***
"Мирабо" зашёл в порт Чанаккале, где оставили часть английских и французских войск. Доктор Моризо не сходил на берег, так как ему добавили больных с других кораблей, и поэтому времени на знакомство с городом не нашлось.
Больше всего хлопот доставляли больные гриппом, для которых выделили отдельное помещение, изолированное от других. Они таяли на глазах: вначале синий цвет лица, потом пневмония, а дальше кровавый кашель, остановить который не представлялось возможным. Моризо был бессилен что-либо сделать. Глаза больных матросов, смотревших на него с надеждой, вызывали в нем внутреннюю боль души, несмотря на то, что война его закалила, и он видел вещи, гораздо ужаснее.
Раздражало то, что болезнь возникала внезапно, и совсем здоровый человек мог на другой день умереть, напоминая другим о бессмысленности человеческой жизни перед хаосом окружающего мира. Несправедливо названная "испанкой", болезнь поражала все нации, не выбирая и не щадя никого.
За себя Рене не боялся – не потому, что бессмертен, или из-за того, что являлся врачом, а считал, что если умрёт, то умрёт на своем посту, как и следовало поступить человеку, давшему клятву Гиппократа.
По-прежнему донимал Эжен Марсо со своими пальцами. Во время обхода вновь потребовал укол, показывая руку в крови. Размотав бинты, Моризо понял, что рука вновь зашибленная, вероятно, специально. Перебинтовав, он поднялся, чтобы уходить, когда Марсо напомнил:
- Доктор, а укол?
- Уколов нет, кончились, - жестко сказал Моризо, и услышал, как моряк зло заскрипел зубами.
Тяжелее всего Моризо перенёс случай, когда один из матросов-близнецов Левевр заболел гриппом. Так случилось, что болезнь пристала к одному близнецу, а второго, почему-то, пощадила. Через несколько дней больной скончался, а его брат, которого болезнь не брала, весь почернел от горя. Его взгляд, которым он провожал Моризо, не давал ему спать по ночам.
В тот день он запланировал операцию.
Матрос жаловался, что у него в спине что-то "лишнее". Когда-то его ранили в спину, санитар наложил ему повязку, и рана зажила, но ощущение неудобства не проходило. Пальпация раны показала, что осколок остался внутри, и требовалось хирургическое вмешательство. Несмотря на то, что матрос не очень желал операции, её пришлось сделать. Моризо, уставший от операции, шёл в свою каюту, но удар в голову сзади вырубил его прямо перед дверью его каюты.
Когда он очнулся и открыл глаза, то увидел над собой лицо своего земляка, санитара Себастьяна, который, склонившись над ним, тихо спрашивал:
- Вы слышите меня, мсье Моризо?
- Помоги мне, Себастьян, - попросил Моризо и поднялся с помощью санитара. Голова болела, и когда он очутился в каюте, то сказал, присаживаясь на откинутую кровать:
- Себастьян, посмотри, что у меня там.
- Как же вы так неосторожно? - спросил тот и, не услышав ответа, сказал: - Я пойду и принесу медикаменты, чтобы обработать рану.
Когда Себастьян вернулся и принялся обрабатывать рану на голове, дверь отворилась, и на пороге появился капитан Дюрант, который молчал и стоял, прислонившись к стенке.
Моризо понял, что его позвал Себастьян. Капитана Дюранта прикомандировала на броненосец военная разведка, и он отвечал за секретность объекта, то есть за "Мирабо". Когда Себастьян обработал рану и вышел по знаку капитана, тот присел на кровать и спросил Моризо:
- Кто тебя ударил?
- Я не знаю, - честно ответил Моризо.
- Хорошо, Рене, забудь, - вздохнул капитан и спросил: - Как у тебя дела?
-Да не очень, - признался Моризо. Капитан Дюрант оказался хорошим собеседником, так как умел слушать и вскоре узнал от Моризо всё, что хотел. На прощание он похлопал его по плечу и сказал:
- Поправляйся, Рене, и не очень налегай на работу.
На следующий день Моризо узнал от Себастьяна, что арестован Эжен Марсо и матрос Левевр.
- Марсо ведь больной, - возразил Моризо, на что Себастьян ответил: - Симулянт он и наркоман.
Моризо не был уверен, что его ударил Марсо или обидевшийся за брата Левевр, и подумал, что он, возможно, действительно стукнулся сам, но его сомнения развеял сам капитан, который сказал, что Левевр признался в покушении.
- Я вас попрошу, не наказывайте его, - попросил Моризо, - у него от гриппа умер брат.
- Я знаю, - сообщил капитан, - но держать себя в руках нужно. Пусть посидит пару дней, подумает.
Он обернулся и уходил, когда его окликнул Моризо:
- А где Марсо?
- Марсо я отправил на место службы, - бросил Дюрант, - нечего ему в госпитале околачиваться.
***
В Западный Ориндж можно попасть, если выбраться из Нью-Йорка и ехать по 280 шоссе, идущему на северо-запад. Но сейчас эта дорога пересекает Западный Ориндж поперёк, упираясь с каждой стороны в Нью-Йоркское море. Узкая изогнутая лента, тянущаяся через кусочек Клифтона, Западный Ориндж, Шорт Хилс, Уоррен и Бриджоутер – вот и всё, что осталось от Нью-Йорка. Филадельфия, Балтимор, Вашингтон, Ричмонд и вся Флорида оставались под водой и неизвестно, появятся когда-либо снова.
Такие сведения Мурик легко почерпнул из своей карты, лежащей на письменном столе и, как оказалось, не первый раз востребованной для доброй службы.
Путешествуя на вызванном магнетике, Мурик рассуждал о последних двух делах, так и не раскрытых, как не пытался он подобрать ключи.
То, что убийства связаны с какой-то древней информацией, весьма ценной, не подлежало обсуждению, только странный невзрачный перстень не вписывался в собранную Муриком конструкцию. Возможно, он являлся каким-то ключом, знаком, который давал возможность узнать нужное у нужного человека, но дальше рассуждений дело не двигалось.
Требуемый дом находился в Нью-Джерси, Западный Оринж, на Кальвин-террасе 9, недалеко от индийской резервации Игл Рок. Двухэтажный дом с мезонином украшала выложенная из ракушечника веранда с дорожкой, усаженной по бокам цветами и с каменными ступеньками к двери.
Справа от входа стоял старинный уличный фонарь, который освещал по ночам маленький бассейн с фонтаном, льющим воду из пасти миниатюрного льва.
Крашеные кирпичи, желтые и тёмно-коричневые, прекрасно оттеняли окна и двери, создавая впечатление уюта и надёжности. По бокам дома ветвились высокие липы, распространяя вокруг медовые запахи и, казалось, что здесь не может произойти ничего необычного.
Мурик прошёлся на задний двор, где располагался ещё один, круглый бассейн для купания, хотя в сотне метров плескались волны Нью-Йоркского моря. Задумавшись, Мурик остановился, залюбовавшись далью, где катились волны Атлантического океана.
Из задумчивости его вывел голос Гильберта Ламбре.
- Мсье Мишель, вы хотите осмотреть место преступления?
Мурик попросил Ламбре рассказать, что он знал и тот доложил, что к хозяйке дома, Натали Орли, напросился странный тип, который покупал антиквариат. Когда она сообщила, что ничего продавать не собирается, он пристал к ней с требованием показать, что у неё есть. Натали послала наглеца подальше, но тот бросился на неё с длинным шилом.
Натали не растерялась, и швырнула его на пол, так как занималась в секции карате, а потом связала нападавшего ремнём. Прибывшие муниципальные служащие закрыли его в контейнере, так как тюрьмы здесь нет. Изъятое у убийцы шило Ламбре продемонстрировал в прозрачном пакетике.
- А где Натали Орли?
- Она у себя дома, - ответил Ламбре и добавил: - Отчёт я вам распечатал.
Мурик оставив Ламбре на улице, а сам поднялся по ступенькам дома и постучал. Через минуту появилась миловидная девушка с искренней улыбкой на лице, которая уставилась на Мурика. Тот представился и девушка сказала:
- Я всё рассказала вашему товарищу.
Мурик извинился и попросил Натали уделить ему несколько минут. Она двинула плечами и пригласила коронера в дом. Внутри жилище оказалось не хуже, чем снаружи и, удивительно, как оно сохранилось во время потопа, так как всё говорило, что дому не меньше, чем Мурику. Вероятно, его с любовью восстановили.
На большой стенке прихожей висело бесчисленное количество рамочек с фотографиями, и Мурик с любопытством остановился перед ними. Некоторые из фотографий оказались черно-белые и так выцвели, что на них едва угадывались контуры лиц и фигур.
- Это всё ваши родные? - не удержался Мурик.
- Да, - сказала Натали и спросила: - Будете пить липовый чай?
Мурик кивнул и внимательно всматривался в фигуры двух молодых бойцов у пулемёта Максим. Рядом висело фото молодого человека в военной форме возле старинного самолёта с двумя крыльями.
- Это мой прадедушка.
- Как его фамилия? - машинально спросил Мурик, как будто фамилия прадеда что-либо объяснила.
- Орлов, - ответила Натали, и Мурик запомнил, как всегда любил запоминать ничего не значащие факты.
- Я вас хочу спросить, Натали, - сказал Мурик, - у вас, ведь, имеются старые вещи, имеющие отношение к антиквариату?
- Вы тоже хотите, чтобы я вас скрутила? - захихикала Натали, ставя две чашки для чая и варенье. Мурик улыбнулся и глотнул душистого напитка.
- Я уверен, что к вам придут ещё, - сказал Мурик, - и хочу вас обезопасить.
- Я сумею себя защитить, - ответила Натали.
- Не думаю, - серьезно сказал Мурик. Ему нравилась девушка, у которой славянские корни, пусть и говорила она на "универе". И Мурик хотел её защитить.