- А я заехал именно случайно, - упрямо повторил я, решив стоять на своем. - Вилла очень хороша. Хотелось бы походить здесь, посмотреть.
- Да, но все-таки кто вы такой? - вежливо переспросила она, улыбаясь и не сдвинувшись ни на шаг.
Имело ли смысл говорить ей правду? С таким же успехом я мог бы объявить себя вице-королем Индии. Мое подлинное имя скорее всего ничего для нее не значило. А впрочем, в конечном счете я ведь и сам не знал, кто я такой. Более того, я приехал сюда именно для того, чтобы это выяснить.
- Я врач, - сказал я наконец. Это был дурацкий ответ, но он помог мне продолжить не менее нелепый разговор. - Мне хотелось бы знать, не продается ли вилла.
- Нет, - ответила она без колебаний. - Вилла не продается.
- Вы уверены?
- Разумеется. Срок еще не истек, - пояснила старушка.
- Какой срок?
- Столетний срок со дня смерти маркизы Саулины. Она умерла в октябре 1882 года. Значит, осталось еще два месяца.
- То есть через два месяца будет ровно сто лет?
Несколько кошек, видимо попривыкнув к незваному гостю, подошли поближе и теперь опасливо кружили около меня, сохраняя, однако, некоторую дистанцию.
- Не бойся, Рибальдо, - сказала старушка, поворачиваясь к огромному сиамскому коту, который терся о ее ноги, не спуская с меня глаз.
Я вздрогнул. Каким образом одному из котов досталось имя моего прадеда, да притом того самого, с которым была связана история табакерки? Неужели это тоже простая случайность?
- Почему Рибальдо? - спросил я.
- А почему бы и нет? Почему Саулина? Почему Феб, Ипполита, Фортунато или Стелла Диана?
- Стелла Диана? Откуда тут взялась Стелла Диана? - растерялся я.
- А откуда взялся Наполеон? - продолжала загадочная старуха, не отвечая на вопрос.
Услышав свое имя, полосатый кот нежно замурлыкал у нее на руках.
- И почему же?
- Для памяти, - доверительно призналась она. - Память порой играет со мной скверные шутки. Я и даю своим котам имена людей, бывавших в большом доме. Вот и не забываю.
- Понятно, - протянул я, хотя ровным счетом ничего не понимал.
- Ты слышишь, Наполеон? Он говорит, что ему понятно, - обратилась она к коту с видом заговорщицы. - Он думает, что мы и вправду его не узнали!
- Вы меня узнали? Что это значит?
- Ах, господин маркиз, да вы, должно быть, решили подшутить над старой женщиной? - чуть ли не обиделась она. - Вас ни с кем не спутаешь! Я бы вас узнала в любой толпе: это бледное лицо, черные волосы с серебристой проседью, пронзительный взгляд серых глаз, полный властности и силы, орлиный нос, решительный подбородок.
- Диана, - сказал я задумчиво. - Диана сегодня утром говорила мне те же самые слова.
- Диана - это чужое имя, я не знаю, кто она такая. А вот Стелла Диана - это семейное имя.
Уже второй раз она упомянула Стеллу Диану. Возможно, речь и не шла о женщине, с которой я расстался всего несколько часов назад, но у меня было такое чувство, что в этот странный августовский день может случиться все, что угодно.
- Кто такая Стелла Диана? - спросил я вслух.
- Не знаю. А что, вы ее знаете?
Я стиснул зубы, чтобы удержаться от ругани.
- Вы, господин маркиз, - продолжала она, - разбудили старых призраков. Представьте, услыхав вашу легкую поступь, я вспомнила другие шаги.
Она горестно опустила голову, скрывая лицо, словно потрясенная каким-то страшным воспоминанием.
- Чьи шаги? - попытался уточнить я без особой надежды.
- Громкий топот немецких сапог. Они бежали. Сперва ворвались сюда с грабежом и разбоем. А потом бежали. - Теперь в ее голосе явственно слышалась старческая усталость.
Я вспомнил бессвязный и полубредовый рассказ моего отца.
- Что делали здесь немцы?
- Эти истории не для ваших ушей, господин маркиз, - сказала она, вновь становясь веселой и лукавой. - В ваши времена было много роскоши и веселья. Позвольте мне угадать. Вы сказали себе: посмотрим, сумеет ли малютка Амелия меня узнать. И видите, вас узнал даже Наполеон.
И правда, полосатый кот выскользнул у нее из рук и принялся с урчаньем тереться о мои ноги. Ощутив головокружение, я нащупал в кармане пиджака табакерку - водораздел между прошлым и настоящим, точку соприкосновения с реальностью. Я ухватился за нее, как за якорь спасения. Мне казалось, что без нее я перестану существовать.
Старушка подняла руку ладонью вверх.
- Возможно, будет дождь, - сказала она. - Но это неточно. В последнее время даже погоду трудно предсказать. Все так изменилось. Весь мир изменился. Извините меня за стариковское ворчанье. Вы молоды. Вам не понять.
Но я ее понимал. С ходом лет многое из того, в чем я раньше был уверен, стало совсем иным. С горечью и неохотой я вынужден был признать, что мне становится все труднее строить планы на будущее.
- Идемте, - пригласила она меня, дав знак следовать за собой. - Давайте на минутку присядем, вспомним старые времена.
Мелкими старческими шажками она просеменила вперед и опустилась на каменную скамью у входа в административное здание.
Кошки окружили скамью, на которой мы уселись. Вдалеке глухо заворчал гром. В воздухе чувствовалось влажное дыхание дождя, листья платанов тревожно затрепетали.
- К счастью, гроза пройдет стороной, - заметила таинственная Амелия, складывая руки на коленях. - Уверяю вас, вилла не продается, - вдруг возобновила она прерванный разговор. - Это невозможно. Существует совершенно определенный запрет. Но вам, конечно, надо обратиться к управляющему, он все объяснит лучше, чем я. Видите ли, уважаемый синьор, я старая женщина, мне гораздо больше лет, чем вы думаете. Я помню… Знали бы вы, сколько воспоминаний… Ведут себя как сумасшедшие: появляются и исчезают, когда им вздумается. Смеются надо мной.
- Могу я узнать, кто управляющий? - спросил я с возродившейся надеждой.
- Конечно, можете! В доме у меня есть адрес. Я дам его вам, если хотите.
- Вы меня очень обяжете.
- Я так много знаю, - вновь начала она, тут же позабыв свое обещание и слегка наклонившись ко мне, будто хотела сообщить что-то по секрету. - Можете мне не верить, но я знаю всю историю.
- Ничуть в этом не сомневаюсь, - поощрил ее я.
- Вот смотрите, синьор, - она широко обвела вы-сохшей, как пергамент, рукой окружавшее нас пространство, - это парадный двор. Все, что вы видите, - дело рук Пьермарини. Слыхали о таком? Это великий зодчий. Театр "Ла Скала" знаете? Это он строил. Королевский дворец в Милане, Королевская вилла в Монце - это все он. Он работал под покровительством Габсбургов и имел титул придворного архитектора эрцгерцога.
В старые добрые времена, во времена Саулины, над крышей виллы развевался штандарт маркизов д'Адда. Это означало, что дом открыт для гостей. Сменяли друг друга великолепные экипажи, приезжала знать, устраивались пышные празднества. В доме восемьдесят комнат, за ними следили больше сотни слуг. Один слуга только тем и занимался, что открывал и закрывал окна и двери. Больше ничего не делал. Начинал с утра и заканчивал к вечеру.
А вон там, - продолжала она, указывая по ходу рассказа на различные части дома, - располагалась прачечная. За ней - каретный сарай. Гонцов и посыльных принимали с черного хода, там, где были хозяйственные постройки и склады для припасов. А здесь и в прежние времена была контора управляющего.
Я с увлечением слушал рассказ старушки, открывавший передо мной целую эпоху. У меня на глазах исчезали знаки, оставленные временем и людским невежеством. Пропали сорняки и мусор, воздух наполнился красками и запахами, ветер прошлого донес издалека звук охотничьего рожка. Я слышал топот копыт и торопливые шаги слуг. Поверженные, изуродованные статуи, лежавшие на выжженной солнцем траве, вознеслись на пьедесталы в своем первозданном виде: грациозные женские фигуры, изображавшие девять муз.
Чаша овального фонтана, заросшего мхом, очистилась, из нее забила струя воды. По мелкому белоснежному гравию аллеи прогуливались дамы в роскошных, глубоко декольтированных платьях давних времен под руку с кавалерами в парадных камзолах.
С галереи второго этажа, выходившей на большой двор, доносилась музыка струнных и клавесина. Возница осаживал четверых лошадей у короткого лестничного марша, ведущего к парадным дверям.
Ливрейный лакей, открыв дверцу, опускал подножку, и на нее ступала ножка маркизы Саулины, прибывшей бог весть откуда после встречи бог весть с кем.
- Бабушка, что ты делаешь тут во дворе?
Голос, разрушивший волшебное видение, принадлежал платиновой блондинке в шелковом платье с пестрым цветочным рисунком, прикатившей на велосипеде. Ей было около сорока, и она была не лишена привлекательности.
- Ну вот, весь праздник нам испортила, - недовольно проворчала старушка.
- Скоро дождь пойдет, - забеспокоилась женщина, - воздух слишком свеж.
- Это моя мама, - доверительно сообщила мне Амелия, указывая на незваную гостью. - Представляете, она может меня побить за то, что застала нас вдвоем.
- Идем, бабушка, - терпеливо позвала ее женщина. - Я не твоя мама. Я Сильвана, твоя внучка. Этот синьор бог знает что подумает!
- Ничего, - заверил ее я. - Я занимаюсь одним исследованием и надеялся, что ваша бабушка может оказать мне помощь.
- У нее в памяти все перепуталось, - снисходительно улыбнулась женщина.
- Я ему сама говорила про свою память, - с досадой вставила Амелия.