- Да, да, я буду есть. Я не… не… ела уже со вчерашнего дня… только вчера кусок хлеба… Ах, вино… дайте мне вина. Может быть, у вас есть… - она остановилась.
- Чего вы хотите?
- Нет, нет… ничего… может быть, у вас есть чай? Так стакан чаю.
Она ела быстро и жадно и иногда исподлобья посматривая на меня.
При свете лампы я рассматривал это лицо с нескрываемым восхищением. Это лицо было поразительно красиво. Гордое, энергичное лицо. Пожалуй, очертания подвижных ноздрей красивого носа были немного резки, резки линии подбородка, но глаза были прекрасны, а между красиво изогнутыми губами сверкали ослепительно белые зубы.
Надо вам сказать, что тогда в моду только что стал входить так называемый style moderne, и ее худенькая, стройная фигура, казалось, выпорхнула из современной виньетки.
Поношенное, темное платье, как видно, было с чужого плеча, но это неуклюжее платье, состоящее из суконной блузы и ветхой юбки, не могло все-таки обезобразить этой фигуры. Руки ее были немножко велики, но тонки и изящны.
Когда первый голод был удовлетворен, она залпом выпила стакан вина, со вздохом откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
Я продолжал смотреть на это странно-красивое лицо - и она, словно почувствовав на себе мой взгляд, быстро выпрямилась и посмотрела на меня пристально. В ее глазах блеснул как будто испуг, она схватилась за ручки кресла, словно готовясь вскочить.
- Что вы так на меня смотрите? - резко, почти грубо спросила она.
- Простите, - смутился я, - я… видите ли я… я невольно залюбовался вами, не сердитесь за эти слова.
Это лицо менялось мгновенно. В эту минуту прищурились ее глаза, губы улыбнулись не то ласково, не то насмешливо.
- Даже теперь? Даже в этих лохмотьях? - спросила она, опуская ресницы.
- Я восхищаюсь вами, - воскликнул я пылко, - я восхищаюсь вашим спокойствием, вашим присутствием духа! Другая на вашем месте падала бы в обморок, в истерику, плакала бы… а вы… Ведь, наверно, с вами случилось что-то ужасное…
- Да, да ужасное! Такое ужасное… и мне надо спрятаться и потом бежать. Поймите - бежать!
- Куда? Отчего?
- Я все, все расскажу вам, все… Только, если можно, завтра - а теперь позвольте мне заснуть, я так ус… устала. Можно мне лечь тут? - указала она на диван. - Сюда никто не войдет?
- Нет, нет, я могу устроить вас гораздо удобнее. Вы ляжете у меня в спальне, а я здесь.
Она на минуту задумалась.
- Хорошо. Дверь спальни закрывается на ключ?
- Вы не доверяете мне? - с упреком сказал я.
- О, нет, нет! Могу ли я не доверять вам. Вам! Моему спасителю, моему доброму гению! - заговорила она восторженно, протягивая обе руки. - Я боюсь, что меня найдут, увидят…
- Кто?
- Ах, завтра… Завтра я все расскажу! Прошу вас, если хотите меня спасти, достаньте мне завтра платье. Хорошее, но не слишком нарядное… Вот такое, что носят на прогулку… с жакетом что ли… юбку подлиннее… я дам мерку… не можете ли и немного денег? И еще парик. Парик с темными волосами… От этого все зависит… зависит моя жизнь, - она с мольбою смотрела на меня, сложив руки.
- Хорошо, хорошо - все будет исполнено, - бормотал я, смущенный этим взглядом лучистых глаз, - лягте, засните спокойно, никто не знает, что вы здесь, никто вас не потревожит.
- Да, вы правы, кому придет в голову искать меня у вас! - вдруг рассмеялась она. - Слушайте, можете вы мне дать приют на несколько дней… на неделю, может быть… пока заживет нога, и чтобы никто, ни одна душа не знала этого и не подозревала даже моего присутствия у вас?
- Конечно! - воскликнул я, и сердце мое радостно забилось, сам не знаю почему.
- Спасибо. А потом, - тихо и нежно сжимая мою руку, сказала она, - а потом вы дадите мне возможность бежать! Уехать… Ведь правда? Дорогой… хороший… правда? Я сразу, когда увидела вас, решила, что вы добрый, благородный и я сразу… сразу…
Она смутилась, опустила глаза и, пробормотав - спокойной ночи, - взялась за ручку двери.
- Скажите мне, как ваше имя?
- Меня зовут… Лаурой.
- Что?
- Конечно, я шучу, - засмеялась она, - меня зовут Марья Николаевна - зовите меня Маней. Покойной ночи.
Всю эту ночь я не спал.
Это приключение взволновало меня своей необычайностью.
Кто эта женщина? Женщина во всяком случае интеллигентная, хотя манеры ее очень странные… Что с ней случилось? Чего она боится? От кого прячется? Может быть, у нее что-нибудь темное в прошлом? Но с такими ясными глазами нельзя быть дурной женщиной, она, очевидно, жертва.
Я восхищался ее мужеством и вспоминал ее глаза.
Кроме того, забота, как скрыть ее в доме, мешала заснуть.
Старик сторож и его жена, на попечение которых был оставлен дом, могли удивиться, если бы я запретил им убирать комнаты…
Отослать их? Подкупить, чтобы они молчали?
Только к утру я обдумал все.
Я решил спрятать мою гостью в кабинете деда, который с его смерти стоял всегда запертый.
Платье купить не трудно, парик я надеялся если не найти, то заказать. А деньги? В эту минуту в моем столе лежало около двух тысяч рублей отцовских денег, которые мне надо было внести в казначейство. Вышли какие-то задержки - и деньги эти остались пока у меня. Если я их спрошу у отца? Конечно, он мне их даст, но начнутся расспросы… придется лгать, выворачиваться… я решил взять из этих денег некоторую часть, а потом, после отъезда Марьи Николаевны, я бы рассказал все откровенно; не могу же, думалось мне, из щепетильности подвергнуть опасности женщину, доверившуюся мне.
Только под утро я заснул.
На другой день я постучался тихонько к ней в дверь.
Скрипнула постель, но ответа не было.
Я скорее догадался, чем услыхал, что она, сдерживая дыхание, стоит за дверью.
- Марья Николаевна, это я…
- Ах, это вы… простите, я не… не одета.
- Я сейчас иду покупать вам платье, дайте мне мерку.
- И, пожалуйста, парик.
- Постараюсь…
- Нет, нет, парик необходим!.. Вот мерка… ах, вот еще, купите мне туфли побольше… нога страшно распухла.
- Хорошо, все сделаю. Будьте покойны, сидите тихо, вернувшись, я вас устрою удобнее.
- Какой вы добрый…
Мое сердце дрогнуло от этого ласково-печального шепота.
Я купил ей темно-синий костюм тальер с пышной белой жилеткой, большую черную шляпу, не забыв густую вуаль. Я купил ей немного белья, дорожный несессер, плед в ремнях и… красивый сиреневый капот.
Оправдывал я себя тем, что надо же ей ходить эту неделю в чем-нибудь дома. Как я это вспомню… Впрочем, я продолжаю свой рассказ.
Мне повезло, к у театрального парикмахера я достал красивый темно-каштановый парик с длинными локонами, - я помню, что заплатил за него очень дорого, что-то около ста рублей.
Бывают в жизни человека такие периоды, когда все вокруг завертится вдруг в каком-то фантастическом танце… Так случилось и со мной!
Все завертелось, все запуталось…
На другой день она мне рассказала свою историю. Она бежала из родительского дома и повенчалась с неким Федором Ивановичем Малыганьевым. Этот господин оказался негодяем, темным авантюристом - торговцем живым товаром. Он хотел торговать ею и сделать из нее свою сообщницу. Она не соглашалась. Он связал ее, запер в какой-то погреб, бил, обрезал ей волосы, грозил зарезать. Она показала мне кровоподтек на шее около плеча и следы веревок на локтях. Наконец вчера ей удалось бежать.
- Если бы видели мое тело! Оно все в синяках, - сказала она, опуская голову.
Я был возмущен до глубины души! Я хотел сейчас же ехать к губернатору, но она, схватив меня за руку, молящим голосом заговорила:
- Что вы! Что вы! Ради всего для вас святого никому не говорите - пока я не уеду. Вы не знаете… ведь у моего мужа огромная шайка, у них шпионы и убийцы; пока их будут ловить - они меня убьют. А если не убьют, и вы всех их переловите - тогда тоже ужасно. Ведь они меня запутают, ведь я все знала… Скажут, что я их сообщница… Ах нет, нет, сжальтесь надо мною - дайте мне уехать, а потом… потом вы отомстите за меня. Я не буду вас долго стеснять, вот заживет нога… чтобы я могла ходить… и…
- Марья Николаевна! Как вам не стыдно! - заговорил я пылко. - Вы не стесняете меня ничуть - напротив, я счастлив, что могу служить вам, что вы доверяете мне.
- Значит, вы жалеете меня? - нежно спросила она, улыбаясь и заглядывая мне в глаза.
- О! я… я… - я смутился и поспешно спросил: - А подумали ли вы о том, что у вас нет паспорта?
Она еще ближе нагнулась ко мне - и в сумерках надвигающегося вечера я увидел устремленные на меня лучистые глаза и полураскрытые яркие губы, - руки ее опустились на мои плечи.
- Милый, вы достанете мне паспорт, - шепотом, почти страстным, произнесла она и вдруг губы ее легко коснулись моей щеки.
Я вздрогнул, как под электрическим током.
- Каким образом? - смущенно пробормотал я.
- Вы говорили, - тем же шепотом продолжала она, - что ваша сестра имеет заграничный паспорт… Она могла его потерять - я найти.
Я отшатнулся… но… но через два дня я взял - ну если хотите - украл паспорт сестры. Я не знаю, какой огромный гипноз был в этом существе, но я действовал тогда под гипнозом, не иначе как под гипнозом.
Она целый день сидела, запершись в кабинете, куда я ей относил еду за завтраком и за обедом, и все умоляла меня скорее уходить, чтобы прислуга не догадалась о чем-нибудь, и попросила только дать ей книг.
- Дайте мне каких-нибудь романов поглупее и поинтереснее, - улыбаясь, сказала она. - Можно и французских - я знаю французский язык; лучше что-нибудь из уголовных романов.