Натали принесла старинную шкатулку и высыпала содержимое на стол. Там лежали какие-то медали, монеты, старинные пуговицы, брошки из серебра и золота, и бусы из янтаря. Но Мурик уже видел то, что хотел найти нападавший: невзрачный перстень из какого-то металла с замысловатым орнаментом по кольцу.
- У вас хотели забрать вот это, - сказал Мурик, показывая перстень. Он внимательно его рассмотрел, стараясь найти какие-нибудь буквы, но кроме орнамента на нём ничего не нашлось. Натали с удивлением смотрела на Мурика и кольцо.
- Это кольцо моей двоюродной бабушки. Я его никогда не носила, но мама говорила, что оно награждает большой любовью и приносит несчастье, - сообщила Натали. То, что даже мимолётным владельцам кольцо приносит несчастье, Мурик знал, поэтому спросил:
- У вас нет большого листа бумаги? - спросил он у Натали.
- Есть, - сообщила Натали и притащила большой кусок обёрточной бумаги, размером со стол. По просьбе Мурика, заинтригованная Натали принесла кисточку и чёрную краску. Мурик неуклюжим почерком написал на листе:
"Перстень забрал Михаил Мурик, старший коронер Совета Наций".
А внизу размашисто подписался.
Когда Мурик приколотил лист на фасаде дома, Натали откровенно хохотала, а он попросил её поклясться, что она его не снимет.
- Клянусь! - ответила Натали, едва сдерживая смех.
- Что вы делаете? - спросил Ламбре, разглядывая плакат и смеющуюся Натали.
- Спасаю её жизнь, - сказал Мурик.
***
Киев встретил теплой, сухой погодой. На вокзале царило оживление и порядок, не в пример Москве, что больше всего поразило Дашу и Веру. По перрону деловито рыскали грузчики, выискивая пассажиров с багажом, а встречающие с улыбкой разыскивали своих родных и знакомых. Возле касс, как в мирное время, толпились люди, поглядывая на расписание поездов. Идиллию нарушал немецкий капрал, вышагивающий от одной стороны вокзал до другой, презрительно косясь на пассажиров.
Семён тащил на себе мешки Веры и Даши, а Василиса свой не доверила и несла сама.
- Вы сейчас куда? - спросил Семён, останавливаясь возле выхода из вокзала.
- Они со мной, в Покровский монастырь, - поджала губы Василиса.
- Рано им в монастырь, - сказал Семён и сообщил: - Я вас подвезу.
Он вышел на площадь перед вокзалалом и остановил извозчика, чтобы не дожидаться трамвая, на котором, к тому же, до самого монастыря не доедешь. Сёстры и Василиса уселись в коляску, которая понеслись по Бесаковской улице, вывозя их на Галицкую площадь, на которой под солнцем блестели золоченые крыши железной церкви Иоанна Златоуста. Василиса истово крестилась и девушки, улыбаясь, вслед за ней осеняли себя крестом. Продолжая ехать по пути тринадцатого трамвая, они выскочили на Дмитриевскую улицу, откуда свернули на Полтавскую, а там уже и Монастырская улица.
Возле ворот монастыря они остановились, чтобы попрощаться. Семён по очереди обнял сестёр и прижал Василису, которая, покраснев, осенила его крестом, буркнув: "Береги себя".
- Я к вам забегу, - пообещал Семён и вскочил в коляску, которая его ожидала. Даша и Вера подождали, пока коляска не повернула на Львовскую улицу, а потом засеменили за Василисой. Даша грустно расставалась с весёлым и умным попутчиком, что уже говорить о Вере, которая совсем сникла лицом.
- Может, мы задержимся здесь немного? - с надеждой спросила она у Даши. Василиса, не оборачиваясь, сказала: - Оставайтесь, и мне веселей. Я с матушкой переговорю за вас.
Вера и Даша долго стояли возле кельи игуменьи, слушая через дверь строгий голос матушки и оправдывающийся голос Василисы.
Неожиданно дверь открылась и раскрасневшаяся Василиса шепнула: "Заходите". Вера и Даша, потупив головы, зашли и остановились у порога. Матушка Александра поднялась из-за старинного стола и заглянула сестрам в лицо, сразу же огласив резюме:
- Эта шибко озорная, а вторая, пусть и тихоня, но себе на уме.
Василиса, стоящая рядом, только поддакивала: "Да, матушка". Закончив досмотр, хранительница благочестия твёрдо сказала: - Ослушаетесь – выгоню сразу.
Они вывалились из кельи, как молодые воробьи из гнезда, благодарные своей судьбе за то, что легко отделались. Василиса, бывшая здесь не впервой, сразу же повела их в кельи, на самом деле представляющие собой небольшие комнатки, где в каждой пустынно стояло по две кровати. Вера и Василиса поселились в одной комнате, а Даша расположилась в соседней келье, рядом с молодой и печальной девушкой с бледным лицом затворницы.
Оставив вещи, Василиса поволокла их в мыльную, она же и прачечная, находящуюся в самом углу монастыря, где девушки, дрожа от холода, быстро помылись и так же быстро надели свежее бельё. Сразу же после этого их отправили в комнату, где несколько послушниц пряли нитки.
Василиса показала Вере и Даше, как это делается и девушки принялись крутить веретено неумелыми руками. Даша, немного повозившись, приспособилась и, думая о своём, легко свивала бесконечную нить, чего нельзя сказать о Вере, которая путала или обрывала нить, раздражаясь сверх меры. Видя такую обструкцию, Василиса забрала у неё пряжу и отвела её на кухню в помощь поварихам. Что она там делала, Даша не знала, но когда пришло время обеда, Вера за столом со вздохом ей шепнула: "Я не уверена, что выдержу долго".
Игуменья стала во главе длинного стола и одна из монахинь нараспев затянула молитву, которую тут же подхватили все. Когда Даша разуверилась в том, что они сядут за стол, молитва закончилась и игуменья, опускаясь на стул, разрешила садиться. Простая гречневая каша на постном масле показалась Даше слаще Семёновых конфет, что не удивительно, так как они с утра не кушали, кроме как попив чаю в поезде. Сопевшая рядом Вера решительно уминала ложку за ложкой, не жалуясь на аппетит.
После обеда все встали и та же монахиня, что и перед трапезой затянула:
- Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия, но яко посреде учеников Твоих пришел еси, Спасе, мир даяй им, прииди к нам и спаси нас.
Все сыто повторяли за ней, истово крестясь, а потом снова разбрелись выполнять свои послушания.
После обеда работа не очень клеилась, и тянуло на сон, отчего Даша несколько раз клюнула носом и, чтобы взбодриться, принялась рассматривать свою бледную соседку по келье, которая, не отягощённая сонливостью, бодро крутила веретено.
"Меня зовут Даша", - прошептала она, оглядываясь на строгую монахиню, присматривающую за ними. Девушка, обнаружив возникшим румянцем на щеках, что она не фарфоровая, прошептала ей в ответ: "Мария". Молчаливые взгляды, мельком брошенные друг на дружку, и улыбки, их сопровождающие, тёплой волной отдались в душе, закрепляя краткое знакомство и обещая приятное общение.