Знаю, что я должна быть обиженной на нее за то, что она заставила меня проделать весь этот путь в Ист-Хартфорд просто так, но вместо этого я понимаю, что именно она чувствует. Хочет уцепиться за прошлое, когда не было никаких проблем, и боится идти вперед, потому что не знает, что ее там ожидает. Хотя, вероятно, уже слишком поздно, чтобы отступать.
- Смотри, - говорю я, - я пойду внутрь все проверю. Если все в порядке, я вернусь за тобой. Если меня не будет через пять минут, вызывай полицию.
К двери прикреплен листочек, на котором написано, что нужно стучать громче. Я стучу так громко, что мне кажется, у меня на костяшках будут синяки. В двери приоткрывается щелка, и средних лет женщина в униформе медсестры высовывает голову:
- Да?
- У моей подруги запись.
- На что?
- Противозачаточные таблетки, - шепчу я.
- Вы и есть подруга? - спрашивает она.
- Нет, - говорю я, оборачиваясь. - Моя подруга в машине.
- Лучше бы она быстрее подошла. У доктора сегодня плотная запись.
- Хорошо, - говорю я, постоянно кивая. Я сейчас, наверное, похожа на игрушку с головой на пружине, которые водители грузовиков ставят на приборные доски своих машин.
- Или ведите свою "подругу", или заходите, - говорит медсестра.
Я поворачиваюсь и машу Мэгги. И впервые в жизни она сама, без уговоров, выходит из машины. Мы заходим внутрь в крошечную приемную, которая, возможно, раньше была комнатой для завтраков. Я делаю такой вывод, потому что на обоях изображены чайники. Здесь шесть металлических стульев, на одном из которых сидит девушка примерно нашего возраста, кофейный столик из МДФ с журналом для детей "Хайлайтс".
- Врач скоро вас примет. - Медсестра обращается к Мэгги и уходит.
Мы садимся. Я осматриваю девушку, которая с враждебностью уставилась на нас: ее волосы подстрижены по последней моде - короткие спереди и довольно длинные сзади, на веках нарисованы черные стрелки, напоминающие два крыла, из-за чего кажется, что глаза легко могут улететь с лица. Она выглядит крутой и жалкой одновременно. И еще мне кажется, что она хочет нас покусать. Я пытаюсь ей улыбнуться, но в ответ получаю свирепый взгляд. Она демонстративно берет "Хайлайтс", затем откладывает его и спрашивает:
- На что уставилась?
Я не переживу еще одну женскую схватку, поэтому отвечаю так мягко, как только могу:
- Ни на что.
- Да? - говорит она. - Лучше бы ты действительно смотрела ни на что.
- Я никуда не смотрю, клянусь.
Наконец, прежде чем это успевает зайти дальше, дверь открывается, и выходит медсестра, поддерживая другую молодую девушку за плечи. Девушка выглядит практически так же, как ее подруга, кроме того, что она бесшумно плачет и размазывает слезы ладонями по щекам.
- Ты в порядке, дорогая, - неожиданно добро говорит медсестра. - Доктор говорит, что все прошло хорошо. Никакого аспирина в течение трех дней. И никакого секса в течение по меньшей мере двух недель.
Девушка кивает. Ее подруга подпрыгивает к ней и кладет руки на лицо плачущей девушки:
- Все хорошо. Все будет хорошо.
И, бросив еще один свирепый взгляд в нашу сторону, она уводит подругу.
Медсестра качает головой и затем смотрит на Мэгги:
- Сейчас доктор вас примет.
- Мэгги, - шепчу я. - Тебе не обязательно это делать. Мы можем пойти куда-нибудь еще…
Но Мэгги уже встала, на ее лице читается решимость.
- Я должна это сделать.
- Правильно, дорогая, - говорит медсестра. - Лучше предохраняться, чем потом мучиться от последствий. Я бы хотела, чтобы все девушки предохранялись.
И по какой-то причине она смотрит прямо на меня. Спокойно, леди. Я еще девственница. Но возможно, уже недолго. Может, мне тоже нужны таблетки просто на всякий случай.
Проходит десять минут, и Мэгги, улыбаясь, выходит из кабинета, она выглядит так, словно с ее плеч упал тяжелый груз. Она не перестает благодарить медсестру, и это настолько затягивается, что я вынуждена напомнить, что нам нужно возвращаться в школу. Уже на улице Мэгги говорит мне:
- Это было так просто, я даже не раздевалась. Врач только спросил, когда у меня в последний раз были месячные.
- Отлично, - говорю я, садясь в машину. Я не могу избавиться от мыслей о рыдающей девушке. Она плакала от грусти или от облегчения? Или просто от испуга? В любом случае, это было ужасно. Я приоткрываю окно и закуриваю.
- Мэгз, - спрашиваю я. - Как ты узнала об этом месте? Только на этот раз скажи мне правду.
- Меня отправил сюда Питер.
- А он откуда его взял?
- От Донны ЛаДонны, - шепчет она.
Я киваю, выпуская сигаретный дым в холодный воздух. Наверное, я еще не готова ко всему этому.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Держись изо всех сил
- Мисси! - говорю я, стучась, в дверь ванной. - Мисси, мне тоже туда нужно.
Тишина.
- Я занята, - наконец говорит она.
- Чем?
- Не твое дело.
- Мисси, пожалуйста. Себастьян будет здесь уже через полчаса.
- И что? Он может подождать.
Нет, он не может, думаю я. Или это я не могу: я хочу быстрее уехать отсюда, из этого дома, из этого города. Всю неделю я твержу себе, что мне нужно "отсюда выбираться", но куда, как, когда - этого я пока не знаю. Может быть, я просто хочу убежать от себя, от своей жизни? В течение двух последних недель после происшествия в библиотеке две Джен постоянно преследуют меня. Они приходят на тренировки по плаванию, зажимают носы и мычат, когда я ныряю. Они ходят за мной на почту, в гипермаркет и даже в аптеку, где они наверняка получают незабываемые впечатления, наблюдая, как я покупаю тампоны. Вчера в своем школьном шкафчике я обнаружила открытку на лицевой стороне был изображен грустный бассет-хаунд с термометром в пасти и грелкой на голове, а внутри кто-то дописал "Не" перед напечатанным пожеланием "Поправляйся побыстрее", а в конце добавил: "Хотел бы, чтобы ты умерла".
- Донна никогда не сделала бы ничего подобного, - выступил в ее защиту Питер. Я, Мэгги и Мышь свирепо посмотрели на него, но он лишь развел руками. - Вы хотели услышать мое мнение, я его высказал.
- Кто-то еще хочет что-нибудь сказать? - спросила Мэгги. - Она единственная, у кого была причина подложить Кэрри открытку.
- Не обязательно, - сказал Питер. - Послушай, Кэрри. Я не хочу оскорбить твои чувства, но я уверен, что Донна ЛаДонна даже не знает, кто ты такая, какое ей дело до твоего шкафчика.
- Она знает, - протестует Мышь.
- С чего ты взял, что она не знает Кэрри? - шокирована Мэгги.
- Я не имею в виду, что она в буквально смысле не знает, кто такая Кэрри Брэдшоу. С этим, я думаю, проблем нет. Но Кэрри Брэдшоу не находится на первых строчках в списке вещей, до которых Донне есть дело.
- Спасибо большое, - сказала я Питеру.
Моя ненависть к нему усиливалась с каждой минутой. А еще меня все больше бесила Мэгги, потому что она встречалась с ним, и Мышь, потому что она дружила с ним. Но сейчас меня просто выводит из себя моя сестра Мисси, потому что занимает ванную.
- Я вхожу, - с угрозой в голосе говорю я и дергаю дверь. К моему удивлению, она не заперта, Мисси стоит в ванной: ее ноги намазаны средством для удаления волос "Нэр".
- Ты не возражаешь? - говорит она и задергивает шторку.
- Это ты не возражаешь? - спрашиваю я, отходя к зеркалу. - Ты уже здесь двадцать минут. Мне тоже нужно привести себя в порядок.
- Что с тобой такое?
- Ничего, - огрызаюсь я.
- Тебе бы лучше сменить настроение, или Себастьян не захочет с тобой никуда идти.
Я выбегаю из ванной, возвращаюсь в свою комнату, достаю "Консенсус" и открываю его на титульной странице, где красуется подпись ведьмы - Мэри Гордон Ховард. Я швыряю книгу под кровать, ложусь на спину и закрываю лицо руками.
Я бы даже не вспомнила про эту чертову книгу и чертову Мэри Гордон Ховард, если бы не провела последний час в поисках моей любимой французской сумки, доставшейся мне наследство от мамы. Это была очень дорогая сумка, но мама купила ее на свои деньги. И несмотря на то что она всегда говорила, что каждая женщина должна иметь одну хорошую сумку и одну хорошую пару обуви, мама рассказывала, что чувствовала себя ужасно, думая, что тратит так много денег на сумку, хотя могла бы найти им другое применение.
Сейчас эта сумка - одна из немногих вещей, которыми я дорожу больше всего на свете. Я достаю ее только в особых ситуациях, как драгоценное украшение, и после того как схожу с ней куда-нибудь, всегда укладываю обратно - сначала в хлопковый мешочек, а потом в оригинальную коробку, которую храню в глубине шкафа. Но сегодня коробки на месте не оказалось. Зато я нашла "Консенсус", который прятала там же.
Последний раз я доставала сумку шесть месяцев назад, когда мы с Лали ездили в Бостон. Лали все никак не могла оторвать взгляд от нее и даже спрашивала, могу ли я как-нибудь ее одолжить. Я сказала, что да, могу, даже несмотря на то что мне стало дурно, когда я представила Лали с сумкой моей мамы. Интересно, попросила бы она сумку, если бы знала, что та для меня значит? Я хорошо помню, как после поездки получше припрятала сумку, решив не доставать ее, пока не поеду в Нью-Йорк. Но затем Себастьян предложил поужинать в модном французском ресторане "Браунстоун" в Хартфорде, и мне показалось, что это как раз та особенная ситуация, для которой и нужна сумка. И сейчас она исчезла. Весь мой мир рухнул.