— Думаю, ты лжешь, Брет, — сказал я.
— Нет.
— Да. Ты лжешь.
Брет засопел.
— Нет, — прогундосил он, всхлипывая.
— Хватит, — вмешалась Кэролайн. — Это семнадцатилетний ребенок, и я не дам вам мучить его. Он ничего плохого не сделал, а вы обращаетесь с ним, как с преступником.
— Кэролайн, он перевозит кокаин. Он угрожал мне заряженным оружием. И у него пистолет, из которого, возможно, было совершено убийство.
В глазах Кэролайн стали собираться слезы.
— Брет... — простонала она.
— Прости... Прости, мама. Прости меня.
И они оба заплакали, что-то бессвязно бормоча сквозь рыдания.
Я вынул из кольта четыре патрона и опустил их в карман брюк. Сунув пистолет за ремень, подошел к окну и невидящим взглядом уставился на покрытый снегом газон.
Чем дальше, тем интереснее! У меня за плечами истерично рыдает недавно овдовевшая мать и осиротевший сын. Может, на бис мне пристрелить собаку?!
За спиной послышалось:
— Ничего, мой родной. Ничего. Мы все уладим. Все будет хорошо. Вот увидишь.
Я повернулся. Кэролайн смотрела на меня, неловко обнимая свое невероятно раскормленное чадо.
— Нам нужно это уладить, — сказала она.
— Я знаю. Уладим. Но мы должны знать, что нам нужно улаживать. Брет должен сказать, где он взял ствол.
— Брет, скажи мне, — попросила мать. — Можешь говорить громко. Можешь сказать шепотом. Просто прошепчи мне и все.
Брет покорно кивнул. Она подставила ухо, и он шепнул ей что-то. Она кивнула.
— Хорошо. Теперь я скажу это мистеру Спенсеру. Тоже шепотом.
Она подошла ко мне и прошептала:
— Эстэва.
— Боже мой, — прошептал я в ответ.
Глава 22
Я сидел в машине Лундквиста, стоявшей на площадке за библиотекой. «Кольт» лежал в бумажном пакете на полу «мустанга», припаркованного рядом.
— Нужно провернуть один трюк, — сказал я. — Возможно, что в моих руках пистолет, из которого убили Роджерса. Надо проверить, действительно ли пули, всаженные в Роджерса, выпущены из него.
— Нет проблем.
Стоял великолепный день. Яркое солнце играло лучами на снегу, подтапливая его. С карапузов капало.
— Может быть. Но дело в том, что я не хочу говорить, откуда он у меня.
— Теперь я понял, какого рода проблемы могут возникнуть, — сказал Лундквист.
— Предположим, окажется, что это именно тот пистолет — а я буду очень удивлен, если будет иначе, — и вам захочется узнать, чей он. И если я скажу это, вам захочется узнать, откуда я знаю, что это именно так. А для того, чтобы сказать и это, мне придется рассказывать о вещах, о которых я рассказывать не хочу.
— Но раз мы знаем, что он у вас, то мы можем вроде как и настоять на этом.
— Верно.
— И вы знаете, как мы умеем настаивать, если нам захочется.
— Тоже верно. Но, с другой стороны, о том, что он у меня, вы знаете пока только с моих слов. И если я заберу свои слова обратно, что тогда?
— Тогда, пожалуй, мы могли бы прижать вас немножко.
— Угу.
— Но я так понимаю, вас уже прижимали.
— Угу.
— У вас есть какой-нибудь план?
— Я отдаю вам пушку, вы выясняете, действительно ли Роджерс был убит из нее, и говорите мне. От этого и будем плясать дальше.
— Направление известно?
— Нужно выяснить еще кое-что.
— Что?
Я покачал головой. Лундквист скосил глаза на небольшой скверик перед библиотекой и мягко забарабанил толстыми бледными пальцами по баранке руля.
— Хуже, чем сейчас, уже не будет, — сказал он.
Я вылез из патрульной машины, открыл дверцу своей и, взяв бумажный пакет с пистолетом, вернулся и отдал его Лундквисту. Тот открыл пакет и заглянул внутрь.
— Отпечатки пальцев? — спросил он.
— Нет. Я протер его. Тщательно.
— Отлично!
— Я говорил, что дело не совсем чистое.
— Кажется, мне многое придется придержать при себе.
— Мне тоже, — сказал я и захлопнул дверцу, оставшись снаружи.