Они простираются дальше и дальше, покрывают всю стойку. Любовь, ненависть, шутки и простое желание быть замеченным - всё это выцарапывалось на дереве год за годом. Основная часть надписей находится на столешнице, они сталкиваются и перекрывают друг друга, как болтовня на вечеринке, но наклонившись вниз, я замечаю несколько на обратной стороне, как будто они не были предназначены для чужих глаз. В основном это те же признания в любви - Джерри любит Дженни, Дженни любит Джоуи, Джоуи любит Джерри. Но одна надпись притягивает мой взгляд. Кажется, её вырезали и тут же попытались соскоблить. У меня кое-как получается сложить буквы вместе.
Я вздрагиваю. Грудь пронзают холодные иглы. Не знаю, почему это слово отдаётся такой болью; я отвожу глаза. Незамедлительно взгляд перепрыгивает на другие царапины в дальнем углу. Они начерчены так слабо, что в тусклом свете почти незаметны.
Я зажмуриваюсь в надежде, что соленая влага облегчит внезапное жжение в глазах. Когда я открываю их снова, бармен смотрит на меня. Протягиваю ему еще сотню.
* * *
- Р?
Моё имя действует на меня как ведро холодной воды, и я отвожу взгляд от стойки. На секунду комната закружилась, но я останавливаю её и фокусируюсь на Джули.
- Ты что тут делаешь? - спрашивает она. В расплывшихся очертаниях бара её глаза выглядят яркими голубыми маяками, дикими и взволнованными.
- Пью, - не знаю, сколько раз я осушил стакан, стоящий передо мной. Должно быть, всего дважды, но моё тело дает понять, что это его предел, так что, думаю, я пьян.
- Какого хрена, Р? Что случилось на переговорах? Я до сих пор ничего не слышала о Рози, почему ты не нашёл меня?
Я вижу, что она вышла из себя. Понимаю, это странно - я пришёл сюда выпить в одиночестве во время таких важных событий. Я вижу, как она красива: у неё клубничные губы и черничные глаза, персиковый пушок на щеках. Я вижу телевизор позади неё. Дезориентирующая нарезка несвязанных изображений.
Несколько кадров с футболом, несколько отретушированных моделей, сочная вырезка, милый ребёнок, цитата популярного философа на фоне рассвета.
- Р!
По слоям штукатурки на "двери" в моей голове опять разбегаются трещины. Она утверждает, что её не существует: когда дверь перестаёт быть дверью? Когда она приоткрывается! Когда она пылает! Когда распахиваются створки!
Раздаётся вежливый смех как в классическом ситкоме, актёры которого умерли несколько десятков лет назад - смеются толстые глупые мужчины со своими великолепными жёнами.
Джули садится рядом со мной. А кто в этом ситкоме мы? Сирота с пистолетом и её несчастный парень с амнезией? Где наша ложа, куда мы можем подняться? Здесь так холодно…
Она касается моей руки.
- Р. Ты в порядке? Что случилось?
- Я оставил его с ними, - слышу я свои слова. - Они не те, за кого себя выдают. Они хотят сожрать нас, а я оставил его с ними.
- Они хотят сожрать нас? О чём ты говоришь?
- Я знаю их, - бормочу я. - Я знаю их, я знаю…
Никто в Саду больше на меня не смотрит. Поначалу всё были шокированы моим появлением, но теперь вернулись к своим разговорам и просмотру бессмысленной телепередачи, мигающей раздражающим коллажом из каждого свободного угла комнаты. Цитата на фоне пожимающих руки бизнесменов, громко озвученная для всех неграмотных в комнате: "Не спрашивай, зачем тебе это. Спроси, зачем ты для этого?"
Альпинист без рубашки. Пушистые облака. Шевроле Корвет.
Я тянусь к своему стакану и пытаюсь вытряхнуть на язык последнюю каплю. Джули отпускает мою руку и кладёт её на стол.
- Р, перестань! Мне нужно, чтобы ты сосредоточился. Успокойся и расскажи, что произошло. Мне нужно предупредить охрану?
- Они в курсе. Эван Кёнерли был там. Они сделали так, чтобы мы все ушли. Они знают, что мы не можем сказать "нет". Они знают, что мы боимся.
Мои руки дрожат. Я вытаскиваю последнюю сотню и сую её бармену:
- Ещё.
Джули хватает купюру и засовывает себе в карман.
- Мне нужно ещё!
Мой голос… никогда не был таким громким. Он дрожит, как и мои руки.
Телевизор орёт на меня. Нарезка лучших моментов бейсбольных матчей прерывается на середине звуками r&b - показушный вокалист начинает завывать песню.
- Они лжецы, они хотят прибрать к рукам всё, что мы создали, они…
Джули обхватывает моё лицо ладонями и целует меня. Мои губы не двигаются, но она целует страстно, словно я её любовник, а не окоченевший лунатик с открытыми глазами. Окружающий шум становится мягче. Стихает гул внутри меня. Комната перестаёт кружиться, и в фокусе оказывается милое лицо, крепко прижимающееся ко мне. Наши разумы близки как никогда раньше, почти касаются друг друга.
Она отстраняется и смотрит на меня, не отпуская моего лица.
- Смотри мне в глаза, хорошо? - шепчет она. - Просто смотри мне в глаза и дыши.
Я смотрю в её глаза. Они огромные, круглые, и свет от ламп над барной стойкой отражаются в их синеве, как далёкие звёзды. Я делаю глоток воздуха.
- Дышать полезно, - говорит она. - Это успокаивает. Я знаю, что тебе это в новинку, но попробуй запомнить. Дыши и сосредоточься на дыхании.
Я фокусирую взгляд то тех пор, пока всё позади неё не расплывается. Я думаю о дыхании. После долгих лет бездействия мои лёгкие всё еще болят, но постепенно разогреваются и возобновляют свою работу, извлекая чистый и сладкий О2 и направляя его в мозг, чтобы подпитывать Живые мысли. Каким бы ни было тёмное топливо, которое мой мозг использовал прежде, оно больше подходило для команд и приказов, нежели для прекрасной сложности человеческой личности, надежд и мечтаний.
"Они у меня есть, - говорю я себе, плавая в беззвучном пространстве и держась за Джули, как за спасительный трос. - Никто не сможет их забрать".
- Молодец, - говорит она. - Продолжай дышать. Всё будет хорошо. Что бы не случилось, мы с этим справимся. У нас нет чего-то, без чего мы не сможем прожить".
- Давай уйдём? - медленно выдыхаю я. - Разве нам нужен этот город?
- Куда мы пойдём?
- Подальше отсюда. В хижину в горах. Только мы вдвоём.
- Р, - говорит она, и тона одного слога достаточно, чтобы раскрыть малодушие моей просьбы. - Нам не нужен этот город, но нам нужны люди. И мы нужны им.
- Зачем?
- Помнишь, мы пытались кое-что построить? Ты - один из тех, кто говорил, что мы не можем отступить.
Я прячу лицо в её ладони.
- Но я устал.
- Ты не устал, - она криво улыбается. - Ты просто напился.
Она отпускает моё лицо, и я безучастно разглядываю стойку и лица клиентов.
Они неотрывно смотрят в пять телевизоров, а их кожа в свете экранов кажется серой.
- Р? - говорит Джули, пытаясь вернуть меня на землю. - Ты скажешь мне, что произошло на той встрече?
Песня в стиле рэп из поздней эры: хвастовство богатством и роскошью с мрачным намёком на давний забытый бит, который, возможно, выстукивался на мусорных баках.
- Рация Рози отключена. Может, нам стоит его проведать? Уже два часа прошло.
В динамики телевизора пробираются помехи, заглушая печальные фантазии рэпера.
- Где проходили переговоры? В общественном центре?
Я поворачиваю голову к ближайшему телевизору. Шум полностью поглощает звук, и изображение начинает дёргаться - рэпер открывает чемодан. Он полон денег. Он ставит чемодан на огонь и греет руки, - экран чернеет.
В комнате поднимается протестующий ропот. Кто-то бросает в телевизор стакан, но промазывает, и стакан влетает в полку с алкоголем. На барную стойку брызжет виски и стекло. Экраны остаются чёрными еще несколько секунд, затем мигают, раздается громкий хлопок, и возникает новая картинка.
Зернистое изображение камеры слежения, рыбий глаз линзы смотрит вниз на мужчину в белой рубашке, который возится с большой приборной панелью. Другой мужчина в белой рубашке едва заметен в тени, а "капитан" Тимоти Болт стоит между ними. Я впервые вижу его в замешательстве.
"Что это за место? - говорит он, вглядываясь в темноту вокруг. - Как вы узнали, что она здесь?"
Человек за панелью замечает что-то впереди себя и поднимает глаза на камеру. Выпуклая линза превращает его лицо в раздутый ужас. Он выдёргивает кабель из ближайшего гнезда и экран снова гаснет.
- Какого чёрта здесь происходит?.. - говорит Джули.
Из телевизоров раздаётся пронзительный визг, и, пока все закрывают уши, на экране что-то мелькает. Единственный кадр, слишком короткий, чтобы я смог сообразить, что это, но мой мозг начинает стучать, как гонг. Я снова вижу эту "дверь", её ржавые железные углы появляются за осыпавшейся штукатуркой. Позади неё я слышу гул. Сбивчивая пульсация едва различимых басов, поднимающихся из подвала, ударяет в дверь и выталкивает её из проёма.
Треснувшая штукатурка летит во все стороны, как попкорн.
Я крепко зажмуриваюсь. В голове темнота, но этот кадр появляется из тени с невыносимой краткостью. Его очертания недосягаемы, они дразнят меня. Я чувствую, как двигаю рукой.
- Р?..
Я хватаю бокал с мартини и разбиваю его об стол. Держу ножку как кинжал.
- Р! Какого хрена!