- Я не хочу оставаться здесь, - сказала Лаки. - Это точно. - Она была так же далеко от него, как и он от нее. Это было ужасно. Но ему все равно, не так ли?
- Мы улетим в Нью-Йорк, как только я достану билеты.
Она повернулась посмотреть на него широко раскрытыми, почти невидящими глазами, но уже не ужасными бриллиантами, и убрала руку с груди.
- Нью-Йорк? Нью-Йорк? Я не хочу возвращаться в Нью-Йорк. Не сейчас. Все мои друзья сразу узнают. И будут смотреть на нас. Я гордая.
Кажется, осталась только ироническая защита, чтобы избежать этой боли, подумал он.
- О'кей. И куда ты хочешь ехать?
- Не знаю. Правда, не знаю. Я должна подумать. Знаешь, все это слегка шокирует. Я должна подумать. Я не знаю, куда мне хочется. Я не хочу оставаться здесь, это я знаю. - Она улыбнулась ледяной улыбкой. - Это не такая уж плохая сделка, знаешь ли. Просто это не любовная связь, а что-то вроде бизнеса. О'кей. - Ужасная ледяная улыбка исчезла. - Но как ты мог привезти меня сюда? Как ты мог?!
- Это было легко, - ответил Грант. - Обдумай все это и скажи, куда ты хочешь ехать, а? Мы туда поедем.
- Ты собираешься везти меня в свой дом в Индианаполисе? - спросила Лаки.
- Нет, - ответил Грант. - Полагаю, отпадает.
- Да, думаю, должно отпасть, - сказала Лаки. - Я хочу вернуться в Кингстон. Вот куда я хочу. Хочу к Рене и к Лизе. Хоть на время.
- О'кей, я поеду в город за билетами. Но я бы хотел сказать… - добавил он, подчеркивая иронию, - что из всех возможных Лиза - наихудший вариант для тебя в данный момент. Она почти так же ненавидит мужчин, как и ты сейчас. Она не очень тебе подходит в такой момент.
- Да, - сказала Лаки и отстраненно улыбнулась, но не так ужасно, как в первый раз. - Да, она ненавидит мужчин. Всех, кроме Рене. Ты действительно дешевый, хлипкий, паршивый хрен, знаешь ты это? Как ты мог привезти меня к ней? Этому ужасному старому мешку. Как ты мог быть ее любовником?
- Я поеду за билетами, - каменным голосом ответил Грант. - Чтобы как можно быстрее убраться.
Она промолчала. Он пошел одеваться. Сил, как выяснилось, когда он вышел из Коттеджа, у него не было. Когда он положил руки и ноги на руль и педали машины, то оказалось, что все; четыре конечности трясутся. Полтора часа донного времени с ломом в руках и наполовину так не истощали. Но все равно он тронул машину с места, заставил силой воли. Итак, это произошло. Возникло отчуждение между ним и Лаки из-за Кэрол. И произошло точно так, как грезилось ему так часто в ужасных дневных кошмарах наяву. Точно так.
В городе после покупки билетов (они снова полетят полуночным рейсом) он зашел в Ганадо Бич Отель и позвонил Рене в Кингстон. В Ганадо Бич Отеле был тихий темный бар с рыбачьими сетями на потолке и поплавками из зеленых стеклянных шаров. Это успокаивало, а ему нужен был покой. Он заказал двойной мартини. Когда все так плохо, что хуже быть не может, это почти приятно, почти успокаивает. Рене сказал, что у него, конечно же, найдется для них комната.
- Ты хотишь та же номер? Сичас есть номер Джон Гилгуд, номер Шарль Аддамс, и типерь номер Медовый Месяц Рона Гранта. Я всех переведу. Ч за дело, Ронни? Тибе плохо?
- Нет, ничего не случилось, - ответил Грант, - а что?
- У тибе голос такой, - сказал Рене.
- Нет, немного простудился, вот и все, - ответил Грант.
- Усе будит готова. Я встречу в аэропорт. Цилуй Лаки за мине.
- Конечно, - ответил Грант, горько усмехнувшись: Хансель и Гретель, дети в лесу… Допив, он пошел к Бонхэму.
Большой ныряльщик сидел во вращающемся кресле, задрав ноги на стол, а рядом лениво развалился Орлоффски.
- Только погода и дает парням передохнуть, - ухмыльнулся Бонхэм и опустил ноги.
Грант решил сразу же выложить карты на стол.
- Мы улетаем, Эл. Я и Лаки. Мы на несколько дней возвращаемся в Кингстон.
- Погода в Кингстоне такая же, - ответил Бонхэм. - Ты и там не сможешь нырять.
- Знаю. Но мы едем не из-за этого. Лаки хочет повидаться с Рене и Лизой до отъезда в Нью-Йорк. Так что, похоже, спасательная операция для меня закончилась.
- Осталось достать пять пушек, - сказал Бонхэм. - Надо думать, за пять-шесть дней управились бы.
- Это уже не со мной. Мне нужно в Нью-Йорк. Присмотреть за новой пьесой. Начало репетиций. - Странно, когда ты так себя чувствуешь, даже разговаривать тяжело. Все дрянь, все чепуха.
- Что с тобой, парнишка? Видок у тебя, будто потерял лучшего друга, - грубовато спросил Орлоффски.
- У меня нет лучших друзей, - живо выдавил из себя Грант. - Я думал, ты это знаешь, - Ему снова разонравился Орлоффски, когда исчез первый отблеск успешного вояжа поляка. Он был убежден, что "Икзекту" украл Орлоффски. - Ты можешь помочь Элу закончить работу, - добавил он, как бы подумав.
- Шутишь? - заревел Орлоффски. - Многократные погружения на сто двадцать футов и сорок семь минут на декомпрессию? И не собираюсь. Мне не надо шукать приключений. И я не работяга. Я простой подводный охотник.
Гранта это позабавило.
- Это так опасно, Орлоффски?
- Ты знаешь, как это опасно, - быстро вставил Бонхэм из-за стола. - Все в порядке. Я сам доделаю. Просто дольше будет. А может, мы с тобой доделаем, когда придем сюда с первым плаванием "Наяды". А как насчет твоей доли в тех семи, что мы уже подняли?
- Мне все равно, - сказал Грант. - Вложи их в шхуну. Пришли мне бумагу, но все деньги вложи в шхуну. - Он встал. Он ощутил, что теперь не может спокойно сидеть. - Но есть еще кое-что, что я… - мямлил он в смущении. Он понял, что не знал даже, что хотел сказать. Он поразмышлял. - Ах да! Как насчет… Как насчет возможности найти золото и серебро, знаешь, другое барахло могло же быть на том корабле?
- Ни шанса, - ответил Бонхэм и пожал плечами. - Понадобилось бы оборудование, как у Эда Линка на "Си Дайвер", чтобы хоть что-то найти под песком. Когда все засыпало, то найти что-то могут только такие, как Эд Линк, а не мы. Да и для Линка, может, слишком глубоко. - Он встал из-за стола и вышел с Грантом на улицу. - Слушай, мне сообщили, что "Наяду" вскоре доделают. Может, через пару недель. Значит, как только приедет Сэм Файнер, мы можем плыть меньше чем через месяц. Если это правда, глупо было бы возвращаться в Америку и тут же лететь сюда. Почему бы не остаться? Ты бы смог прожить на сэкономленные на авиабилетах деньги.
- Не могу, - сказал Грант. - Я должен возвращаться в Нью-Йорк из-за пьесы. А Лаки хочет слетать до отъезда в Кингстон. Ну, у тебя есть мой нью-йоркский адрес. Пошлешь телеграмму. Да и… э… Лаки, может, не захочет плыть с нами.
- Что-то случилось? - спросил Бонхэм.
- Нет. А что?
- Вид у тебя странный, - сказал Бонхэм. - Я подумал, может, какая-то неприятность на вилле.
- Нет, - ответил Грант. - Ничего, - Он ощутил, что едва способен думать, и хотел уйти. - Слушай, пошли телеграмму. Наверное, мы неделю в Кингстоне пробудем. О'кей?
- О'кей, - ответил Бонхэм. Они (довольно печально, отметил Грант) пожали друг другу руки.
Затем Грант обнаружил, что не может сосредоточиться. Последовательность исчезла. Мысль, внимание скакали. О чем он все-таки мог думать, так это о том, как взбесилась Лаки, более чем взбесилась, - абсолютно отстранилась и оледенела. Куда бы он ни сворачивал, он все равно упирался в ту же каменную стену. А по другую ее сторону осталось все солнце. И ничего не поделаешь. На вилле он зашел к Эвелин.
- Лаки и я уезжаем.
- Я думала, что это возможно, - Эвелин вышла с ним на веранду.
- Я хотел сам вам сказать. И спасибо за все, что вы для нас сделали. В полночь у нас самолет на Кингстон.
- Кэрол заперлась у себя в комнате, - сказала Эвелин. - Она бы хотела знать, не может ли она как-то поправить дело. И просила меня помочь.
- Ничего не надо. Вряд ли мы можем здесь остаться. Я бы не хотел, чтобы Лаки оставалась. Ясно, что и она не хочет.
- Видимо, - сказала Эвелин, - Кэрол говорила довольно оскорбительные вещи.
- Оскорбительные! Вы их слышали?
- И все же, чем я могу помочь? - улыбнулась Эвелин. - Пока еще…
Грант глянул на нее, их хозяйку, высокую, как статуя, женщину с циничным лицом, которую он теперь знал вдоль и поперек. Всего два вечера тому назад, выйдя после полуночи на улицу, он видел, как она с Лес Райт сидели, прижавшись друг к другу головами, на старых каменных ступенях, которые никуда не вели, на стороне, обращенной к горам. Он наблюдал, как Лес Райт начала расчесывать при лунном свете длинные серые волосы на запрокинутой назад голове Эвелин. Он ушел на цыпочках, чтобы они его не заметили.
- Там дверцу разнесли, - проговорил он.
- Не страшно, - ответила Эвелин де Блистейн. - Для Кэрол ужасно тяжело видеть здесь вас вдвоем.
- Это же ее мысль, - сказал Грант. - Не я же просил о приезде.
- Легко заметить, что она бешено влюблена в вас, - заметила Эвелин.
Грант не знал, что сказать, в чем признаться.
- Она говорила вам?
- Нет, но…
- Не думаю, что она вообще может любить. Кого-нибудь или что-нибудь. Разве что себя, и то немного.
- Она считает, что любит вас.
- Приемные матери часто влюбляются в сыновей, - сказал Грант. - Особенно если у них нет собственных детей.
- Да, верно, - подтвердила Эвелин. - Вы видели Ханта?
- Нет. Не видел.
- Не думаете ли вы, что с ним следует попрощаться?
- Думаю, да, - ответил Грант. - Где он?
- Они с Полем пошли в оранжерею посмотреть на новые саженцы. Оба они притворяются, будто ничего не произошло, задницы.