За Андрея - нет. Его личная жизнь похожа на затянувшийся судебный процесс. Жанна? Лишь ширма, красивая вывеска для поддержания имиджа преуспевающего адвоката. И осознает это, не претендует на большее, не стремиться. Ее устраивает отведенная роль. В свободное же от основной работы время у нее другая личная жизнь. Своя. Как и у Андрея - своя. На уровне непритязательных связей с подклассом легкомысленных, семейства алчущих. Ночь - миг. Спроси через час после расставания - не вспомнит ни имени, ни цвета глаз и волос.
Сергей другой. То ли отшельник, то ли Казанова. То месяц бродит по кабакам, снимая самых дорогих тонконожек, и устраивает такую сиесту на дому, что соседям жарко. То по полгода живет бирюком-трудоголиком.
А может быть, это Яна? Делала массаж и…принесла зубную щетку, а заодно и ребенка привела?
- Сережа, ты когда женишься?
- Опять? - прищурился он, стряхивая воду с рук. Шагнул ко мне чуть лениво, чуть задумчиво. И руки в карманы убрал. А взгляд, что у резидента. - Что ж тебе не терпится окольцевать меня с какой-нибудь курицей? Прямо мамуля в расцвете брачного ораторства.
- Почему - мама? И отчего - с курицей. Допустим, с умной, неизбалованной женщиной с ребенком.
- Ага, - Сергей качнулся на носках, обдумывая услышанное, окинул местность внимательным взглядом и усмехнулся. - Анюта, не напрягайся без повода. И с каких это пор тебя стало интересовать содержимое моих шкафов?
- Так, - пожала я плечами, пряча взгляд, оттого, что услышала в его словах намек на дело годичной давности. И прикинула, что женщина завелась в его жизни года полтора как, а то и больше. Значит, отношения уже перешли на серьезную основу.
- Анюта, а ну-ка, посмотри на меня.
Я посмотрела, совершено забыв, что, кажется, пьяна. Он улыбнулся с нехорошим прищуром и присел передо мной на корточки:
- Где же ваше опьянение, мадемуазель сваха? "Нетути"? Решила поиграть со мной, да, котенок? Я понимаю, твой примат взывает к мести. Но я-то - не он. Не надо делать из меня дурачка, примерь эту роль другому. Пойми - твои коготки выросли, мастерство очаровывания и развешивания лапши на уши достойно самой элитной пантеры, но для меня ты по-прежнему котенок: маленький, глупенький, немного дерзкий. И все твои мысли и желания - открытая книга. Ты думаешь, я не понял, что пришло в твою голову еще на даче у Андрея? Уволь, Анюта, я стар для роли пешки на твоей доске.
Я долго молчала, не зная, стоит ли мне обижаться на его проницательность. И поняла, что не стоит. Потому что, не смогу. И сказала правду.
- Ты ошибаешься, Сережа - ты всегда был ферзем для меня. Всегда. А на доске сейчас лишь две фигуры - ты и я.
Он не верил, но хотел верить. И боролся с моим коварством и своей податливостью. Но кто победил, я не узнала - Сергей резко встал и вышел, кинув, не глядя:
- Купайся. Халат и полотенца в шкафу.
Я лежала в ванне, смотрела на потолок и силилась не расплакаться. Из всех переживаний дня меня давило лишь одно - розовый заяц на Сережиной полке. Глупый флакончик детского шампуня. Почти в точности отображающий тот, что когда-то он мне подарил. И как достал и где в период жуткого дефицита и нашей нищеты?
Я помню фруктовый запах и матовую пену, яркий розовый пластик. И трепет, радость, что обуяли меня, когда я сидела в ванне и играла этим флаконом. И восторг оттого, что это - мое. И уверенность, что завтра я вновь смогу потрогать его, вдыхать аромат содержимого, и увидеть мыльные пузырьки…
Но уже через пару часов, когда я спала, этот радужный флакон нырнул в мамину сумку. У дочери ее подруги был день рождения, и она не нашла ничего лучше в подарок.
Я не просто плакала - я убивалась, чем неимоверно вывела ее из себя, и впервые услышала слово - эгоистка.
А может я действительно - эгоистка? Потому что мне до сих пор больно и обидно, а теперь еще и завидно. Понимаю - глупо убиваться по пустякам, из-за какой-то игрушки, детской забавы, давно произошедшего недоразумения. Но ничего не могу с собой поделать, потому что этот флакончик, словно маяк, направлял меня в одном направлении, в одну сторону, как бы я не хотела сейчас свернуть, отойти…к Сергею. Мне было безумно жаль, что я так долго колебалась, что так тщательно воздвигала стену меж ним и собой, что в итоге опоздала. Теперь мое желание так и останется мечтой.
Я чувствовала себя бабкой у разбитого корыта и заплакала, тихо, горько, сетуя на себя и на жизнь. Жизнь, обманувшую меня и совершено не стоящую того, чтобы ее ценить.
Мне трудно было смириться с мыслью, что Сережа принадлежит другой. Наверное, более трудно, чем когда-то я примирялась с диагнозом врачей и приговором Алеши о невозможности иметь детей. И не хотела больше кривить душой, лгать самой себе, в этом больше не было смысла и надобности - я любила его больше, чем Алешу и Андрея, больше, чем себя. И изменить Олегу могла лишь с ним - ни с кем другим. Сергей был понятен мне, близок настолько, что порой я не ведала - где начинается он и заканчиваюсь я?
Он единственный мог вытащить меня из той ямы, в которую я попала, из бездны смерти и забвения. Его непробиваемая крепость оптимизма, давала силы двигаться, дышать, прощать и надеяться. Он был пропитан необъяснимой, не видимой глазу энергией веры в лучшее, и щедро делился ею, заражал уверенностью в собственной значимости. Был искренен в проявлениях любви и предан до последней клеточки то ли своей, то ли моей души.
Но теперь у него появилась женщина…
Нет. Никого у него нет. Нет - убеждала я себя и вспомнила дело годичной давности…
Я пришла утром, принесла пакет документов от Андрюшиного клиента. Тактично оповестила о своем приходе звонком и, не услышав ответа ни за дверью, ни в трубке сотового, достала ключи. Я понимала, что Сергей скорей всего находится в состоянии алкогольного пике. Вчера он был вял и неразговорчив, буркнул что-то в трубку и отключил телефон. Вот и пришлось ехать с утра.
Он был в совершенно нерентабельном состоянии. Крепко спал прямо в брюках и рубашке, на неразобранном диване лицом вниз, свесив руку. Я не была у него давно, месяца четыре, не меньше, и потому поразилась открывшейся взгляду запущенности.
Форточки настежь и холод, как в холодильнике. Бутылки и бокалы с недопитым спиртным на журнальном столике, на полу и подоконнике. Полная окурков пепельница, завидный слой пыли на портьерах и паласе. Но больше всего меня полазило совсем другое - напротив дивана, на том самом месте, где когда-то находился плазменный телевизор, висела огромная фотография в изящной рамке - я.
Меня просто пригвоздило к месту. Когда он успел? Зачем? Где взял снимок?
Я помнила запечатленный момент, как и парня, сделавшего этот кадр. Гена Коротков - творческая личность, фотограф от бога, близкий друг Сергея, тогда непризнанный, а ныне всем известный гений. Он щелкал все подряд, и естественно, не мог обойти то событие - дембель их общего с Сергеем друга. Меня не взяли с собой, а утащили почти насильно. И я не пожалела и почти не заметила, как пролетел вечер, растаяла ночь. Мы возвращались ранним утром. Шагали, взявшись за руки, по мосту через реку. В волосах путались первые лучи солнца, силуэты домов размывали пастельные краски утра. Стайка ранних пташек летела в сторону коммерческого рынка на завтрак. Май расцветал за нашими спинами гроздьями сирени и буйной зеленью прибрежных деревьев.
Одно на этом снимке было неправильно, не так, как на оригинале - на этом портрете Сергей был заретуширован и казался размытым силуэтом, тенью у моего правого плеча. А вот на мою персону красок не пожалели - высветили, вычертили от ресничек до носика лаковых туфель. И я не узнавала себя - на меня смотрела звезда экрана, супермодель, яркая и жизнерадостная, а не грешная серая мышка, которую я вижу каждый день в зеркале.
Я поморщилась - что взбрело Сергею в голову испортить интерьер подобным "шедевром"?
И стало неприятно, стыдно - я так мало уделяла ему времени последние месяцы - завал на работе, неприятности с Олегом и дела Андрея - все закрутило меня, навалившись разом. Вот и результат.
Я укрыла Сергея пледом, поправила руку, сгребла бутылки и тихо вышла на кухню, желая возместить свою погрешность наведением порядка.
На кухне царил еще больший разгром, чем в комнате. Груда немытой посуды ввела меня в задумчивость, а горы окурков, наоборот, ввела в состояние, близкое к шоку. Как же я могла упустить Сережу? Как же могла позволить делам встать меж нами?
И принялась за уборку. Открыла створку антресоли и насторожилась - идеальный порядок, новый, не распакованный чайный сервиз и коробка с детской кружкой с мордочкой Винни-Пуха. Интересно.
Взгляд скользнул по немалому кухонному пространству, выхватывая каждую мелочь, не замеченную ранее - стопка салфеток и упаковка с кухонными полотенцами. Новая микроволновка. На подоконнике засыхающий цветок в маленьком горшке, еле приметный меж пустыми пакетами сока. В холодильнике полный набор продуктов с превалированием фруктов и соков, а в морозильнике вместо холостяцких пакетов пельменей и любимых Сережиных морепродуктов - ягоды и ненавистное им мороженное, причем трех видов - торт, брикет, рожок.
Это навело меня на определенные размышления, и, поставив крест на уборке, я устремилась в другие помещения как хорошая ищейка по следу. Мной двигало жгучее любопытство и требовало сиюминутного подтверждения или опровержения догадки. Второе меня бы устроило больше. Мимолетные связи братьев меня не волновали, но в обнаруженных мелочах мне виделась серьезная угроза в виде умной и расчетливой соперницы.