* * *
Даже в этот час на улице царило оживление: всадники, крестьянские телеги, купеческие фургоны, почтовые и частные кареты и множество пешеходов.
Сборщики податей уже предупреждали, что пора закрывать, а торговцы спорили, не желая оставаться за воротами со своим товаром до самого утра.
За Римскими воротами открывалась дорога на Пьяченцу, проложенная еще во времена Древнего Рима. Когда-то по ней передвигались имперские легионы. Это были самые старинные и важные ворота Милана.
С решимостью человека, у которого нет иного выхода, Саулина направилась к воротам. Проскользнув между людьми, толпящимися у ворот, она подошла к человеку в мундире. У него было доброе крестьянское лицо, внушавшее доверие.
- Синьор! - окликнула она его.
- Чего тебе, девочка? - спросил он торопливо, давая понять, что у него есть дела поважнее.
- А я вам говорю, что я не перекупщик сливочного масла! - надрывался, обращаясь к нему, какой-то великан, стремившийся прорваться в город со своей телегой.
- Рад за вас, - усмехнулся в ответ таможенник. - Если бы это было доказано, вам пришлось бы сесть в тюрьму.
- Синьор, - настойчиво повторила Саулина. Чем больше она смотрела на него, тем больше доверия он у нее вызывал.
- Разве ты не видишь, что я занят? - сказал он с упреком.
- Я могу подождать.
- Ладно, жди. А вы на этот раз, так и быть, проезжайте, - милостиво разрешил он владельцу телеги, и тот, довольный, проехал через ворота со своим товаром. - Ну, чего тебе? Только говори скорей, - повернулся таможенник к Саулине.
- Я заблудилась, - призналась она, радуясь, что почти не приходится врать.
- И чего же ты хочешь?
- Чтобы кто-нибудь проводил меня до дому.
- Ты что, шутки со мной шутишь?
- Как бы я посмела, синьор?
- Ну тогда растолкуй мне, как вполне смышленая синьорина могла оказаться так далеко от дома, чтобы не найти дороги назад?
Таможенник смотрел на нее с профессиональной подозрительностью, как на любого, кого встречал у этих ворот, хотя в душе был склонен поверить ей: девочка была вежливая, воспитанная, застенчивая.
Саулине пришлось выбирать между правдой, слишком похожей на ложь, и ложью, звучащей как правда. Она выбрала последнее.
- Пошла вместе с маменькой к друзьям с визитом, - придумала она, - вышла погулять в сад и сама не заметила, как заблудилась.
Человек в мундире улыбнулся ей:
- И куда ж тебе нужно?
- На контраду Сант-Андреа.
- Ну хорошо. Я сам тебя отведу.
* * *
Стражник и девочка подошли к дому синьоры Грассини как раз в тот момент, когда слуги господ Марлиани, Верри и других семейств зажигали факелы для освещения улицы, однако дом певицы был погружен в темноту: ставни опущены, двери закрыты.
- Так это и есть твой дом? - спросил таможенник, подавленный величественным видом особняка.
- Да, синьор, это мой дом.
- Ну так позвони в дверь, - посоветовал он.
Саулина с силой потянула за ручку, соединенную веревкой с колокольчиком. Раздался серебристый звон, потом наступила бесконечная тишина. Она снова позвонила, но изнутри так никто и не ответил.
- Похоже, здесь никого нет, - заметил таможенник.
Саулина в растерянности поглядела в лицо этому честному крестьянину, который проводил ее сюда из человеческого участия, хотя в глубине души, конечно, рассчитывал на справедливое вознаграждение.
- Не может быть, - принялась оправдываться Саулина. - Я ничего не понимаю. Уж слуги-то должны быть дома!
- Вот именно, - хмуро подтвердил он, - должны быть. Но ведь никого нет!
- Этого не может быть! - в отчаянии закричала Саулина, продолжая дергать ручку. Потом она повернулась к таможеннику. - Что мне теперь делать? Куда идти?
- Послушай, девочка, - сказал он, - у меня уже полно седины в голове. И если ты думаешь, что меня можно втянуть в темную историю, ты ошибаешься. Может, объяснишь мне, какое отношение имеет твоя маменька к мадам Грассини?
Опять она попала в беду! Теперь, даже если она расскажет всю правду, он все равно ей не поверит.
- Моя мать живет в селении Корте-Реджина, - сказала девочка, не сводя глаз с лица своего спутника.
- Это довольно далеко отсюда, если не ошибаюсь.
- Вы правы, синьор, - продолжала Саулина, ощутив новый прилив надежды. - Я сказала, что не могу найти свою маменьку, но на самом деле, я искала дом синьоры Грассини. Она - моя приемная мать. Я буду сидеть на крыльце, пока синьора Джузеппина не вернется домой. А вам за труды дам вот это, - и она вытащила из кармана кошелек, подаренный ей Марцией.
- Это что еще за новость? - воскликнул он. - Может, теперь ты мне скажешь, что это твои сбережения?
- Это подарок.
- Кто ж вам делает такие подарки, синьорина?
Саулина разрыдалась.
- Ты наплела мне кучу разных баек. От души надеюсь, что ты не окажешься еще и воровкой впридачу, - сказал он искренне. - Потому что иначе у тебя будут большие неприятности.
- Я не воровка! - запротестовала Саулина.
- Идем-ка со мной, я отведу тебя к городскому коменданту, - сказал он, схватив ее за руку повыше локтя. - Как говорится, береженого бог бережет.
И он потащил ее за собой.
22
Дон Франческо Нава, комендант города, прикладывал к глазам примочки из шалфея. У него болели глаза, и примочки хорошо помогали.
С тех пор, как девятого мая глава городского совета Лоди ворвался к нему в спальню и объявил, что французы вторглись в Ломбардию, политическая ситуация в обществе неуклонно ухудшалась у него на глазах, а его собственное положение стало просто невыносимым. И вот теперь, когда по всей территории провинции творилось бог знает что, он должен заниматься поисками какой-то Саулины Виолы, чтобы услужить фаворитке генерала Бонапарте. Если поиски маленькой крестьяночки увенчаются успехом, это может обернуться ему на пользу: главнокомандующий французов убедится своими глазами, что представители местной власти, назначенные эрцгерцогом Фердинандом, заслуживают его доверия.
- Есть новости? - спросил он своего секретаря.
- Нет, гражданин, - ответил молодой дворянин, с трудом выдавливая из себя ненавистное слово: он никак не мог смириться с языком революции, оскорблявшим аристократию.
И в самом деле, вся революционная пресса изо дня в день изощрялась в нападках на "благородных", публикуя ядовитые пасквили и непристойные карикатуры, излюбленным сюжетом которых было изображение простолюдинов, справляющих нужду на дворянские гербы.
- Возможно, господь сжалится над нами, - вздохнул граф Нава, больше полагавшийся на божье милосердие, чем на помощь людей, не раз его подводивших.
- После бунтов, разразившихся в Павии и Милане, генерал Бонапарт непременно примет свои меры, - предупредил молодой человек.
- Вряд ли он возложит на нас ответственность за насилие, совершенное отчаявшимся народом, - возразил комендант, прекрасно понимая, что имеет в виду его секретарь. - Мы откликнулись на его призыв и встали под французские знамена. Мы приветствовали Бонапарта как освободителя, но он, помнится, обещал не вмешиваться в нашу веру, сохранить нашу собственность, уважать наши обычаи.
- Да, но впоследствии кое-кто выразил свое возмущение его непомерной жадностью, - заметил секретарь, намекая на недавние бунты, на которые народ созывали церковные колокола.
- Знаю, в Милане и в Павии были повалены "шесты свободы", - признал граф Нава, - а самые злонамеренные нападали на якобинцев из Народного общества. Но положение становится невыносимым. Казна пуста, французы уже конфискуют одежду, обувь, нательные рубашки. Конечно, я понимаю, им необходимо экипировать армию, но нельзя же делать это, раздевая народ!
Секретарь почтительно улыбнулся этой вспышке праведного гнева у своего принципала, человека, славившегося необыкновенной мягкостью и терпимостью.
- Говорят, Бонапарте потерпел сокрушительную неудачу при попытке взять штурмом Мантую, - доверительно сообщил он. - И еще ходят слухи, что тридцать тысяч австрийцев высадились в устье По.
- Слухи, друг мой. Слухи, и ничего более.
- Стало быть, вы полагаете, что ничего из этого не выйдет?
Молодой человек не любил австрийцев, терпеть не мог французов и радовался, когда они уничтожали друг друга на поле боя.
- Полагаю, когда к горлу приставлен нож, разумнее заплатить, - сказал между тем комендант.
- Но это же совершенно несправедливо!
- Вся человеческая история состоит из несправедливостей. А когда несправедливости творят победители, это называется чрезвычайными мерами.
- Значит, пока кругом рушится мир, мы должны продолжать искать протеже мадам Грассини.
- Должны, мой юный друг, - с горечью подтвердил граф. - И если нам повезет и мы найдем ее, мы сможем извлечь из этого большую выгоду, особенно сейчас, когда Бонапарте был вынужден спасать свою певицу от разъяренной толпы, собравшейся под окнами ее дома.
- Джузеппина Грассини, спасенная солдатами Наполеона, - саркастически заметил молодой человек. - Победитель в битве при Лоди берет под защиту куртизанку!
- Прошу вас, замолчите, - нахмурился комендант.
"Этот Бонапарте - тип холерический и мстительный", - подумал он.
В комнатах особняка зазвучали шаги и приглушенные голоса. Дворецкий поспешно открыл двери и едва не был опрокинут французским офицером в сопровождении двух солдат.
- Чему обязан таким визитом? - невозмутимо спросил граф Франческо Нава, взглядом удерживая на месте своего горячего секретаря.
- Гражданин Нава, у меня есть приказ окружного судьи препроводить вас в уголовную тюрьму, - твердо отчеканил офицер.