Митя поднялся и тоже притворно нехотя сказал: "Ритуля, я побежал, мне все же не в двенадцать ночи домой появляться! Бегу. Буду не очень скоро. Надо слетать к маме, она ждет. После приезда - заскочу, теперь адрес знаю".
Его еще мучила мысль об Анатолии, но он не спрашивал. И о звонке Вере, но время было уже не для звонка на работу… Молодец он, что дал ей ключ, но ведь она такая! Не войдет без него… Хорошо бы вошла. Он открывает дверь, а там - Вера, любимая Вера!
Но Риточка безапелляционно заявила: "Сначала мы сделаем это, а потом беги куда хочешь - к тестю, теще, хоть к е…. матери!"
И стала быстро раздеваться. Митя почувствовал себя полным идиотом, когда она, бросив на тахту простыню, разлеглась совершенно бесстыдно.
Она и впрямь пополнела, и это ей шло, и фигурка у нее была не из плохих - все это Митя отметил, но! Трахаться? Он же любит Веру?!
И он, одетый, сидел и тупо смотрел на Риточку, а та уже в томлении извивалась как кошка, которой немедленно нужен кот.
Митя цинично и спокойно подумал, что проще все исполнить и освободиться, чем начинать разговоры-переговоры, которые закончатся истерикой.
Он вздохнул и стал раздеваться.
Митя совершил действие вполне хорошо, не наспех, Риточка с ее страстями раскачала его.
И тут он испугался: что за дурак! Неужели нельзя было предохраниться! Забыл! Идиот! А если она родит еще?
Риточка будто прочла его мысли, усмехнулась, щелкнула его смешливо по чувствительному месту и сказала: "Не бойся, я принимаю таблетки. Думаешь, мне охота рожать безотцовщину?"
И все-таки! - Зарыдала.
Ему пришлось утешать ее. Но чем он мог утешить? Надеждами? Не мог и не хотел.
Оставалось единственное средство, которое он и применил снова. Риточка, кажется, немного успокоилась, хотя сказала - останься. Все равно уже двенадцатый… Чего-нибудь наврешь… Он, может быть, уже бы и остался… Но мысль о Вере, которая одиноко бродит в чужой квартире, травила как ядом.
- Нет, Ритуля, мне нужно идти. В другой раз - останусь, даю слово.
Он оделся, а Рита так и осталась лежать - голая, расслабленная, не утерявшая желания. Он на нее старался не смотреть. Уже собрался уходить, чмокнув ее куда-то в нежное местечко, и вдруг вспомнил, что не отдал деньги. Вытащил из кармана и положил пачечку ей на грудь.
- Платишь? - лениво поинтересовалась она, посмотрела на деньги: - Хорошо, хоть дорого ценишь.
Он не принял этой полушутки: "Я принес для вас, для Анны, сразу забыл отдать. Ты скажи маме, не утаивай… Пусть знает, девочку я не брошу".
Раиса во дворе резалась с мужиками в карты и, как только увидела выскочившего из подъезда Митю, тут же рванула домой. Подскочила к закрытой двери Риткиной и зашептала: "Рит, можно, зайду?" Но оттуда не доносилось ни звука, и Раиса, пооколачивавшись возле нее и поругиваясь про себя, ушла спать. А так хотелось по горячим следам обсудить и папашу Анечкиного, и все-все.
Утром она вперлась безо всяких стуков.
Рита лежала на тахте, покрытая по грудь простыней, голая. "…Значит, было, - удовлетворенно подумала Раиса и сладенько спросила: - Риточка, кофейку тебе принесть?"
Та хмуро глянула на мать и процедила: "Принеси".
Раиса скоренько притащила кофе Ритке и чай - себе - пока не проснулась Анечка, успеть поговорить. А то проснется - сразу затребует то то, то это - с таким норовом девка растет! А папаня-то не поймешь какой… Ритка говорит на министерской дочке женился. Не гляди, что мал да тих, - в тихом омуте черти водятся.
Рита, глотнув кофе, чуток подобрела и сама первая спросила: "Ну, как тебе Митька?.."
Раиса не знала, правду ли говорить, нет ли?.. но решила - лучше правду, обсудить такое дело не щи хлебать! И она сказала: "Хлипковат, а вишь, сама ты говорила, что боек… Вы с ним вчера того?.."
- Этого, - отрезала Рита, злясь на весь мир: она думала, что Митя останется, рассиропился вроде бы, а он просто-напросто сбежал. Девку наверное завел, он на это дело прыткий.
Раиса обиделась. Какого рожна Ритке надо! Вчера Раиса употела на кухне, разготавливая всякие разности, а этой все не так. Сама мужика не удержала, а мать виноватая.
Но долго она молчать не умела и не любила, это умеет Ритка: молчит днями, ежели что не по ней. Раиса вернулась к животрепещущей теме: "Смотри-ка, Анечка его не приняла! Обижается на папаню! И шоколадку не взяла. Он тоже хорош гусь - ребенку ничего не принес! Я ж видела, как ты ту шоколадку ему сунула!"
Рита на это сама злилась и крикнула: "Да на фиг мы ему сдались! Он и пришел-то только из-за страха! Боится, сученок, что я кое-чего шепну на ушко его женушке!"
- А может, шепнуть? - спросила-подумала Раиса, - тогда ему деться некуда будет, суда припожалует.
- А на кой он нам! - заявила Рита, - у него ни кола, ни двора, он с юга откуда-то! Отовсюду выгонят, и ему - крышка!
- А он тебе-то чего-нибудь дал? - задала главный вопрос Раиса. Рита нехотя ответила:
- Дал, - порылась под подушкой, достала деньги и дала матери: - Вот, для Аньки… Распределяй, как знаешь.
- А себе-то, себе, оставила? - спросила заботливо напоказ Раиса, не столько беспокоясь о дочери, сколько желая узнать количество денег…
- Оставила, - нехотя откликнулась Рита и добавила: - Особо на него не рассчитывай. Он скоро опять туда уедет и неизвестно, на какой срок… Надо бы еще разок его ухватить - Анька ему, по-моему, понравилась, - она усмехнулась, - больше, чем я…
Тут затараторила Раиса: "Ой, мамоньки, я думала, об пол грянусь, когда их рядышком увидела! Ну копия дочка в папаньку! Я-то всегда Анатолию говорила, что, мол, в него, - ни зги не в него! Вылитая Митька! Как не понравиться! Анатолий потому и озлился так, - видит же, не слепой!.. А этот твой Митька - ничего из себя, только вот тощий…"
Рита усмехнулась, знала бы мать… Но ведь уедет - и все!
- А как Анатолий, - спросила Раиса, - не получшел?
- Да наплевать мне на него, - спокойно ответила Риточка, - он все равно от меня никуда не денется. Если в загранку пошлют, то только с женой, развода он как огня боится, разведенных не посылают никуда.
- Ну и позови Анатолия! - поучала Раиса. - Жратвы осталось - некуда девать! Приласкай. Чего вам ругаться? Все ж таки муж и жена - одна сатана.
- Я ему позвоню и кое-что скажу… - загадочно сообщила Рита. - А теперь иди, я посплю.
Мать подобострастно хихикнула и ушла, плотно закрыв за собой дверь. А за другой дверью уже криком надрывалась Анечка: "Баба! А-а-а! Иди!"
Такси как назло не было, и Митя метался по незнакомым улицам, костеря себя последними словами. Увидел бабу и про все забыл! Мог бы уйти раньше и не идти на поводу у сексуально озабоченной Ритки, но опять на него надавила, как и в Нью-Йорке, в их советской резервации. Просто вломилась к нему в квартиру… А он… дерьмо, слабак! Пусть бы Ритка орала и визжала, во всяком случае, неповадно было б в следующий раз… Следующего раза не должно быть, подумал он резко и тут же понял, что врет даже себе: он еще и еще будет приезжать к ним из-за этой девочки, так разительно похожей на него, и пытаться сделать из нее нормального доброго ребенка, как Митенька…
Ведь Нэля - не сахар, он - тоже, а Митенька растет просто святым. Анечка пока дичок, волчонок. А откуда ей взять доброту и все остальное подобное? От тещи-пьянчужки?.. А уж орут они друг на друга с Риткой только так! - дом трясется и, гляди, развалится! Ритка - бешеная.
Сейчас он не испытывал к ней ничего, кроме злости, - все-таки купила его на слабину… Ну, почему он такой? Откуда это?..
Такси нашлось, и он, плюхнувшись рядом с шофером, сказал: "Только по-быстрому, начальник!"
У своего дома он внимательно осмотрел окна - они были темны… Значит, Веры нет. Она уехала домой, и ему предстоит еще одно объяснение. Но завтра. А сегодня он ни о чем думать не будет - бухнется в постель и спать.
Открыв дверь ключом, он зажег в холле свет. В квартире стояла тишина, но он все-таки, ни на что, правда, не надеясь, позвал: "Вера!"
Через секунду на кухне зажегся свет, и она ответила: "Да".
Он кинулся на кухню, понимая, что хотел именно этого! Хотел, чтобы она была здесь! Что его мысли насчет "выспаться", были лишь ширмой, которой он прикрывал желание увидеть ее здесь и, - главное! - рассказать ей все. Всю правду. Кроме, конечно, "спанья" с Риточкой.
Она сама догадается и, он надеялся, простит.
- Вера, Вера… - шептал он, стоя перед ней на коленях, зарывшись в душистые складки юбки.
Она съездила домой, сварила на быструю руку брату суп-кондей, как они называли густую похлебку с мясом и овощами, и поменяла одежду.
Пусть Митечка немножко поволнуется. Оказалось, волноваться было некому. Она несколько раз звонила из дома - никто не брал трубку. Тогда она решила ехать: он же знает, что она придет!
Подходя к Митиному дому, вдруг засомневалась - не зря ли она так легкомысленно отправилась сюда? Мало ли что может вывернуть Митя? Она его уже знала чуть-чуть. Пометавшись по улице, решилась: если его не будет до двенадцати, она уедет, оставив ему записку, какую, - она еще не придумала, как раз собиралась писать и уезжать.
И тут - Митя.
С каким-то виноватым, опрокинутым лицом, любовью к ней - она это видела - и желанием исповеди, она это тоже чувствовала. Но ей вовсе не хотелось никаких исповедей!
Митя все лежал у нее в коленях и уже ничего не говорил, горячие капли слез прожигали ей колени сквозь тонюсенькую индийскую юбку…
…Что он натворил? Господи! Только бы он остался на ее вершине…
Она пошевелилась, и Митя встал с колен. Лицо его было опухшим, глаза мокры. Он молча вышел.