- Ну, будь я моложе, мы б, возможно, с тобой и не встретились. Знаешь, как мне тебя представили? Позвонил мой начальник из Управления… он курирует развитие тяжелой промышленности, к решению вашей судьбы точно не причастен… и сообщил, что в связи с недавно прошедшим юбилеем, высокое начальство распорядилось прислать мне подарок…
- Это я - подарок?
- Подарочек, - он улыбнулся и притянул к себе, обняв за плечи. Нежно поцеловал в висок. - Не обижайся, это только слова. Идем, - он повел ее дальше, не убирая руки с ее плеча. Она не возражала, а ему приятно. - Просто, понимаешь, на большие юбилеи у нас принято дарить подарки. Причем это подарки не только от родных и друзей, но и от вышестоящих начальников. Всех уровней, порой - до самых высоких. Ты, да и все, кто с тобой летели, ни в коей мере подарком быть не можете, это понятно, - поспешил сгладить он свои слова. - Просто раздав вас "в частные руки" государство бодро скинуло с себя ответственность за вашу дальнейшую судьбу и необходимость вас содержать. Как говорится, ничего личного… Но понимаешь, ребенок, не будь у меня в этом году юбилея, обо мне на этом "празднике жизни" никто бы не вспомнил. Я, по меркам моего народа, действительно крайне молод, положение у меня весьма незначительное. Богатыми и знатными родственниками похвастаться тоже не могу. Не повезло тебе с покровителем, - закончил с улыбкой.
- Неправда, мне повезло, - осмелев - то ли от алкоголя, то ли от того тепла, что дарили его прикосновения - она обвила его рукой за пояс и так и шла с ним в обнимку. Ну и пусть все вокруг на них смотрят. Ей было сейчас хорошо.
Дома он отправил ее спать и ушел к себе, плотно притворив за собой дверь. Подумал, что надо бы поставить замок на выход в коридор возле его спальни. Не все здесь для ее глаз.
Но это потом. Сейчас она спит, и он может, наконец, расслабиться.
Прилетела машина с едой. Он не чувствовал вкуса и все никак не мог насытиться. Словно все еще пил ту воду из ресторана. В очередной раз подумал, что пора уже начать заказывать себе еду первого сорта, он не так уж плохо зарабатывает. В очередной раз одернул себя, что это блажь, деньги нужны семье, да и на девочку сейчас придется потратить. Доходы увеличились немного, а вот расходы в ближайшие дни возрастут. Еда как еда. А он просто излишне устал.
Отправился спать, ведь в прошлую ночь не удалось. Потребовалось срочно лететь домой, а с утра ждали на совещании. Всего лишь люди, да. Но зачем их подводить? Он - их воплощенная мечта, он должен быть идеален.
Глаза уже закрывались. И тут по нервам ударил плачь.
Его ребенок рыдал и не мог остановиться. Он, конечно, пришел. Включил свет, позвал, попытался утешить. Она спала. Она спала, и плакала, и чего-то боялась. Кричала, заливаясь слезами. И не слышала его, и была не в силах проснуться.
- Мама, - стонала она сквозь слезы, метаясь в беспамятстве по огромной постели, - мама, мама, мамочка!.. Я не хочу! Я не хочу, я не хочу, нет!!!
Он обнял, спеленывая в одеяло, как в кокон, затянул к себе на колени, прижал к груди:
- Все хорошо, Анечка, я здесь, с тобой, все хорошо. Ничего страшного больше не случится, все прошло, моя хорошая, все уже прошло…
Она прильнула к нему, затихая. Он осторожно убрал с ее лица спутанные волосы, мокрые от слез и от пота, прижался к виску губами.
- Все хорошо, - шептал он как заклинание. - Все обязательно будет хорошо, я обещаю.
Так и не ушел, остался с ней до утра. Он пытался, но стоило ему ее отпустить, как девочку вновь настигали кошмары. В итоге он сдался, лег рядом, обнимая ее поверх одеяла.
И так и не смог сомкнуть глаз. Она была слишком близко - спящая, беспомощная, доверчиво прижимавшаяся к нему во сне. Ее запах сводил с ума, будоража, дразня, отнимая волю. Нет, сон не пришел, был лишь полубред нереализованного желания, полного образов испепеляющей страсти и безудержного наслаждения.
"Но она же не хочет, - твердил он себе. - Ей это не надо, она не хочет". У его народа это был единственный критерий. Их детям "можно" было всегда, в любом возрасте. Как только желание страсти пробуждалось - оно должно было быть реализовано. Ибо было оно острым, как жажда. Да, собственно, жаждой и было. Жаждой плоти.
У людей с этим было как-то сложнее. Даже у взрослых желания плоти были оплетены паутиной каких-то сложных табу. А уж пробудившееся прежде срока желание подростка и вовсе подавлялось и осуждалось. Связано это было не то с хрупкостью человеческого организма, не то с невозможностью контролировать появление потомства… Он никогда не вникал, человеческие дети жили для него в параллельной вселенной.
Но сейчас… Он наплевал бы на все их глупые и бессмысленные запреты, детей ей от него не рожать, а для секса ее тело вполне созрело… Тело, не разум. И он в сотый раз повторял "она не хочет" - единственный довод, заставлявший его оставаться неподвижным. Ведь детей, чье желание не пробудилось - не трогают.
А рот наполнялся вязкой слюной, и так болезненно ныли зубы…
Он покинул ее на рассвете, забывшуюся, наконец, глубоким сном и так и не узнавшую о его мучениях.
А он долго стоял в потоке воды, пытаясь взбодриться и сообразить, что же ему делать дальше. Наступающий день обещал быть долгим.
День второй
Несколько позже, наряженный в обтягивающую серебристую футболку с карикатурно-нелепым малиново-черным рисунком, с малиновой прядью, подколотой к волосам в районе левого виска и заправленной в хвост, и, конечно, в узких черных очках, он уверенно звонил в одну из квартир седьмого этажа.
- Кто там? - недовольный старушечий голос полон подозрений.
- Гости, - отвечает он беззаботно.
Дверь распахивается.
- Артемка, ты? - грузная пожилая женщина, стоящая на пороге, не скрывает радости. - Ты что не спишь-то в такую рань? Ну заходи, заходи.
Он заходит. В небольшой прихожей витает запах лекарств, но следов запустения нет - все прибрано и опрятно.
- Как сердце, теть Люсь, больше не обижает?
- Да помаленьку, Тёмочка, помаленьку. Чаю тебе налить?
- Не откажусь.
Она удивляется. Впрочем, скорее обрадованно:
- Да? Вот давно бы так. А то все "воды" да "воды". Идем.
На маленькой кухне она готовит ему чай, делясь последними новостями. А он внимательно следит за процессом, почти не вникая в рассказ. Он ведь никогда не интересовался, как люди готовят свой самый популярный напиток. А теперь вот - надо как-то ребенка кормить, а он не умеет…
С соседкой он познакомился несколько лет назад, вскоре после того, как сюда переехал. Познакомился случайно: поленился ждать лифта, пошел пешком. И услышал, как за одной из стен сердце бьется слишком неправильно. Остановился, чуть прикрыл глаза, вчитываясь в детали… И решительно выбил дверь.
Пожилая женщина лежала на полу в прихожей. Была в сознании, вот только сил добраться до телефона и позвать на помощь у нее не было. Он вызвал ей скорую, дождался врача, помог собрать вещи в больницу. Ну а поскольку был он в тот день одет бесшабашным мальчишкой, спрятавшим глазки за модными очками, никому и в голову не пришло именовать его Великим. Так и остался Артемом - что для нее, что для врачей той скорой. Им, впрочем, он еще и родственником больной представился.
Ну а коль уж представился… Он зашел к ней в больницу, узнать как дела. Выяснил, что нужно лекарство. Редкое. Он достал. Затем зашел к ней домой проведать после выписки. Понял, что слишком слаба, чтоб готовить, убирать и ходить по магазинам. Он нашел ей сиделок. Благо жаждущих провести ночь с Великим хватало. Вот Великий и объявил: заслужи. Три дня работы помощницей по хозяйству - и ночь твоя. Да, сиделок получилось многовато, и тетя Люся сокрушалась его непостоянству, но он никому не дарил больше одной ночи. Не хотел - ни привязываться, ни привязывать.
А к соседке вот привязался. Ну да, назовешься племянником… и вдруг окажется, что это не просто слова.
- Сахар тебе положить?.. Арте-ем, о чем думаешь?
Он встрепенулся.
- Прости, теть Люсь, засыпаю. Кого куда положить?
- Сахар. В чай.
- А надо?
- Вот я тебя и спрашиваю, надо ли?.. Тём, ты с девочками своими бесконечными завязывал бы. Не доведут до добра-то. Всю ночь ведь, небось, с красоткой какой кутил опять.
- Кутил. Красотка вот только не в курсе, - он вздохнул. - Теть Люсь, давай проще: ты себе чай как делаешь?
- Да себе-то без сахара, нельзя мне уже, Артемушка, здоровье не то. А ты у нас парень молодой, здоровый… на, держи сахарницу, сам сыпь сколько надо.
Он задумчиво посмотрел на жидкость в чашке, на белый песок в "сахарнице"… Слово "сахар" он слышал, запомнит. А вот чай… как он выглядит хоть до того, как его "приготовили"?
- Теть Люсь, а от чая можно посмотреть упаковку?
- А что упаковка? - не поняла она, но послушно протянула. - Обычный самый чай. Черный, без добавок. Или ты у нас такой не пьешь?
- Я любой не пью, - рассмотрев этикетку, он открыл коробку и любовался теперь мелкими скрученными комочками засохших листьев. - Но надо ж когда-то начинать…
- Да что случилось-то, Тём? Я ж вижу, ты не ради чая пришел.
"А ради чего ж?" - безмолвно вздохнул он. И признался:
- Да ребенком меня осчастливили…
- Допрыгался, то есть, - осуждающе кивнула старушка. - И когда родится? Или уже?