- А, это опять вы, любитель рыжиков и приключений. Что это там под глазом? Дрались? - Вера отлично помнила, как схватился донжуан с "кожаным".
- Ненавижу ублюдков! Черт знает, откуда это у меня - как услышу немецкий марш - кулаки чешутся. А ведь в Германии частенько бываю и друзей хороших имею. Прекрасных, уверяю вас, людей! А тут - завелся как мальчишка. Вломил пацану по крупному. Ну и меня, чертяки озверелые, задели…
- Полагаю, отвели душу, размялись. Драки я, увы, не застала.
- А вот я вас - застал. Новая встреча нам новом месте. Спроста ли, а?
- Разумеется, нет. Вы намерены поведать мне очередной ресторанный анекдот. Только из меня плохая слушательница. Извините, мне хочется побыть одной.
- Понял, открываю карты - дело не в дожде, и не в случайной встрече. Дело в вас. Только не уходите! - торопливо выпалил он. - Я заметил, как вы смотрели на портрет. Там, на рынке. Женское лицо в сандаловой рамке.
- Смотрела. Интересное лицо, - Вера насторожилась, точно услышала тайный пароль.
- И дикая роза в волосах… Белая с глянцевыми бутонами… Мишель Тисо сфотографировал Анну Грас в лесу. Вас притягивал портрет. Да и понятно: ведь вы смотрели в зеркало…
- Откуда… Откуда вы все это взяли?… Кто вы?
- Охотник за необычными впечатлениями.
- Я ем горячий томатный суп. Так велела моя дочь. У меня гастрит, сегодня я плохо спала и выгляжу безобразно. Это вы называете интересными впечатлениями? - Вера пыталась скрыть охватившее е волнение.
- Отнюдь. Несколько забавных фактов: - Первое - мы сограждане. Я русский. Второе: - Я тоже, знаете ли, отчасти сочинитель или… как вы это сформулировали - "зачарованный странник".
- Понятно, были у гадалки на Рю Вермель. Узнаю ее терминологию. Что вам от меня надо?
- Я знаю, что Персела Самандрос отдала вам некие письма.
- Интересуетесь письмами Анны? Вот что, господин "зачарованный", давайте начистоту: на кого вы работаете? Ведь если вы россиянин и гоняетесь за необычными, как изволили выразиться, впечатлениями, значит, за эти впечатления хорошо платят. Я знаю одного такого "охотника".
- Согласен с ходом мысли. За нужную информацию платят. Покоем, совестью, иногда жизнью.
- Что вы имеете в виду? - Вера давно забыла про суп. А сердце стучало так, что его удары мог услышать странный собеседник. Что-то надвигалось - что-то чрезвычайно важное.
- Декабрь 1944 года. Анна и Мишель… Вы думаете, они догадывались, чем все это кончится? - спросил мужчина, не пытаясь больше отшучиваться.
- Я не совсем понимаю…
Мужчина достал из сумки фотоаппарат.
- "Лейка" 1943 года выпуска. Приобрел в антикварном магазине. Отличная немецкая камера, с него скопировали наш незабываемый "Зоркий". Уверены, что этот предмет вам ни о чем не говорит?
- Уверена, что суп я уже не доем. Пойдемте. Я живу за углом. Временно. Такое впечатление, что разговор затянется. Как и дождь.
Они вышли на улицу.
- У меня есть зонт. А вы, похоже, зонтами пренебрегаете. Кстати, меня зовут Глеб, - донжуан раскрыл зонтик над головой Анны.
- Только не обольщайтесь - грабить у меня нечего.
…Вера зажгла кривоногий дряхлый торшер, включила чайник и доложила нерешительно остановившемуся в дверях гостю: - Я здесь не живу. Я здесь работаю. Продаю настенное вдохновенье. Кофе у меня растворимый, чай в пакетиках. Как видите, обстановка творческая. Можете сесть вон на ту козетку - она драная, но крепкая. Кресло совсем старенькое, вас не выдержит.
- Сесть на это? Попытаюсь, - Глеб, с сомнением пододвинул к столу изящно изогнутый диванчик, осторожно сел, осмотрелся: - Н-да… Пустовато…
- Что вы имеете в виду?
- Обычно напряженность творческого процесса определяется количеством пустых бутылок… Боже избавь! На вас я не намекаю. Видно же, что вы трезвенница. Вернее - не злоупотребляете. Я, знаете, то же, пью только по случаю.
Вера разлила в чашки кипяток: - Творческий процесс пока не идет, вы верно заметили. А пью я в основном чай. Вам кофе? Мы играем на моем поле и первый вопрос мой: - откуда вам так много известно? Ведь я это все придумала! Их встречи, их любовь, даже белый шиповник. Вы нашли способ проникать в чужие мысли или в мое отсутствие стащили записи из диктофона? Впрочем, если вы оттуда, я имею ввиду "контору", то возможно все.
- Похоже, "греческая" гадалка не рассказала вам про реинкарнацию.
- Об этих буддийских и индуистских заморочках я достаточно знаю сама. А что, теперь у сотрудников ФСБ в моде такие аргументы, как переселение души в кармическом цикле?
- Я не разведчик… По профессии, - он взял упаковку с чаем. - Можно мне положить три пакета?
- На гостях не экономлю.
- Но меня лично весьма интригует версия реинкарнации. Забавно воображать, что уже был когда-то, кем-то. Даже "воспоминания" какие-то вдруг прорезываются. Галчонок, упавший в траву… Вальсок. Вот этот… - Сорвав с пианино скатерть, он стоя наиграл "Сказки венского леса".
Из рук Веры вскользнула чашка.
- Разбилась! Это к счастью. Не обожглись? - Глеб нагнулся за осколками и вдруг застонал: - Черт! Радикулит прихватил, теперь не разогнусь…
- А вот массаж я делать не умею, - с вызовом улыбнулась Вера. - И мазей разогревающих у меня нет. И вообще - я вовсе не жалостливая. Вы меня с кем-то путаете. Стойте кочергой, если нравится.
- Невинная шутка! - Глеб быстро разогнулся.
- С большим намеком?
- Ну, как же! Вы жалостливая, милосердная. Я ни с кем вас не путаю. Не могу! Не могу!
Повернувшись к стене, он осатанело замолотил кулаками. Потом затих, тихо стукаясь о стену лбом. Видимо, напряженно думал и, наконец, - решился! Вернулся к столу, сел напротив Веры.
- Хорошо. Выкладываю все на чистоту. Только не перебивайте, только не перебивайте вы, ради Бога!. Исповедь странника… Бред идиота.
Господи, с чего начать? Сколько раз я представлял этот разговор и теперь растерялся, как прогульщик на экзамене. Не смотрите на меня так… Я не преступник. Не аферист. Хотя… Решайте сами!
Он нахмурился, закрыл ладонью глаза и заговорил, словно сам с собой:
- Бывает так, что события нагромождаются в некий хаос… Ну, знаете, когда проявляется фото, то сначала выступают наиболее затемненные детали. И ничего понять невозможно. Изображение проступает медленно, позволяя постепенно угадывать знакомые черты… Вначале я не понимал ничего. Потом приехал в Брюссель и нашел вас. Понимаете?
- Нет, - чистосердечно призналась Вера. - . С какой стати вас заинтересовала моя персона?
- Не торопите меня, умоляю… Я и так запутался. Дело в том, что некий Феликс Бобров, небрежно порывшись в Лубянских досье, оболгал моего деда. Он предъявил ему самое страшное обвинение - предательство. Я решил выследить вас - женщину Феликса… И купить или украсть добытые вами для него документы. Документы по этому делу.
- Документы для Феликса?! Я ничего для него не добывала! Никогда!
- А письма Анны, хранившиеся за портретом? Я поселился над вашей головой - да, да - в мансарде этого дома. И мое распахнутое окно расположено как раз над вашим. Здесь тихие ночи, а русский язык звучит так загадочно. Никто не поймет - можно говорить, не таясь. Вы не боялись чужих ушей.
- Подслушивали… Подслушивали то, что я сочиняла про Анну… Как гадко… Я то думала, что на чердаке ремонтируют крышу, когда слышала шаги… Вы шпионили за мой…
- Не только. Не мог же я сутками караулить у окна ваше летучее воображение. У вас приятнейшая манера не запирать двери комнаты.
- Ага! Вот, значит, как… Вы воровски пробрались сюда?… И включали мой диктофон… Отвратительно… - Вера еле сдерживалась, чтобы немедля не выгнать этого распоясавшегося наглеца. - Вы нечистоплотны.
- Согласен. Ради торжества истины я способен на многое. Кажется, ваш Феликс тоже не стесняется в средствах - какие-то сведения купит, какие-то украдет, а что-то и присочинит.
- Я пустила вас сюда не для того, чтобы обсуждать моего друга.
- Справедливое замечание. Прошу прощенья. Постараюсь не отклоняться от нашего дела. Итак, я попытался собрать информацию по "Делу Тисо" - назовем его так. И самое странное, что она фантастическим образом совпала с вашим вымыслом! Совпала! Отчасти понятно, ведь вы "сочиняли" на основе подлинных документов. Описывали их историю, прочитав письма…
Вера достала пачку листков и положила перед своим гостем.
Глеб в недоумении перебрал бумаги: - Что это?
- То, что вы назвали "Письма Анны". Здесь только одна записка, написанная в ожидании Мишеля. Он часто уезжал на задания и Анна старалась подавить тревогу.
- "Тебя нет, тебя нет, тебя нет…" - прочел Глеб. Нечто лирическое. И куча листков с цитатами из Библии! Откуда они? Объясните, если вы уж такая ясновидящая.
- Представьте поздний дождливый вечер. Брюссель - осень 1944. Дождливая, страшная ночь. Анна ждет. Она не имеет право доверять свои чувства бумаге. Она открывает Евангелие…