Огня в камине не было, и, когда я вошла в комнату, меня удивила царившая в ней прохлада. Должно быть, когда-то эта комната была очень красивой; меня поразили ее пропорции. Лепной потолок был украшен надписью, которую я разобрать не смогла - было понятно лишь, что она на старофранцузском языке; закрытые ставни почти не пропускали свет, обстановка в комнате была весьма скромной. В кресле-каталке сидел старик. Я испугалась; он был больше похож на труп, чем на живое существо: мертвенно-бледное лицо, горящие глаза в провалившихся глазницах. Когда мы вошли, он закрыл книгу, которую держал в руках. Он был в коричневом халате, подпоясанном коричневым же шнуром.
- Дедушка, - сказала Женевьева, - я пришла проведать тебя.
- Дитя мое, - ответил он удивительно твердым голосом и протянул ей худую белую руку с выступавшими голубыми венами.
- Я привела с собой мадемуазель Лоусон, - продолжала Женевьева, - она приехала из Англии реставрировать картины моего отца.
Казалось, его глаза, единственное, что было живым во всем его облике, пытались проникнуть в мои мысли.
- Мадемуазель Лоусон, извините, что не встаю поприветствовать вас. Мне это удается с большим трудом и только с помощью слуг. Я очень рад, что вы приехали с моей внучкой. Женевьева, принеси стул мадемуазель Лоусон… и себе.
- Да, дедушка.
Мы сели перед ним. Он был восхитительно любезен; он расспрашивал меня о моей работе, выражал живой интерес и попросил Женевьеву показать мне его коллекцию. По его словам, некоторые картины нуждаются в реставрации. Мысль о жизни, даже временной, в таком доме привела меня в смятение. Несмотря на атмосферу таинственности, замок был живым. Живым! Этот дом был похож на усыпальницу.
Время от времени старик обращался к Женевьеве, и я заметила, как он смотрел на нее. Его внимание ко мне было данью вежливости, но меня поразила пристальность его взгляда, прикованного к ней. Я подумала, что он очень любит ее. Почему она считает, что никто не любит ее - я давно пришла к выводу, что именно это и было одной из главных причин плохого поведения - когда у нее такой заботливый дед.
Он хотел знать, чем она занимается, как у нее дела с уроками. Я удивилась тому, что он говорил о мадемуазель Дюбуа так, словно близко знал ее; из разговора с Женевьевой я поняла, что он никогда не встречался с ней. Конечно, он отлично знал Нуну, потому что когда-то она жила в этом доме, и говорил о ней, как о старом друге.
- Как поживает Нуну, Женевьева? Надеюсь, ты не обижаешь ее. Помни, она - добрая душа. Она, конечно, простовата, но делает все, что в ее силах. И всегда делала. Она хорошо относится к тебе. Помни об этом всегда и не обижай ее, Женевьева.
- Да, дедушка.
- Надеюсь, ты разговариваешь с ней сдержанно.
- Не всегда, дедушка.
- Не всегда? - он встревожился.
- Ну, только иногда. Просто я говорю ей: "Ты глупая старуха."
- Это нехорошо. После этого ты просила прощения у святых?
- Да, дедушка.
- Нет смысла просить о прощении, если ты сразу же совершаешь тот же грех. Смири свой характер, Женевьева. И если тебя гложет соблазн совершить глупость, помни о боли, которую ты причиняешь людям.
Он удивительно хорошо знал неуправляемый характер своей внучки, видимо, Нуну навещала его и рассказывала о ее проделках. Знал ли он, что она заперла меня в каменном мешке?
Он попросил слугу принести вина и печенья, которое обычно подавалось к нему. Поднос принесла пожилая женщина, как я догадалась, одна из Лабиссов. Ее седые волосы были покрыты белым чепцом; не произнеся ни слова, она с угрюмым видом поставила вино на стол. Женевьева обменялась с ней невнятными приветствиями, и женщина вышла.
Пока мы пили вино, старик сказал:
- Мне говорили, что картины собираются реставрировать, но я не ожидал, что это будет делать женщина.
Я рассказала ему о смерти своего отца и о том, что выполняю заказанные ему работы.
- Сначала в замке был небольшой переполох, - сказала я, - но, кажется, граф доволен моей работой.
Я увидела, как губы его сжались, а руки стиснули плед.
- Итак… он доволен вами, - его голос и само выражение его лица изменились. Женевьева сидела на самом краешке стула и нервно наблюдала за дедом.
- Во всяком случае, он показал это, разрешив мне продолжать работу над картинами, - сказал я.
- Я надеюсь, - начал он, но голос его сорвался, и я не разобрала конец фразы.
- Извините.
Он покачал головой. Упоминание о графе, очевидно, расстроило его. Итак, был еще один человек, ненавидевший его. Что же такое было в личности графа, что внушало такой страх и такую ненависть к нему? После этого разговор как-то не клеился, и Женевьева, пытаясь выйти из положения, попросила разрешения показать мне дом.
Мы вышли из зала и, миновав несколько коридоров, оказались в кухне, через которую вышли в сад.
- Ваш дед рад видеть вас, - заметила я. - Ему, наверное, хотелось бы, чтобы вы приходили чаще.
- Он не замечает этого. Он забывает. Он очень стар и совершенно изменился после… после удара. Рассудок помутился.
- Ваш отец знает, что вы приходите сюда?
- Он не спрашивает.
- Вы хотите сказать, что сам он никогда здесь не бывает?
- Он не приходит сюда после смерти моей матери. Дед ведь не хочет видеть его. Вы можете представить себе моего отца здесь?
- Нет, - честно ответила я.
Я оглянулась на дом и заметила, что занавески верхнего окна шевельнулись. За нами наблюдали. Женевьева перехватила мой взгляд;
- Это мадам Лабисс. Ей интересно, кто вы. Ей не нравится то, что происходит сейчас, ей хотелось бы вернуть ушедшие дни. Она тогда была горничной, а он лакеем. Я не знаю, в какой должности они сейчас. Они бы ни на минуту не задержались здесь, если бы дед не оставил им небольшое наследство при условии, что они будут служить ему до смерти.
- Странный дом - сказала я.
- Это оттого, что дед только наполовину жив. Он уже три года в таком состоянии. Доктор говорит, что долго он так не протянет - поэтому, я думаю, Лабиссы согласились ждать.
Три года. Как раз тогда, когда умерла Франсуаза. Значит, это и было причиной удара? Если он любил ее так, как любит внучку, тогда это понятно.
- Я знаю, о чем вы думаете, - воскликнула Женевьева. - Вы думаете, что именно тогда умерла моя мать. С дедом случился удар за неделю до ее смерти. Не странно ли… все ждали, что умрет он, а умерла она.
Как странно! Она умерла от передозировки настойки опия через неделю после удара, случившегося с отцом. Неужели на нее это так повлияло, что она решилась покончить с собой?
Женевьева повернула обратно к дому, и я молча шла рядом с ней. В стене была дверь, она быстро вошла в нее и пригласила меня за собой. Мы оказались в небольшом мощеном дворике; здесь было тихо. Женевьева пересекла дворик, я шла вслед за ней, чувствуя себя заговорщицей.
Мы стояли в темном коридоре.
- Где мы? - спросила я, но она только прижала палец к губам.
- Я хочу вам кое-что показать.
Она подошла к двери в конце коридора и открыла ее. В открывшейся комнате не было ничего, кроме соломенного тюфяка, скамеечки для молитвы и деревянного сундука. Пол был каменным и совершенно голым.
- Любимая комната деда, - сказала она.
- Похоже на монашескую келью.
Она радостно кивнула. Быстро оглядевшись, она открыла сундук.
- Женевьева, вы не имеете права… - сказала я.
Однако любопытство пересилило, и я заглянула внутрь. То, что я увидела, поразило меня: власяница! Я невольно передернула плечами - рядом лежал хлыст!
Женевьева опустила крышку сундука.
- Как вам нравится этот дом, мадемуазель? - спросила она. - Здесь так же интересно, как и в замке, не правда ли?
- Нам пора уезжать, - сказала я. - Мы должны попрощаться с вашим дедом.
Всю обратную дорогу она молчала. А я никак не могла выбросить из головы этот странный дом. Так бывает после ночного кошмара, когда увиденное цепляется за память.
Глава 5
Гости уехали из замка, и я сразу же почувствовала изменения. Я уже не была так отрезана от жизни дома. Однажды утром, выходя из галереи, я лицом к лицу столкнулась с графом.
Он сказал:
- Теперь, когда все гости уехали, вы должны время от времени ужинать вместе с нами, мадемуазель Лоусон. По-семейному, понимаете? Я уверен, вы могли бы просветить нас всех по вашему излюбленному предмету. Вы не возражаете?
Я ответила, что сделаю это с удовольствием.
- Хорошо, тогда сегодня вы ужинаете с нами, - сказал он.
Я вернулась в свою комнату в приподнятом настроении. Встречи с ним всегда возбуждали меня, хотя часто после них я дрожала от ярости. Я достала свое черное бархатное платье и положила его на кровать, но как раз в этот момент в дверь постучали и вошла Женевьева.
- Вы сегодня вечером куда-то идете? - спросила она.
- Нет, сегодня я ужинаю с вами.
- Кажется, вы этому рады. Вас папа пригласил?
- Приятно получать приглашения, когда они нечасты.
Она задумчиво погладила платье.
- Люблю бархат, - сказала она.
- Я сейчас иду в галерею, - предупредила я ее, - Вы что-то хотели от меня?
- Нет, просто я хотела повидаться с вами.
- Вы можете пойти со мной в галерею.
- Нет, не хочу.