- Подзаборница! - сквозь зубы пробормотал отец.
Священник принял удар, но не сдался.
- Мадонна, - произнес он наставительно, - сумеет подсказать тебе верный путь.
По толпе пробежал шепоток одобрения.
- Девочка рассудила верно, - заметил старик в толпе.
- Будь по-твоему, - продолжал священник, - видать, сама Мадонна подсказала тебе эти слова. Но прежде всего нужно освятить сей нечестивый предмет, доставшийся тебе от еретика.
Он уже протянул руку за табакеркой, но Саулина улыбнулась и покачала головой.
- Нет, дон Джузеппе, эту коробочку я никому не отдам. Даже вам. Я сама пойду в церковь и на глазах у всех положу ее у ног Мадонны.
3
В старинной, выстроенной в романском стиле церкви селения Корте-Реджина было безлюдно. Час назад дон Джузеппе отслужил мессу. Прихожане не понимали по-латыни, но хорошо знали порядок богослужения и во-время осеняли себя крестом или преклоняли колени. Торжественные звуки органа, на котором играл тощий послушник из монастыря Мадонны Лорето, наполняли их простые души умилением.
В воздухе витал сладкий запах ладана, талого воска, полевых цветов, украшавших алтарь. Саулина осталась в церкви одна и сейчас стояла на коленях у маленького алтаря Богородицы, склонив голову к сложенным в молитвенном жесте рукам. Прошло всего несколько дней, как у нее появилась табакерка, и жизнь ее изменилась чудесным образом: отец перестал ее бить, старшие братья ее больше не обижали и даже не мешали ей поесть досыта за обедом. Все теперь стали звать ее Саулиной, а не бродяжкой, подзаборницей или цыганским отродьем, как раньше.
Накануне, когда она вместе с матерью пошла к водяной мельнице стирать и мыть посуду, Луиджия обняла ее и погладила по голове, чего раньше никогда не случалось, хотя мать и прежде была к ней добрее, чем к другим детям. А потом они поговорили.
- Ты не такая, как все, - сказала Луиджия, пристально вглядываясь в лицо дочери измученными гла-зами.
- Почему, мама?
- Потому что ты дочь счастливого мгновения, - призналась мать.
Мысль о том, что она дочь счастливого мгновения, наполнила гордостью сердце Саулины, словно ее назвали дочерью леса или ветра.
- Да, мама.
- Я всегда это знала, - глаза женщины наполнились слезами.
- Что вы знали?
- Что ты не похожа на других.
- Но ведь это хорошо?
- Не знаю. Но твоя жизнь не будет такой, как у нас. - Но отчего же вы плачете? - удивилась девочка.
- Потому что радость и боль - родные сестры. И все-таки хорошо чувствовать себя счастливой, - сквозь слезы улыбнулась Луиджия.
В самом дальнем уголке ее памяти горел неугасимый огонек, и она согревалась его светом - единственным, что осталось от девичьих мечтаний.
- Мы, крестьяне, по белому свету не ходим, ничего о нем не знаем, - продолжала она. - Для нас жизнь не хороша и не плоха.
- А когда в доме есть нечего и отец меня бьет? - спросила Саулина.
- Это просто жизнь. У нас ничего нет, значит, у нас и отнять ничего нельзя. А вот у тебя теперь все по-дру-гому.
Саулина внимательно выслушала эти странные слова матери, не понимая толком, что они означают.
- Мама, мне кажется, вы страдаете из-за меня. В чем я виновата?
- Ты ни в чем не виновата. Ты дочь минуты счастья. Ты не такая, как мы, помоги тебе господь.
- Да, мама, - кивнула сбитая с толку Саулина.
Но теперь, стоя на коленях перед Мадонной и подняв глаза к табакерке, лежащей на балюстраде алтаря, Саулина начала понимать: она и вправду не такая, как другие, потому что ни у кого в селении никогда не было сокровища. Никто, кроме нее, не видел у своих ног генерала, обязанного ей жизнью.
* * *
- Саулина! Саулина!
Услыхав за спиной шаги дона Джузеппе, она обернулась.
- Что случилось? - спросила Саулина, опасаясь, что хрупкому перемирию, установившемуся между ними, пришел конец.
- Со мной - ничего, - ответил он, давая понять, что пришел не по своей воле. - Из Милана приехала важная дама.
Черные, влажные, как у олененка, глаза Саулины широко раскрылись. Ей хотелось спросить: "А я-то тут при чем?", и вопрос этот был написан на ее выразительном цыганском личике.
- Синьора хочет видеть тебя, - объяснил дон Джузеппе.
Видать, дама и впрямь была важная, раз уж сам приходский священник побежал исполнять ее поручение. Вон даже вспотел, хотя в церкви царила приятная прохлада.
- Может, ей нужна моя табакерка? - встревожилась Саулина.
- И что это тебе в голову взбрело? - Священник взял ее за руку и слегка подтолкнул к выходу.
Саулина неохотно последовала за ним.
- Шевелись, - приказал дон Джузеппе, - нельзя заставлять ждать ее превосходительство.
Тем временем священник думал, что еще двенадцать с лишним лет назад, когда он опускал ее в купель для крещения, ему бы следовало догадаться, что это крохотное существо станет источником всяческих несчастий. Хотя родила ее кроткая Луиджия, эта девочка была дочерью греха. Напрасно он тогда взывал к добрым чувствам Амброзио Виолы, напрасно уговаривал его принять цыганское отродье в семью. Надо было отдать девчонку в приют.
- Вот как вознаграждается христианское милосердие, - проворчал дон Джузеппе.
Из богатой кареты, украшенной золоченой резьбой, вышла красивая молодая женщина с добрым, улыбающимся лицом, наряженная в темно-розовое платье с поясом под самой грудью и белый кружевной капор с широкими полями. На руках у нее были белые перчатки, а на маленьких ножках, мелькнувших, когда она спускалась с подножки кареты, - туфельки в цвет платья с золотыми пряжками.
Саулина так и пожирала глазами это чудесное видение. Давным-давно ей довелось послушать одну сказку, но рассказчик все свое внимание сосредоточил на описании злых героев, а про добрую фею почти ничего не сказал, однако Саулина ее сразу узнала: точно такой она ее себе и представляла.
- Синьора, - низко поклонился дон Джузеппе, - вот эта девочка.
Незнакомка в знак приветствия протянула ей обе руки, и Саулина шарахнулась в сторону, как пугливый жеребенок.
- Все верно: это и есть та маленькая дикарка, которую мне описали, - сказала дама, повернувшись к священнику.
У нее был мелодичный и звонкий голос, она свободно говорила на миланском диалекте.
- Осторожнее, - предупредил ее священник, - никогда не знаешь, что ей в голову взбредет.
- Мне все-таки кажется, что она девочка добрая, хотя и не очень покладистая, - решила незнакомка. - Ты знаешь, что о тебе говорит весь Милан? - обратилась она к Саулине. - Все уже наслышаны о маленькой крестьянке, которая спасла жизнь генералу Бонапарту. Все говорят о тебе.
Саулина смотрела на свои грязные босые ноги. Удивительная получилась пара - дама в розовом наряде и маленькая босоногая оборванка в заплатанных обносках.
- Можно мне вернуться в церковь? - спросила Саулина.
- Я сказала, что о тебе говорит весь Милан, - настойчиво повторила дама.
- А я вас спросила, можно ли мне вернуться в церковь, - тихо отозвалась Саулина.
- Не хочешь побыть со мной? - удивилась дама.
- Хочу, - тихо ответила девочка, - но в церкви мне лучше.
Ей нравилась эта красивая дама, она бы охотно поверила, если бы ей сказали, что незнакомка спустилась с небес. Саулина восхищалась ее каретой, величественным возницей на козлах, великолепными лошадьми, двумя лакеями в изумрудно-зеленых ливреях, обшитых золотым галуном. Но здесь, посреди залитой солнцем церковной паперти, на глазах у чужих людей, Саулина чувствовала себя слишком маленькой и совершенно беспомощной. Ощущение не из приятных.
Жители деревни следили за ними издалека, но никто не решался приблизиться.
- Ты совсем не хочешь меня послушать? - дама наклонилась к ней и погладила по голове.
Саулина состроила неописуемую гримасу и вновь уставилась на свои босые ноги.
- Она очень застенчива, - извинился за нее священник, радуясь возможности истолковать странное поведение бродяжки как знак смирения.
- Ты меня стесняешься? - спросила дама.
Саулина кивнула.
- Хочешь знать, как меня зовут?
- Если вам угодно, - сказала Саулина без особого интереса.
- Меня зовут Джузеппина Грассини.
- А я Виола Саулина из Корте-Реджины, - одним духом отбарабанила Саулина.
Гостья разразилась звонким смехом, окатившим Саулину подобно прохладной и чистой ключевой воде. Священник усмотрел в этом откровенном взрыве веселья признаки греховного сластолюбия.
- Я певица, - продолжала Джузеппина Грассини.
- Я тоже умею петь, - сказала Саулина. - Я пою у реки или в лесу, когда я одна.
- Пение - мое ремесло, - объяснила дама, уже не сомневаясь, что сумела завоевать внимание своей маленькой собеседницы. - Я пою в театре "Ла Скала" в Милане. Это великий театр. Самый прекрасный на свете.
Саулина перевела взгляд с Джузеппины Грассини на священника и обратно.
- Что такое театр? - спросила она.
Любопытство и робость боролись в ее душе, но желание знать, как всегда, одержало верх.
- Ты поедешь со мной, - прошептала певица на ухо маленькой крестьянке, - и я все тебе расскажу. Я тоже, - добавила она, внезапно погрустнев, - прежде чем стать певицей, была бедной девочкой вроде тебя. И тоже всего боялась, но мне очень хотелось побольше узнать о мире. Видишь, я перестала бояться.
- Такие девочки, как я, рождаются только в Корте-Реджине, - с величайшей убежденностью изрекла Саулина.
- Совсем не обязательно. Я, например, родилась в селении Сан-Челсо на берегу Навильо. Это недалеко от Милана.
- А как поют в театре?
- Хочешь, я спою тебе песенку?