Последнее слово Ронни произнес неуверенно, словно сомневаясь в своем праве пользоваться им, но уже сказанное, оно отдалось в его сознании прекрасной музыкой.
Перехватив его взгляд, обращенный на нее, Марина почувствовала, как сердце забилось чаще и кровь зашумела в ушах. Наверное, это оттого, что он сидит слишком близко. Да, слишком близко. Высокий, сильный, красивый мужчина. Отец ее ребенка.
- А как вас зовут? - продолжала спрашивать Настя.
- Ронни.
- А у в Америке есть попугайчик?
- Есть, даже два.
Марине пришлось приложить усилие, чтобы взять себя в руки. Она поспешно встала со скамейки.
- Ну все, нам пора домой. У нас еще ужин не приготовлен… Настя, попрощайся. Папа сегодня не может долго быть с нами, у него очень много важных дел…
Сэндз тоже поднялся.
- Вообще-то, сегодня у меня никаких… - начал он, но Марина его перебила:
- Да и семья его ждет!
- До свидания! - Девочка помахала Ронни рукой. - А вы завтра к нам придете?
- Не приставай к человеку, пошли. - Марина потянула ее за собой. - Отец не придет, он очень занят.
И она направилась к выходу из сквера, таща за собой Настю.
Марина злилась на себя за то, что снова, как это уже не раз с ней было, поддалась неотразимой притягательности, исходившей от него. Ей показалось, что она похожа на одну из подопытных собак Павлова, которые, услышав звонок, начинали вырабатывать слюну. Вот и она так же. Как ни старалась сдерживать порывы своего тела, все бесполезно. Какой-то условный рефлекс, честное слово!
Они с Настей перебежали проезжую часть улицы и зашагали к дому. Марина нарочно ни разу не оглянулась, зато Настя оборачивалась беспрерывно.
Ронни смотрел на уходящих женщину и ребенка, и душу его захлестывали волны самых разнообразных чувств - от горечи и разочарования до удивления и какой-то беспричинной радости. Он вдруг представил себе, что Настя будет жить с ним в его доме в пригороде Лос-Анджелеса, а Марина будет навещать их. И не раз в неделю, а гораздо чаще. Он улыбнулся, вообразив их обеих перед верандой на зеленой лужайке, спускающейся к океану. Он и сам не замечал, что в этих фантазиях совсем не оставалось места для Бетси…
Весь вечер Настя была очень возбуждена, глаза ее горели. Она расспрашивала про Америку, про Ронни, интересовалась, увидят ли они его снова. В конце концов Марине это надоело, и она строго сказала, что у отца своя собственная жизнь, про которую ей ничего не известно. Девочка, испугавшись, умолкла, и Марина спохватилась: несправедливо злиться на ребенка за свои обиды к Сэндзу. Дочка ведь не виновата. Для нее обретение отца - большое событие. Поэтому после ужина, когда Настя захотела нарисовать Жаконю, Марина сама принесла ей листки белой бумаги и цветные карандаши. Девочка изобразила для Ронни попугая, причем сделала это с большим усердием. Марина помогла ей написать внизу свое имя. На втором листе Настя нарисовала поросенка Хрюшу из телевизионной передачи "Спокойной ночи, малыши", потом разохотилась и нарисовала еще утенка, собаку и совсем уж каких-то фантастических зверей.
Когда раздался телефонный звонок, они обе - мать и дочь - вздрогнули и посмотрели на аппарат. Марина подняла трубку.
- Алло.
Настя навострила уши и так и впилась в нее глазами.
- Рисуй, - отмахнулась мать. - Это тетя Таня звонит.
Девочка вернулась к своим карандашам. Тетю Таню - Маринину подругу из магазина - она знала.
У Татьяны на уме было только одно: кинофестиваль и мировые знаменитости, приехавшие в Москву.
- Сэндз завтра собирается на спектакль в "Современник", - сообщила она заговорщическим тоном. - Слушай, сгоняем завтра туда, а? Есть шанс выцарапать у него автограф!
- Я не пойду, - ответила Марина. - Завтра выходной, мы с Настькой в зоопарк собрались.
Татьяна еще минут двадцать занимала ее разговором и в конце концов уговорила пойти на какой-то расхваленный в газетах польский фильм.
- Мама, мы завтра идем в зоопарк? - обрадовалась Настя, которая, конечно, слышала каждое слово.
Про зоопарк Марина сказала, чтобы только отделаться от охоты за автографом Сэндза, но теперь и перед дочкой приходилось оправдываться. Глядя на оживившуюся Настю, она задумалась: в самом деле, не пойти ли завтра в зоопарк?
- А папа пойдет с нами?
- У него не будет времени. - Марина старалась говорить ласково. - Я же тебе сказала, что он занят.
Девочка приуныла и снова взялась за карандаши. Она рисовала до тех пор, пока мать не уложила ее в постель. Потом легла и сама, хотя знала, что вряд ли заснет. Повторится то, что было с ней пять лет назад, вскоре после расставания с Ронни. Сладостные минуты, навсегда оставшиеся в прошлом, снова всплывут в ее памяти и будут мучить, возбуждая боль и тоску. И наступит момент, когда в горячечном состоянии полубодрствования-полусна ее начнут одолевать фантазии с Ронни Сэндзом в главной роли. Снова и снова она будет сдаваться его губам и рукам… За эти годы душевные раны успели зарубцеваться. Она уже почти выкинула Ронни из памяти, начала новую жизнь. И вот теперь все повторяется…
4
Проснувшись утром, Марина потерла виски. В голове тупо билась боль. Сейчас, когда в окно били яркие солнечные лучи, все происходящее с ней представилось Марине совсем в другом свете. От ночных переживаний не осталось и следа, если не считать этой несильной головной боли. Она решительно встала с постели и направилась в ванную. Пора наконец распрощаться с прошлым. Вспоминать любовь - жестокое и бессмысленное занятие, которое ни к чему хорошему не приведет.
Настя уже расхаживала по комнате. Увидев, что мать проснулась, она включила телевизор. Сейчас должна была начаться ее любимая детская передача. После ванны Марина оделась по-домашнему: в джинсы и легкую блузку, нанесла на лицо необходимый минимум косметики и занялась завтраком. Настя крутилась рядом и поминутно спрашивала про зоопарк.
- Пойдем, если только будешь вести там себя хорошо и не убежишь от меня, как в прошлый раз, - пообещала наконец Марина.
Они завтракали на кухне, сидя за небольшим столиком, когда в квартиру позвонили. Теряя второпях шлепанцы, Марина побежала к двери. Настя сейчас же положила вилку и, замирая от любопытства, устремилась за ней. Марина заглянула в "глазок". В груди гулко стукнуло сердце. Предчувствие ее не обмануло: на лестничной площадке, держа в руках цветы и небольшой сверток, стоял Ронни Сэндз собственной персоной!
Она растерялась до того, что не нашла ничего лучше, как спросить: "Кто там?" - хотя прекрасно знала кто.
- Это я, Ронни. Пришел повидаться с Настей.
- Мог бы по телефону позвонить.
- Настя обещала мне рисунок.
Марина покосилась на дочку. Услышав голос Ронни, та стояла в напряженном ожидании, не сводя с матери широко раскрытых глаз.
- Хорошо, я вас впущу, - сказала Марина по-английски, - но обещайте, что ваш визит продлится недолго.
"Цветов не возьму", - подумала она, раскрывая дверь.
Улыбающийся Ронни, с букетом алых роз, в светло-синих джинсах и мерной шелковой рубашке, распространяя аромат одеколона, шагнул в прихожую.
- Это тебе. - Он протянул Марине цветы.
Он был настолько неотразим, что она как загипнотизированная взяла их и пробормотала:
- Спасибо.
- Сказать по правде, я не ожидал, что ты впустишь меня в квартиру, - добавил он по-английски.
Марина опомнилась. Ей не следовало принимать такой подарок, но раз уж взяла, то делать нечего. Не возвращать же цветы обратно. Это выглядело бы совсем глупо.
- Все же предупреждаю, что к разговору о передаче вам дочери я возвращаться не намерена. - Она произносила английские слова ровным, негромким голосом, даже с легкой улыбкой, чтобы по ее интонации дочь не догадалась о напряженности в их отношениях.
- Я же говорю, что пришел к дочке за рисунком, - ответил он и, обернувшись к Насте, сказал по-русски: - Ты мне что-то обещала, помнишь?
- А как же! - ответила девочка, бросилась в комнату и тут же вернулась с раскрашенными листами.
Ронни взял их и начал рассматривать.
- Неужели ты сама это нарисовала?
- Да, для вас! - кивнула Настя и почему-то потупилась.
- Хорошие рисунки, - одобрил Ронни. - Попугай очень похож. А это кто?
Девочка рассмеялась.
- Бегемот!
- Правда? А я и не догадался сразу.
Вскоре они оба весело болтали, стоя в прихожей и разглядывая рисунки. Настя непринужденно, с чисто детской непосредственностью разговаривала с Сэндзом, но иногда вдруг начинала стесняться. А он, бросая взгляды на Марину, которая молча следила за ними из раскрытых дверей комнаты, был в восторге. Он вполне серьезно, без сюсюканья, общался с девочкой на ее уровне.
- Да, совсем забыл, - он протянул Насте сверток. - Я подумал, что ты, должно быть, исписала все свои карандаши, когда рисовала мне попугая, и принес тебе вот это.
Настя сразу схватила подарок и лишь потом догадалась вопросительно посмотреть на мать. Марине ничего не оставалось, как кивнуть. Девочка оживилась.
- Спасибо, - сказала она и развернула бумагу.
В свертке оказалась коробка с набором цветных фломастеров. Настя была очень довольна.
- А можно, я вам еще что-нибудь нарисую?
- Конечно! Кого ты хочешь нарисовать?
- Винни Пуха!
- Это будет здорово!
- Только давайте рисовать после завтрака, - вмешалась Марина, увидев, что дочь с фломастерами направилась к столу, на котором лежали чистые листы. - Мы сейчас завтракаем, - повернулась она к Ронни. - Если хочешь - присоединяйся.
- Да, папа, пойдем! - Настя шагнула к нему и несмело взяла за руку.