- Мягко говоря, странное распоряжение, - невозмутимо заметил граф Нава.
- В Милане пролилась кровь, гражданин. Вы представляете народ, запятнавший себя этими преступлениями.
- Я? - улыбнулся городской комендант, не пытаясь, впрочем, заявить о своей невиновности.
- Вы, гражданин, а также ваши друзья: Бельджойозо, Таверна, Арригони, Мельци и другие.
- Что ж, по крайней мере, я буду в хорошей компании, - ответил граф Нава, готовясь последовать за вооруженным конвоем.
23
Дверь была приоткрыта, и Рибальдо не пришлось стучать. Обрубок из Кандольи узнал его. Когда разбойник закрыл дверь, Обрубок зажег свечу.
- Где девочка? - спросил Рибальдо, быстро оглядев помещение.
- Я ее не нашел, - признался безногий.
- Что значит - ты ее не нашел? - Рибальдо едва сдерживал гнев.
- Она сбежала.
- Хочешь, чтобы я поверил, что какая-то девчонка сбежала от Обрубка из Кандольи?
- Я ее даже не видел. Она сбежала от сводни, - объяснил Обрубок. - Но входи же наконец и сядь. Я расскажу тебе все с самого начала.
Рибальдо сел верхом на стул и обхватил руками его спинку.
- Я слушаю.
Обрубок из Кандольи не отличался красноречием. Слова толпились у него в голове, но застревали на губах. А сейчас еще ему очень не хотелось рассказывать историю, в которой был замешан придворный лекарь Фортунато Сиртори.
Есть один человек, Рибальдо, - начал он, - человек, которого я считал святым, а теперь уже не знаю, что о нем и думать. То ли он великий грешник, то ли сам дьявол. Похоже, там, наверху, где они живут со своей наукой, люди так же грешны, как и мы, простые смертные.
- Если ты решил удариться в философию, мы из этих дебрей не скоро выберемся, - нетерпеливо перебил его разбойник. - Какое отношение имеет этот твой таинственный человек к Саулине?
- Девочка сбежала как раз из дома этого человека, - ответил Обрубок.
- Сводня уже успела сосватать ее клиенту? - удивился Рибальдо.
- Но он ее не тронул, - поспешил объяснить Обрубок.
Он все еще находился под впечатлением от случившегося и никак не мог успокоиться. В глубине души он не мог примирить хранившийся у него в памяти образ придворного лекаря, великодушного и всемогущего целителя, с омерзительным портретом, нарисованным галантерейщицей. Несколько часов назад Обрубок сам отправился в дом врача рядом с монастырем Святых Старцев.
Открывший ему слуга тут же попытался захлопнуть тяжелую дверь, увидев на пороге такое чудовище, но Обрубок успел его опередить, перехватив дверь своей могучей рукой.
- Передай своему хозяину, что его спрашивает Алессандро Казираги.
Слуга привык, что к придворному лекарю приходят всякие, в том числе и самые невероятные визитеры, но он никогда еще не видел человека без ног, обладающего силой быка.
Обрубок почти бесшумно скользил на своей обычно громыхающей тележке по комнатам и коридорам. Над гневом возобладал почтительный трепет, уважение, граничившее с религиозным почитанием, которое всегда умел внушить ему придворный лекарь.
- Ты пришел в час печали, - сказал ему Фортунато Сиртори. - А печаль - это тяжкий недуг, который даже я не берусь лечить.
- Я пришел, чтобы оказать услугу другу и спасти заблудшую душу, - тихо ответил Обрубок. - Я вам бесконечно благодарен, но я хочу знать, могу ли я по-прежнему уважать вас.
В эту минуту он вновь стал прежним человеком - высоким, гордым, красивым. Он превратился в Алессандро Казираги, ему казалось, что он вновь ступает легко, как в те времена, когда у него еще были ноги.
- Ты далек от истины, Алессандро, если для суждения о человеке тебе требуются слова и доказательства. Вода и ветер, немного глины, благоухание и зловоние - вот что такое человек, величайшее творение вселенной, непредсказуемое и загадочное. Он падает с четвертого этажа и остается в живых, а прохваченный легким сквозняком умирает. Считается, что человек - мыслящее животное, но когда он следует дурным инстинктам, толкающим его на зло, разве он человек?
Придворный лекарь сидел в саду на каменном бортике чаши фонтана, его печальный взгляд был устремлен в никуда. Расставшись с халатом из китайского шелка, он надел белоснежную рубашку и светлые панталоны, казавшиеся белыми в прозрачном ночном воздухе, на ногах у него были темные сапоги. Он выглядел гораздо моложе своих пятидесяти лет.
- Итак? - спросил он, приглашая гостя уточнить цель своего визита.
Алессандро Казираги откашлялся, пытаясь привести в порядок свои мысли. Столь изощренная манера разговора подавляла его.
- Сегодня вам привели одну девочку, - начал он наконец. - Ее зовут Саулиной.
Придворный лекарь наконец взглянул на него:
- И что же?
- Я хочу узнать, где она, - упавшим голосом продолжал Алессандро. В глубине души он еще надеялся, что великий человек даже не поймет, о чем его спрашивают.
- Саулина, это маленькое чудо, была здесь. Ты с контрады Лагетто, стало быть, ты знаешь, кто привел ее ко мне.
- Вот поэтому я и хотел узнать наверняка.
- Саулина - это не просто чудесный цветок. Это колдовство. Возможно, ее не существует, возможно, она всего лишь отсвет наших фантазий. Это мечта, это сон, и, как все сны, она растаяла.
- Вы хотите сказать, что она ушла?
- Я тебе все это говорю, потому что это правда, Алессандро. Аньезе сказала тебе правду, - заверил его придворный лекарь, словно прочитав его мысли.
Ах, как тяжело осознавать, что великий человек пал так низко.
- Я должен ее найти. Вы можете мне помочь? - спросил Алессандро.
- Для кого?
Было совершенно очевидно, что Обрубок из Кандольи исполняет чье-то поручение.
- Для одного высокопоставленного лица.
Придворный лекарь ничуть не удивился, узнав, что высокопоставленное лицо интересуется такой чаровницей, как Саулина.
- Не могу ли я узнать его имя?
- Для Наполеона Бонапарта, - признался Обрубок.
Придворный лекарь Фортунато Сиртори многозначительно покачал своей большой головой, увенчанной полукольцом седых волос.
- Мир меняется у нас на глазах, события мчатся за нами подобно стае гончих; дворянство проявляет недовольство, народ бунтует, победители не оставляют нас в покое, а люди, которые могли бы повлиять на все эти изменения, уладить споры, успокоить мятежные души, исправить злоупотребления, смягчить боль, заняты поисками мечты по имени Саулина. - Фортунато Сиртори имел в виду не только Наполеона, но отчасти и самого себя. Обрубок из Кандольи глядел на него в недоумении, не понимая, о чем идет речь. Поэтому придворный лекарь продолжил свою мысль: - Любовь - это ускользающая тень, все ее волнения не более чем суета, она собирает богатства, не зная, кто ими воспользуется.
Две слезинки, блеснувшие в лунном свете, покатились у него по щекам - обычная человеческая слабость.
Алессандро не смел верить тому, что видел.
- Она была вам так дорога?
- Саулина? Саулина упорхнула, как бабочка, случайно залетевшая в мой сад. Но эти слезы я лью не из-за нее. Я плачу из-за Марции.
Обрубок ничего не понимал, а придворному лекарю было безразлично, понимает он или нет.
- Ты ее не знаешь, верно? Откуда тебе знать? Марция ушла от меня, Алессандро. А вместе с ней ушла любовь, ушла жизнь. Она дала денег Саулине, уговорила ее сбежать, а потом ушла сама. Навсегда. Не попрощавшись. Не сказав ни слова.
- Мне очень жаль. Но я просто не понимаю, о чем вы говорите, - тихо признался Обрубок.
- И помочь ты мне не можешь, я это знаю. А еще я знаю, кто такая Саулина, и могу тебя заверить, что она вышла из этого дома такой же чистой, какой вошла в него. Впрочем, осквернить мечту невозможно.
- Я лучше пойду, синьор.
- Иди, Алессандро. И пусть тебе сопутствует удача. Я останусь здесь наедине со своей болью. Если бы мы и в самом деле могли учиться на собственных страданиях, как говорит мудрец, мир уже знал бы формулу счастья.
Обрубок подробно рассказал Рибальдо о своей встрече с Фортунато Сиртори, опустив только имя и звание придворного лекаря. Рибальдо не стал настаивать, уважая секреты друга.
- Если бы я не видел ее своими собственными глазами, - заметил безногий, - я бы, кажется, сам начал верить, что эта девочка - всего лишь мечта. Она неуловима, как облачко.
Рибальдо встал и направился к двери.
- Ты поддался чарам этого человека, - сказал он другу. - Не знаю, чего он больше заслуживает: уважения или презрения. Но ты пошел туда с намерением его задушить, а кончил тем, что дал ему возможность выплакаться на твоем плече.
- Это верно, - подавленно признал Обрубок.
- Не стыдись этого, Алессандро, - теперь и Рибальдо назвал его по имени, потому что говорил просто с человеком, а не со своим сообщником или наемным убийцей.
- Мне очень жаль, что я так и не смог тебе помочь.
- Нам придется продолжить поиски.
- Неужели тебе так важно угодить мадам Грассини?
- С сегодняшнего утра она находится под защитой французской армии. Не исключено, что она уже и думать забыла о девочке. Но я дал слово, а слово мое нерушимо. Для кого-нибудь другого эта девочка могла стать разменной монетой, но для меня это вопрос чести. Крутая заварилась каша, верно?
- Ты говоришь о том, что произошло в Павии? - живо догадался Обрубок.
- Бунт послужил французам предлогом, чтобы ограбить город.
- К счастью, они не отдали на разграбление Милан после беспорядков на Соборной площади.
- Французы здраво рассудили, что не стоит искушать миланцев, - заметил Рибальдо. - Миланцы не ограничились бы сбиванием нескольких трехцветных кокард и "шестов свободы".