одно между крестьянами, занимающимися звероловством и рыболовством, заключающееся в том, что всякий отправляющийся на охоту и на ловлю не должен ни в каком случае поминать священника и зайца. Ежели охотник на пути встретит священника или заяц перебежит ему дорогу, он ворочается домой и в тот день ужне решается идти на охоту". В анкетных сведениях 1882 г. об Игумновском приходе Слободского уезда Вятской губернии, при общей характеристике суеверий тамошних крестьян, вера "во встречу" открывает этот краткий перечень: "Крестьяне верят в счастливые и несчастные встречи, верят в колдунов, в порчу". В этнографическом очерке "воспитанника семинарии" А. Преображенского о крестьянах Моложского уезда Ярославской губернии сказано о таком обычае очень забавно: "Известен старинный предрассудок, при некоторых встречах, сворачивать с дороги или же и вовсе возвращаться домой, почитая такую встречу недоброю. Ныне это суеверие уничтожается". С кем именно сталкиваясь, ярославские крестьяне выказывали столь прискорбное суеверие, семинарист Преображенский не уточнил. Однако же можно не сомневаться, что тут имелись в виду ситуации, когда мужикам и бабам на их пути попадался поп или монах. Корреспондент Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева на рубеже XIX–XX вв. отмечал, что в Вязниковском уезде Владимирской губернии крестьяне относились к причту почтительно, но при этом суеверно боялись встречи с духовенством, особеннос попом ("пути не будет"). Если всё же встреча состоялась, то тогда у него просили благословения. Вот и в поэме Н. А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо" (которая писалась в 1860–1870-х гг.) священник, чтобы пояснить любопытствующим крестьянам, "каков попу почёт", укоризненно их вопрошает: "С кем встречи вы боитеся, // Идя путём-дорогою? // Чур! Отвечать на спрос!" В другой поэме Некрасова – "Коробейники" (1861) – пожилой богобоязненный коробейник объяснял своему молодому напарнику их торговую неудачу тем, что он, дескать, поддался суеверию: "Встрелось нам лицо духовное – // Хуже не было б греха. // Хоть душа я христианская, // Согрешил – поджал я хвост". В написанной в начале 1860-х гг. повести Л. Н. Толстого "Поликушка" есть эпизод, в котором робкий мужичонка Поликей рано утром выехал с постоялого двора на телеге, запряжённой мерином по кличке Барабан: "Не то от холода, не то от страха мороз пробегал у него по спине, и он всё потрогивал и потрогивал Барабана. Первый встретившийся ему человек был поп в высокой зимней шапке, скривым работником. Ещё жутче стало Поликею".
В популярной брошюре для народа, одной из целой серии, издававшейся Московской синодальной типографией, подробно говорилось об этом суеверии. "Руководясь таким суеверным помыслом, некоторые из простонародья, к стыду своему, без зазрения совести, не сделав священнику из вежливости учтивого поклона и как бы с сердцем, говорят ему, когда он намеревается перейти им дорогу: "погоди, батюшка, я проеду, а потом ты пройдёшь". Священнику, знающему суеверие народное, конечно, понятна цель такого предупреждения. Иногда же, завидев издали идущего им навстречу священника, с негодованием возвращаются домой. ‹…›…Они, к оскорблению чести своего духовного отца, стараются совершенно избежать встречи с ним…" Объяснение же сему обычаю анонимные авторы брошюры усматривали в первых временах христианства на Руси, когда ещё не просвещённые язычники старались уклониться даже от встречи с проповедником истины Христовой. Разумеется, это весьма наивное и бездоказательное истолкование.
Т. Б. Щепанская объясняла такое отношение к встреченным на пути священнослужителям в соответствии со своей основной идеей о том, что "дом" в народной традиции резко, вплоть до, так сказать, перемены знака, противопоставлялся "дороге", и потому привычные домашние нормы в дороге не действовали. Она писала, что "на начальном этапе пути табуировались и христианские символы…" – именно как "наиболее яркие символы действовавшего дома Закона…" По её заключению, неприятием "символов Закона" и "божественного", неприятием всех общепринятых, "домашних" норм и правил объясняется избегание встречи со священнослужителями.
Едва ли это так. Христианские атрибуты, как известно, бывали самыми обычными оберегами в пути. Видимо, потому Щепанской приходится говорить о "начале пути" – при дальнейшем движении отношение к этим символам-оберегам, очевидно, менялось? И вовсе не факт, что священник представлялся воплощённым христианским символом, наряду с нательным крестом, ладанкой, "путной" иконой, панагией и т. п. Кроме того, нет свидетельств о том, что уже не в начале, а скажем, посреди пути встреча с ним могла расцениваться как-то иначе. Всё же священнослужитель, человек необычного вида и рода занятий, воспринимался как своего рода колдун или знахарь, как носитель "силы", как "знающий", а такие люди, "иные", приобщённые к тайному "ведению", считались скорее опасными, и к ним при необходимости требовался особенный подход. Вероятно, имело значение и то насмешливо-недоверчивое отношение к служителям Церкви, которое столь явно высвечивается хотя бы по фольклорным данным.
По мнению К. А. Богданова, обычай избегать некоторых встречных, истолковывая встречи с ними как дурные предзнаменования, – "это, прежде всего, вера в случай". Он уточнял: "…Что касается упоминаемых летописцем встреч с черноризцем, кабаном и свиньёй, встречи эти предполагают случайность, воспринимаемую как дурной знак". Такая вера "инициируется семантикой и прогностической функцией случайности…".