"Смотри-ка, как быстро ты обижаешься! Почему? Не потому ли, что чувствуешь себя уязвимой… очень уязвимой?"
- В таком случае, - растерянно продолжала я, - вы довольны тем, что я делаю?
- Ваша работа выше всяких похвал, мадемуазель Лоусон.
Я вернулась к своей картине, а он все расхаживал по галерее. Я не заметила, когда он вышел и тихо затворил за собой дверь.
Все оставшееся утро я не могла работать спокойно.
Женевьева подбежала ко мне, когда я направлялась к конюшне.
- Мадемуазель, вы поедете со мной в Каррфур?
- В Каррфур?
- Это дом моего деда. Если вы не согласитесь, мне придется взять кого-то из грумов. Я собираюсь проведать дедушку. Я уверена, ему захочется познакомится с вами.
Если я и была склонна отказаться от такого невежливого приглашения, то упоминание о ее деде решило все.
Из разговоров с Нуну и дневников Франсуазы в моем сознании сложился образ аккуратной девочки с невинными секретами и прелестными манерами. Невозможно упустить случай познакомиться с отцом этой девочки и увидеть дом, где протекала жизнь, описанная в дневниках.
Женевьева сидела в седле с изяществом и непринужденностью, возможными только у тех, кто с детства приучен к верховой езде. Время от времени она показывала мне ориентиры, а в одном месте остановилась, чтобы мы могли издали полюбоваться замком.
Это было впечатляющее зрелище; отсюда лучше была видна симметричность старинных зубчатых стен с узкими бойницами; массивные опоры, цилиндрические башни с острыми коническими крышами. Кругом раскинулись виноградники; видны были шпиль церкви и ратуша, стоявшие словно безмолвные стражи.
- Вам нравится? - спросила Женевьева.
- Великолепный вид.
- Все это принадлежит папе, но никогда не будет принадлежать мне. Мне следовало быть мальчиком. Тогда папа был бы мной доволен.
- Если вы хорошо будете себя вести, он будет доволен вами, - нравоучительно изрекла я.
Женевьева взглянула на меня с презрением, которое я несомненно заслужила:
- Право, мадемуазель, вы разговариваете в точности, как гувернантка. Они всегда говорят не то, что думают. Они говорят: "Делай это, делай то…", но никогда сами не придерживаются этих правил, - В глазах ее появилась искорка лукавства:
- О, я не про Занозу. Она никогда ничего не будет делать. Но некоторые…
Я вдруг вспомнила ту гувернантку, которую она заперла в каменном мешке, и не стала продолжать этот разговор.
Она тронула лошадь и помчалась вперед, волосы ее развевались на ветру, выбившись из-под шляпки. Я последовала за ней.
- Если бы у папы был сын, кузен Филипп был бы здесь не нужен. Как было бы замечательно!
- Я уверена, он к вам хорошо относится.
Она искоса посмотрела на меня.
- Было время, когда я собиралась за него замуж.
- О… понимаю. А сейчас не собираетесь.
Она покачала головой.
- Мне он совершенно безразличен. Разве можно себе представить, чтобы мне хотелось замуж за Филиппа?
- Он намного старше вас.
- На четырнадцать лет, почти вдвое.
- Но я думаю, когда вы станете взрослее, разница в возрасте не будет так заметна.
- Папа против этого. Скажите, мадемуазель, как вы думаете, почему он так решил? Вы ведь такая умная.
- Уверяю вас, я понятия не имею о намерениях вашего отца. Я ничего о нем не знаю.
Пыл, с которым я произнесла эти слова, поразил меня, потому что был совершенно неуместен.
- Итак, вы знаете не все! Хорошо, я кое-что вам расскажу. Филипп был вне себя от ярости, когда узнал, что папа не разрешает мне выходить за него замуж.
Она тряхнула кудрями и улыбнулась не без гордости, а я ответила:
- Возможно, он вас не очень хорошо знает.
Она рассмеялась. - На самом деле, ко мне это не имеет никакого отношения, - заметила она. - Все потому, что я дочь моего отца. Но когда моя мать была… когда моя мать умерла, папа передумал. С тех пор он сильно изменился. Мне кажется, он хотел оскорбить Филиппа.
- Зачем ему это нужно?
- О… просто так, для развлечения. Он ненавидит людей.
- Я уверена, что это не так. Люди не могут ненавидеть… без причины.
- Мой отец - необычный человек, - она говорила почти с гордостью - ее голос непроизвольно дрожал от ненависти, странной ненависти с оттенком уважения.
- Мы все не похожи друг на друга, - быстро сказала я.
Она звонко расхохоталась - я заметила, что она так смеялась, когда говорила об отце.
- Он ненавидит меня, - продолжала она, - понимаете, я похожа на мать. Нуну говорит, что с каждым днем сходство все больше. Я напоминаю ему мою мать.
- Вы наслушались сплетен.
- А по-моему, вы недостаточно к ним прислушиваетесь.
- Это не самый увлекательный способ времяпрепровождения.
Она опять засмеялась:
- Я могу только сказать, мисс, что вы не всегда увлекательно проводите свое время.
Я почувствовала, как вспыхнула от возмущения, - это была чистая правда.
Она показала на меня:
- Вы-то любите сплетничать, мисс. Ничего страшного. Вы мне за это нравитесь. Я бы не вынесла, если бы вы в действительности были такой хорошей и правильной, какой притворяетесь.
- Почему вы не разговариваете со своим отцом нормально?.. Такое впечатление, будто вы боитесь его? - спросила я.
- Его все боятся.
- Я не боюсь.
- Правда, мисс?
- Почему я должна его бояться? Если ему не нравится моя работа, он может указать мне на это, я уеду и никогда больше не увижу его.
- Да, вам легче. Моя мать боялась его… ужасно боялась.
- Она вам так и говорила?
- Словами она этого не выражала, но я знала. И вы знаете, что с ней случилось.
- Не пора ли нам ехать? Мы не вернемся до темноты, если будем зря терять время, - сказала я.
Она умоляюще посмотрела на меня:
- Как вы думаете, когда люди умирают… не обычной смертью, а когда их… Как вы думаете, возможно ли, что они не остаются в своих могилах, а возвращаются и ищут…
Я резко сказала:
- Женевьева, что это вы говорите?
- Мисс, - сказала она, будто звала на помощь, - иногда ночью я неожиданно просыпаюсь в ужасе из-за звуков, которые слышу в замке.
- Дорогая Женевьева, многие время от времени неожиданно просыпаются в ужасе, потому что им снятся дурные сны.
- Шаги… стук… Я слышу их. Я слышу. Я правда слышу. Лежу и дрожу… и жду, что вот-вот увижу…
- Свою мать?
Девочка была явно напутана; она тянулась ко мне за помощью. Бесполезно объяснять ей, что это чепуха, что привидений не существует. Ей бы это совершенно не помогло потому, что она подумала бы, что это обычная уловка взрослых для успокоения детских страхов.
Я сказала:
- Послушайте, Женевьева, предположим, привидения существуют и твоя мать действительно приходила.
Она кивнула, глаза ее округлились от удивления.
- Она ведь любила тебя?
Я видела, как крепко она сжала поводья.
- О да, она любила меня… никто так не любил меня, как она.
- Она ведь никогда не причинила бы тебе зла? Неужели ты думаешь, что теперь, кода она мертва, она переменила отношение к тебе?
Я увидела, как смягчилось выражение ее лица; я была довольна собой. Я дала ей утешение, которого она так отчаянно искала.
Я продолжала:
- Когда ты была ребенком, она ухаживала за тобой; если она видела, что ты вот-вот упадешь, она спешила к тебе на помощь, не так ли? - Она кивнула. - Почему же она должна переменить свое отношение к тебе только оттого, что она мертва? Я думаю, что ты слышишь скрип половиц в этом очень старом доме, стук дверей, окон… все, что угодно. А может, это мыши… но все-таки, предположим, что привидения существуют. Ты не думаешь, что твоя мать может приходить сюда, чтобы защитить тебя от зла?
- Да, - сказала она, глаза ее сияли. - Наверное, так и есть. Она любила меня.
- Помни об этом, если неожиданно проснешься ночью.
- Да, - сказала она. - Я буду помнить.
Я была довольна и чувствовала, что дальнейший разговор на эту тему может разрушить впечатление, которое я произвела, поэтому поехала дальше, и некоторое время мы ехали рядом.
До самого поместья Каррфур мы не разговаривали.
Это был старинный дом, стоявший вдали от дорог. Толстая каменная стена окружала его; изящные чугунные ворота были открыты. Мы проехали под широкой аркой и въехали во двор. Окна были закрыты зелеными ставнями; стояла глубокая тишина. Я по-другому представляла себе дом той девочки, которая вела подробные дневники своей жизни.
Женевьева быстро взглянула на меня, чтобы увидеть мою реакцию, но я надеялась, что ничем не выдала себя.
Мы оставили лошадей в конюшне, и Женевьева повела меня к дверям.
Она взяла тяжелый молоток, и я услышала звук, отдававшийся в нижней части дома. Опять тишина; потом - шаркающие шаги, и в дверном проеме появился слуга.
- Добрый день, Морис, - сказала Женевьева - Сегодня со мной приехала мадемуазель Лоусон.
После обмена приветствиями мы вошли в холл с мозаичным полом.
- Как сегодня мой дед, Морис? - спросила Женевьева.
- Все так же, мадемуазель. Я посмотрю, готов ли он вас принять.
Слуга исчез и через несколько минут вернулся с сообщением о том, что хозяин ждет нас.