Он накатился на меня как волна, целуя мое лицо и шею, сжимая и снова целуя мою грудь, теплый живот. Сняв постепенно с меня белье, он стал целовать меня между ногами так, что я распростерлась под ним, парализованная и ошеломленная наслаждением.
- Ральф! - застонала я, и он поднял на меня глаза, ставшие еще более темными от желания.
- Любовь моя! - тихо сказал он, будто у меня не было другого имени. И он снова опустил голову и стал ласкать меня своим острым твердым языком, а я сжимала пальцами его руку и стонала на каждом выдохе.
Он поднял голову с сокрушенной, несколько виноватой, от нашей неосмотрительности, улыбкой. И он стянул с себя рубашку, скинул ботинки и затем бриджи. При виде его прекрасного обнаженного тела я даже задохнулась от незнакомого мне чувства. Он упал на меня, будто не мог больше выносить бездействия, и я почувствовала на себе его поросшую волосами грудь, широкую шею у моего лба, спрятала лицо на его плече и с наслаждением вдохнула волнующий запах его кожи.
- Ральф! - простонала я опять, и весь мир вокруг, весь мир Вайдекра эхом отозвался на его имя. Беседка, сад, дом были полны его именем, так же как была полна им вся земля. - Ральф! - и он вошел в меня. Это было похоже на удар ножа в том сне, и когда я взглянула вверх, то опять увидела виноватую улыбку, какую видела у него тогда. И он смотрел на меня темными влюбленными глазами.
- Мисс Лейси, - мягко произнес он и поцеловал мои веки, и завитки волос на висках, и нежную кожу под глазами, и слизнул слезинку с моей щеки.
Он был так нежен, будто боялся сделать мне больно. И действительно, несколько раз я испытывала боль, но каждый раз она приносила с собой наслаждение, каждый головокружительный момент был восторгом, и я выгибала спину и стремилась навстречу его телу, словно заждавшаяся супруга. Наслаждение становилось все более и более интенсивным, а его движения - все более и более быстрыми, пока они не превратились в ослепление восторга, и я перестала понимать, где я, кто я и что я. Был только Ральф.
Потом мы долго лежали в молчании.
Через некоторое время он приподнялся и, потянувшись за своим сюртуком и моей шалью, укрыл нас ими словно одеялом, и я прижалась к нему крепче.
Облокотившись на руку, он держал меня словно какой-то драгоценный предмет, порученный его заботам. А я прижалась лицом к его шее и с наслаждением вдыхала знакомый запах его кожи и какой-то странный, более глубокий запах, напоминающий мускус.
Для меня существовало только "сейчас". И только это место. Все, что я видела, это профиль Ральфа, когда он смотрел на полуоткрытую дверь. Все, что я ощущала, - это тепло его тела на мне и легкую боль там, где он только что был. И какой-то странный покой, который воцарился в моей душе. Я хотела бы уснуть в его руках и проснуться, когда он разбудит меня. Я закрыла глаза и почти задремала, вдыхая запах вереска и старого дыма.
- Идет дождь, - тихо сказал Ральф.
Я открыла глаза. Сквозь полуоткрытую дверь мы видели, как стена дождя обрушилась на общинную землю, ветер наклонял тонкие березки к земле, и капли серебряными копьями пронзали каждый лист.
Буря грохотала по крыше, как по барабану, и беседка скрипела, как баржа в море. Мы прижались друг к другу в своем укрытии, защищенные от остального опасного мира.
- Ты простудишься, - озабоченно сказал Ральф.
Он подал мне платье и стал натягивать на себя рубашку. Я кое-как оделась и обернулась к нему. Он сидел, облокотившись на стену, широко раскинув ноги.
- Посидишь со мной еще? - нежно предложил он.
Я уселась рядом, и мы стали молча наблюдать за дождем. Так прошло много долгих минут. Тучи, собравшиеся над нами, были темными и тяжелыми, какого-то странного фиолетового оттенка. Но пока мы наблюдали за ними, поднявшийся ветер погнал их к развалинам дома, потом дальше к Экру и унес, наконец, к морю, где дождь обрушился в соленую воду. Ветер разорвал пелену туч, и между ними мелькнули просветы голубого неба. Стук капель по крыше стал затихать и наконец совсем прекратился, и ничто больше не мешало нам смотреть на сад. Зелень вокруг сияла бриллиантами капель, каждый лист сверкал, как королевская корона. Чудесный запах омывал Вайдекр: запах свежей влажной земли и молодых листьев. Я слышала, как вдалеке бубнит громче обычного Фенни, напоенная мелкими потоками и ручьями.
Мои волосы распустились, и, отделив одну прядь, я стала бездумно накручивать ее на палец. И вдруг я замерла. Звон в ушах усилился, прядь волос вокруг моего указательного пальца была рыжей. Рыжей, как у лисицы. Это были волосы Беатрис.
И Холл рядом с нами не был разрушен. И не носился в воздухе запах старого пожара. Сад был великолепен, весь засаженный ухоженными кустами роз. Камни террасы были ровными и идеально гладкими. Стены дома сверкали, словно желтая жемчужина, колыхались тяжелые занавеси в окнах, высокая деревянная дверь была приветливо приоткрыта, и дым курился над крышей.
Я в ужасе отвела взгляд и приложила руки к полу. Мне казалось, что я падаю, что земля уходит из-под моих ног и что я качусь в сумасшествие, в котором сны можно принимать за реальную жизнь, где я могу в любой момент стать Беатрис.
Пол был чистым и твердым, весь из свежевыструганных дощечек. Окна беседки, белая свежая краска блестели на солнце.
Неверяще глядя за дверь, я обернулась, чтобы сказать:
"Ральф! Помоги мне! Неважно, Беатрис я или Джулия, все равно ты не обидишь меня. Помоги мне, пожалуйста! По-моему, я сошла с ума и уже сама не понимаю, кто я".
Кучка пыли и сухих листьев в углу слегка зашуршала от моего прикосновения. Полностью одетая, я сидела прислонившись к стене. Подняв руку к волосам, я выбрала и поднесла к глазам одну прядь. Она была русой.
Я глубоко вдохнула и выглянула в сад. В нем царила привычная запущенность моего детства, виднелись закопченные руины Холла, разрушенная кирпичная кладка стен. Я была Джулией.
Мои колени подогнулись, и я спрятала лицо в ладонях.
Я чувствовала, что мне надо обдумать все и понять, что случилось со мной. Я вспомнила о шишке у меня на голове - сейчас мне казалось, что это случилось не вчера, а много лет назад, - и подумала, что это из-за нее все произошло. Может быть, я ударилась, и от этого мой разум повредился? Но я сразу вспомнила сон и тот звон, который услышала, когда впервые увидела Ральфа, и поняла, что вчерашнее падение тут ни при чем. Сейчас мне следовало бы испугаться и встревожиться. Но я не чувствовала ни малейшего беспокойства.
Я не могла не быть довольной.
Я видела Холл таким, каким он был. Я видела красоту сада и живое тепло стен. Я видела неразрушенную террасу и дым от каминов и кухонной плиты, на которой готовился обед.
И я лежала с Ральфом, как, бывало, лежала Беатрис. И я любила его. И он звал меня - с любящей пародией на почтительность - мисс Лейси. Это было ее имя.
И мое тоже.
Это были ее любовник, ее земля и ее дом.
Они также были моими.
Я взглянула на солнце, пора было идти домой завтракать. Я легко поднялась на ноги и, словно скользя, спустилась по ступенькам в сад. Бутоны сильнее запахли от дождя, а трава зазеленела еще больше. Я шла ничего не боясь. Я была наследницей Беатрис, и иногда я была ею самой. Я могла вернуться к себе домой и вести жизнь маминой дочки, той девочки, которой я была до сих пор, но внутри меня зрела тайная сила, которая шла от Беатрис, от моей тети, от моего другого "я". Я готова была понять мою землю так, как понимала и любила ее сама Беатрис. И я буду работать на ее земле вместе с ее любимым, которого я любила так же, как она сама много лет назад.
Я шла домой. Ветер, подгонявший меня на моем пути к беседке, теперь стих и только слабо овевал мое лицо. Я ни о чем не думала. Это было так легко. Я чувствовала, что должна воспринимать все, что сейчас случилось со мной, столь же просто, как воспринимает форель потоки омывающей ее воды. Я надеялась, что я права.
Глава 7
Я бегом поднялась по ступенькам и обнаружила, что входная дверь закрыта на защелку. Заглянув через окно в столовую, я увидела, что стол уже накрыт, значит, я не опоздала к завтраку. Но дверь определенно не поддавалась моим усилиям, и я решила, что Ричард продолжает упорно заниматься.
Подол моего платья оказался запачканным пылью дороги, и я, зайдя с черного хода, поднялась к себе переодеться. Одно из новых платьев, заказанных мамой в Чичестере, уже прибыло, и я достала его из коробки.
Оно было того восхитительного светло-зеленого, почти серого цвета, который бывает у совсем молодых побегов пшеницы. Быстро надев чистое белье и платье, я повернулась к зеркалу и замерла.
Это было старое, с потрескавшейся амальгамой зеркало, но мое отражение вдруг заставило меня подойти поближе и вглядеться в него. Низкое декольте подчеркивало мою обозначившуюся грудь; высокие скулы, волосы, рассыпавшиеся по плечам, наклон головы, странный взгляд раскосых глаз - все это казалось мне незнакомым. Мама была права, ругая меня за прогулки без шляпы, - на моем носу рассыпалась горсть веснушек, словно пятнышек на перепелином яичке. Кожа гладкостью и цветом напоминала сливочный крем. Мое лицо действительно изменилось за одно сегодняшнее утро: оно потеряло свою детскую округлость и стало красивее и четче.
- Я влюбилась в возлюбленного Беатрис, - прошептала я своему отражению страшным шепотом. - И она завладела мной. Я ходила сегодня к ее дому и встретила ее любимого там, где, без сомнения, встречалась с ним она. И мы лежали с ним рядом, как делала она. Пока она владеет мной, я не могу не делать того, что делала она.