Они несколько раз походили кругами, постепенно приближаясь друг к другу. Внезапно Викс сделал выпад и толкнул противника всем своим весом в бок. Варвар на мгновение покачнулся, и Викс попробовал деревянным мечом рассечь ему челюсть.
- Уже лучше. Давай еще раз.
- Хорошо, только на этот раз давай без ударов.
Викс попытался применить ту же самую уловку. На сей раз он налетел на каменное плечо противника и тотчас поспешно замахнулся деревянным мечом. Арий схватил его за руку, чем моментально лишил равновесия, а заодно с громким щелчком вывихнул ему плечевой сустав. Викс взвыл от боли.
- Ложись лицом вниз и подними руку строго вверх.
- Какую руку? Ты, сукин сын, у меня вообще больше нет руки…
- Хватит ныть! - С этими словами Арий уперся ногой ему на спину, схватил больную руку и быстрым рывком поставил сустав на место. - Давай пригнись, пусть тебя вырвет.
- Меня никогда не рвет. - Викс, шатаясь, поднялся на ноги и вновь принял боевую стойку. - Я готов сражаться еще один час.
- Тогда еще один час сражайся вот этим. - Арий кинул ему свой меч.
Викс поймал рукоятку обеими руками, однако тотчас пошатнулся.
- Ух-ты, какой тяжелый!
- Согласен, тяжелый для мальчишки, но он сделает тебя сильным. Научишься сражаться им, сможешь сражаться чем угодно.
- Понял. - Викс подставил лезвие к свету, любуясь остро заточенной сталью. - Про тебя говорили, что вместо меча у тебя в руках молния, а вместо щита - раскат грома.
- Люди просто дураки. Начни делать упражнение номер два, однако в два раза медленнее. Тем самым научишься контролировать свои движения.
- Тебя самого точно так же обучали в гладиаторской школе? - спросил Викс с негромким стоном. Каждый медленный взмах меча стоил ему неимоверных усилий.
- Нет, этому меня научили мои братья. Сейчас мы будем оттачивать координацию движений, а на следующей неделе возьмемся за тяжести и пробежки. Ты быстр и проворен, но тебе не хватает выносливости. Ага, давай еще пять раз. Только помедленнее.
- Почему тебе не нравилось быть гладиатором? - спросил Викс, медленно поднимая меч.
- Потому что это паршивая работа.
- А по мне самый раз.
- Ты еще слишком молод и насмотрелся боев.
- Вообще-то я видел только одни. Моя мать говорит, что это варварское занятие.
- Твоя мать разумная женщина. Давай еще раз. И как можно медленнее.
- У меня сейчас отвалятся руки.
- Значит, ты все делаешь правильно.
- Издеваешься.
- Думай, что хочешь, - ответил Арий с довольной улыбкой. - А теперь еще десяток раз.
Рим
- Мне нужна Юстина. - Павлин попытался сосредоточить взгляд на своей собеседнице. На лице весталки читалось неодобрение. - Мне нужно поговорить с Юстиной.
- Сейчас она занята исполнением своих священных обязанностей.
- Тогда приведите ее ко мне. Это приказ префекта.
Не обращая внимания на возмущенные взгляды молящихся, Павлин прислонился спиной к мраморной стене храма. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, как выглядит в данный момент - налитые кровью глаза, небритый, в мятой одежде. С того злосчастного пира по поводу его обручения прошло несколько месяцев, а им по-прежнему владело желание напиться, лишь бы, пусть даже ненадолго, забыть события той ночи.
- Префект, ты хотел меня видеть? - раздался голос Юстины. - Что-то случилось? У тебя неприятности? Я уже давно тебя не видела.
После обручения его мучил стыд, и он никак не мог заставить себя прийти в храм Весты, не мог заставить себя посмотреть Юстине в глаза. И, не выпей он сегодня утром для храбрости, в эту минуту его бы здесь не было.
- Прими мои извинения, - произнес он, с трудом открывая глаза. - Но мне, мне нужно было тебя увидеть.
- Понятно. - Юстина окинула его глазами с головы до ног, и он уже приготовился прочесть в ее взгляде отвращение. Но нет… - Должно быть, это нечто важное. Давай присядем.
- А мы не могли бы поговорить где-нибудь в другом месте, с глазу на глаз? - Павлин то и дело ловил на себе неодобрительные взгляды других весталок.
- Когда я разговариваю с мужчиной, я должна быть у всех на виду, - с этими словами она села напротив него. - Просто расскажи мне все, как есть.
Павлин сидел, опустив голову и уткнувшись лицом в ладони.
- Я… я недостойный червяк, - наконец произнес он. Главное, чистосердечно раскаяться.
- Понятно.
- Ты издеваешься надо мной?
- О, нет, как я могу!
- Я не в обиде. Потому что я грязь. Я дерьмо…
- Ну хорошо, но почему бы нам не прекратить все эти…
- И я люблю жену собственного отца.
- Оскорбления в собственный адрес, - закончила свою мысль Юстина. - Чего-чего, а это я никак не ожидала.
Это было сродни тому, как если сбросить с плеч тяжелый груз, к тому же утыканный острыми шипами. Павлин ссутулился и обхватил колени, тупо глядя на собственные руки.
- Я не знаю, можно ли это назвать любовью. По-крайней мере, эта не та любовь, какой я всегда ее себе представлял. Но мне постоянно хочется эту женщину. Она не просто прекрасна, она возбуждает и пьянит. А это уже разврат. Она сама развратна. Клянусь богами, она начала первая. Знаю. Так обычно говорят все мужчины. Мол, она первая дала мне повод, это она соблазнила меня, но в данном случае так оно и было. Чтобы досадить моему отцу.
- А твой отец знает об этом? - голос Юстины прозвучал спокойно и безмятежно.
- Знает, - честно признался Павлин, стараясь стереть из памяти ту сцену. - Он обнаружил нас. Я до сих пор не могу посмотреть ему в глаза.
- Выходит, она одержала победу? - Павлин не ответил, и Юстина задала новый вопрос. - Зачем тебе понадобилась эта исповедь? И почему именно сейчас?
- Потому что это продолжается. И будет продолжаться и дальше. Стоит ей щелкнуть пальцами, и я спешу к ней словно преданный пес. Она это знает, мой отец это знает, даже моя нареченная теперь это знает… - Павлин пригладил неопрятные волосы. После пира во дворце он видел Кальпурнию всего несколько раз - и всякий раз в ее глазах читались настороженность и недоверие. - О боги!
А потом он одним духом рассказал ей все: и про пир, и про императора, и про индийское зелье, про Лепиду.
- Я взял ее, взял прямо на пиру, на ложе посреди зала. Взял, как животное, как дикий зверь. Частично виновато зелье, я почти не отдавал отчета в своих действиях, но это меня не оправдывает. И я рад, что мой отец к тому времени уже ушел и не видел этого.
- А что сказал император? - задала вопрос Юстина таким тоном, будто они обсуждали погоду, а не оргию во дворце.
- Он… он не обратил внимания. С ним была его любовница. Мы все были пьяны, то ли от вина, то ли от зелья, которое было в него подмешано…
- Его любовница? - резко переспросила Юстина.
- Да, ее имя Афина. Или Тея. Она певица. Она… очень милая женщина, и я помню… - Павлин поспешил прикусить язык. Пусть он и пьян, однако есть вещи, которые лучше не знать даже весталке.
- Что? Что ты помнишь?
Вопрос прозвучал как приказ, и Павлин тотчас ощутил приступ головной боли.
- Вообще-то мне трудно сказать, что я помню. Было ли это на самом деле, или же мне просто померещилось. Но…
- Что такое?
- Тея и император. Он - нет, ты только не подумай, будто я специально наблюдал за ним, но он… там происходили странные вещи… впрочем, возможно, это все зелье. Кто скажет, что я там видел? Потому что я видел, как с потолка, извиваясь, свисали змеи, я видел, как оживали мозаики, я видел, как кровь Теи окрашивалась в зеленый цвет. Поэтому кто поручится, что это было на самом деле?
- А ты видел ее после пира? Это многое бы прояснило.
Павлин отвел взгляд, не решаясь посмотреть Юстине в глаза.
- Император не мог сделать ей больно. Ведь он ее любит.
- Что ж, возможно, что любит. Или ты считаешь, что любовь мужчины к женщине - это лишь вздохи и поцелуи при луне? Для некоторых мужчин любовь - это боль.
- Юстина, - осторожно подбирая слова, перебил ее Павлин. - Я пришел сюда не для того, чтобы слушать, как ты очерняешь императора.
- Тогда зачем ты пришел сюда?
- Я… сам не знаю. Наверно, для исповеди. Мне нужен кто-то, кому бы я мог излить душу, рассказать, кто я такой на самом деле. Мир смотрит на меня и видит героя. Правую руку императора. Но это все ложь. Я настолько же глуп, насколько одарен умом мой отец. Я в той же степени труслив, насколько мой друг Траян храбр. В общем я… мыльный пузырь.
- Итак, ты излил душу. И что дальше? Чего ты хочешь сейчас? Прощения?
Павлин медленно кивнул.
- Извини, Павлин. Этого никто не может тебе даровать, кроме богов.
Юстина впервые назвала его по имени.
- Может, утешения? - произнес он заплетающимся языком и с мольбой посмотрел ей в глаза.
- Что ж, утешение я тебе дать могу.
Рука Юстины была прохладной. Ее прикосновение отрезвляло и успокаивало.