Я любил этот паб, к тому же и жил в трех минутах от него - в самом центре Вжеща, который немцы называли Langfuhr. В десяти минутах ходьбы от этого паба находится дом семьи Гюнтера Грасса. Сейчас на нем памятная табличка, а рядом скамейка, на которой маленький Оскар Мацерат, отлитый из бронзы, бьет палочками в свой бессмертный барабан. Но Оскар был и остается артистом. Он не ходил на матчи, только на парад НСДАП, который срывал, колотя по своей "жести". "Ирландец" стал первым пивным заведением и местом встреч в этой части моего города после обретения Польшей независимости. Работал он до последнего клиента. Раз в неделю я устраивал там собрание "Грабаловской академии". Мои друзья и знакомые всегда усаживались за один и тот же столик. Появлялся специально приглашенный гость: он должен был рассказать какую-нибудь историю. Если "академики" признавали, что рассказ хорош, мы оплачивали счет гостя. Если история не нравилась, ему приходилось платить за себя и… за всех нас. Коррупция исключалась. Ценилось искусство повествования, чистая радость от слова реченого и услышанного. Устное творчество. Как у Гомера, когда пришедший, утолив голод и жажду, начинает свой сказ. И, о диво, мы никогда не испытывали недостатка в желающих принять участие в этом азартном действе. Но пан Янек был не в счет. Он приходил в паб прежде всего, чтобы посмотреть матч. Перед нами у него было одно огромное преимущество: пан Янек был польским гданьчанином с довоенных времен. Не то что мы, рожденные после войны, чьи родители в 1945, 1946 или 1947-м году приехали из Вильно, Варшавы, Львова и Поморья в полностью сожженный, лежащий в руинах город. Пан Янек с малых лет ходил на стадион "Гедании" - был такой польский спортивный клуб в Вольном городе Гданьске. Отец пана Янека погиб в концлагере Штуттгоф. Сам он всю свою взрослую жизнь проработал на Гданьской судоверфи имени Владимира Ленина, ранее - Фердинанда Шихау, и страстно любил футбол. Конечно же, он был болельщиком "Лехии", Гданьск, и команду "Арка", Гдыня, считал величайшим кошмаром своей жизни. Если выигрывала "Арка", пан Янек утверждал, что матч куплен, а судья берет взятки. Когда побеждала "Лехия", он кивал головой, приговаривая: "Вот и хорошо! Так держать!" Пан Янек был ходячей энциклопедией, он помнил все составы "Лехии" начиная с предыстории 40 и 50-х годов, когда над стадионом реяли специальные аэростаты, несущие огромные портреты Сталина.
- Глянь, - сказал он, - да это ведь гдыньские - самые хулиганы!
Но, пожалуй, он был не прав. Даже непросвещенный наблюдатель понял бы: только что дравшиеся друг с другом болельщики "Арки" и "Лехии" сейчас сомкнули ряды и с яростью анархистов атаковали батальон полиции. Полицейские применили свое гладкоствольное оружие. Резиновые пули угодили в нескольких болельщиков. По телевизору, однако, нельзя было разобрать, были ли это фанаты "Арки", Гдыня, или "Лехии", Гданьск. Видимо, и те и другие.
- И зачем нужна была эта наша "Солидарность"? - Пан Янек закурил сигарету. - Ради такого бардака? Что ж это за страна, если даже тут не в состоянии навести порядок, все к черту развалилось, - причитал он. - Мне-то хоть повезло, я еще успел получить приличную пенсию. А те, что ушли после меня? Позже? Хрен редьки не слаще, твою мать. Мы не за такой капитализм боролись. И вообще не о капитализме думали. Нам нужен был социализм с человеческим лицом. А ты вообще знаешь, что такое социализм с человеческим лицом? Это, скажу я тебе, когда человек, ясное дело, работает без разгибу, но что-то с этого имеет. Что-то, понимаешь? Не нужно вечно брать взаймы, тонуть в долгах. А что мы получили вместо социализма с человеческим лицом? Паршивый капитализм в стиле госпожи Тэтчер. Нет, ты только посмотри, что они делают! Ну и как нам организовать все это ЕВРО?! Еще и с украинцами на пару?!
Сцена на экране телевизора прервалась в тот момент, когда полицейские тащили какого-то фаната к машине. Пан Янек продолжал свой монолог, а я вспомнил военное положение. Год 1981-й. Те же гранаты со слезоточивым газом. Те же пластиковые милицейские щиты. Только сейчас у них каски получше и палки, кажется, тоже. Но тогда не стреляли резиновыми пулями. Я помню, как на виадуке Хучиско кто-то из бойцов ЗОМО выстрелил боевыми, и в толпе демонстрантов на проезжую часть упал молодой парень, упал и уже не поднялся. Погиб на месте.
Я тогда не был в первых рядах. Не был таким отважным, нет, но, как и другие, подбирал гравий с трамвайных путей и бросал в сторону кордона милиции. И кричал вместе со всеми: "Нет свободы без ‘Солидарности’! Нет свободы без ‘Солидарности’!" Демонстрация закончилась, когда появились танки. Они водили стволами, выискивая группки демонстрантов погуще. И стреляли. Правда, холостыми, но было страшно: я помню эти вспышки и раздирающий воздух грохот. Страшно. И где гарантия, что при очередном выстреле не полетит боевой снаряд? Мы не подготовились. Ни у кого с собой не было "коктейля Молотова". Но это, может, и к лучшему. Вдруг, если б хоть один танк загорелся, они бы начали стрелять из пулеметов? Военные в этих танках выполняли приказы генерала Ярузельского. А он приказал подавлять признаки сопротивления любой ценой. Ярузельский пятьдесят лет поднимался вверх по коммунистической карьерной лестнице. И с каждым новым кризисом получал повышение по службе. Например, поддерживал антисемитские чистки в польской армии в 1968 году. С пользой для государства Израиль, которое в результате этого получило прекрасно обученных офицеров высокого ранга. Что бы сегодня о нем ни говорили, помнить надо не только, кем Ярузельский был в 1980 и 1981-M. Надо помнить весь политический путь, который он прошел, начиная с молодого офицера Польской армии в СССР. Просто он всю свою жизнь, будто независимость, защищал советский коммунизм. В глазах общества старался выглядеть великим польским патриотом. Некоторые верят ему до сих пор. Но польский патриот, который приказывает стрелять в поляков на улицах боевыми патронами - по крайней мере в то время, - доверия не вызывал.
Пан Янек приуныл. На экране телевизора появились местные политики. И, конечно же, группа экспертов. Обсуждалось явление стадионного хулиганства. Рассуждали и о том, справится ли Польша с организацией чемпионата Европы по футболу. Построим ли мы вовремя эти огромные стадионы, хватит ли мест в гостиницах, отремонтируем ли дороги и железнодорожные пути, которые не ремонтировались более тридцати лет? Все это смахивало на мыльную оперу. Евроэнтузиасты говорили: конечно, сможем; сторонники братьев Качиньских утверждали, что нет. Пан Янек закурил очередную сигарету - тогда в пабах еще разрешалось курить - и сказал:
- А чтоб их! Эх, сейчас футбол уже совсем не то, что раньше! Ты знаешь, когда меня взяли в "Лехию", а был я левым защитником, то за выигранный матч мы получали по плитке шоколада? А если проигрывали, тренер нас хаял, и все. Но этого больше нет. Настоящий спорт закончился. Прекрасные были времена, но я не мог и работать, и тренироваться. Пришлось выбирать. Я остался на верфи. Может, если бы не перестал играть, не был бы сейчас простым работягой. Хотя, кто знает… В этом-то и есть красота футбола. Заранее ничего нельзя предвидеть. Ты можешь быть в слабой команде, ну, прямо скажем, в худшей, однако выигрываешь матч. Я тебе кое-что расскажу.
Он глубоко затянулся и начал свою историю: