- Вино? Надеюсь, ты перестала подсыпать ему порошок? Ведь ты разбираешься в искусстве целительства и знаешь, насколько можно привыкнуть к маку.
Ика отвела взгляд в сторону: она ничего не знала о плохих свойствах мака. Чувствуя себя как никогда глупо, она ответила:
- В таких делах нужно взвешивать последствия. Я решила, что ему очень нужен сон, без него он не смог бы поправиться.
- Ты считаешь, что он беспомощен, как ребенок. А что будет, когда порошок закончится? Ты думаешь, что ему понравится твой способ лечения, когда его тело будет трясти и выворачивать наизнанку?
- Он не так уж долго принимал порошок, - она покраснела. - Он ему нужен для сна.
- Неужели? Или ты хочешь просто удерживать его при себе?
Ика вырвала свою руку, понимая, что это может быть правдой.
Голос Тузы смягчился.
- Я ничего не знаю ни о твоем великане, ни о том, какую роль он играет в твоей жизни, но ты не можешь обращаться с ним, как с неразумным пленником. Возможно, грек использует тебя, чтобы подчинить все своему контролю, но подумай хорошенько. Наша Мать привела его сюда по определенной причине. И пусть все идет, как она предназначила.
- Я почитаю Посейдона.
Он покачал головой.
- Разве одно исключает другое? Долго ли ты будешь сопротивляться пробуждению женственности в себе?
- Во мне нет женственности, - ответила она торопливо, не желая признаваться даже себе самой, что борется с желанием обнять Язона и забыться в его объятиях. - Я никогда не поддамся слабости.
- Не путай силу с упрямством. Хочешь ты этого или нет, но люди становятся сильнее, когда в них мирно сосуществуют два начала. Без любви и сострадания, смиряющих нашу силу и честолюбие, мы можем превратиться в человека, подобного Миносу, разрушающего истинное величие Крита.
Ика беспокойно обернулась по сторонам.
- Туза, не говори так.
- Многие люди согласны со мной. Они хотят остановить Миноса, пока еще не поздно.
- Но ведь это считается изменой, - прошептала она.
- Конечно. А ты разве думаешь по-другому? - Туза улыбнулся, но во взгляде его мелькнула какая-то напряженность. - Ну, Дори, ты стала настоящим минойцем. Хочешь донести на меня?
- Ты сам знаешь, что это не так. Я твой друг, Туза. Я беспокоюсь за тебя.
- Не о том беспокоишься, - сказал он задумчиво. - Как бы тебе всерьез не увлечься этим греком. Смотри, не впади в зависимость от него, как он впал в зависимость от твоего мака. Я боюсь, ты слишком привяжешься к нему, тогда уже тебе ничем не поможешь.
Такой же совет давал ей и Дамос, когда обвинял ее в чрезмерном почитании Язона.
- Я не привязалась к нему. Просто он не может остаться один.
- Тогда я попрошу кого-нибудь из деревни присмотреть за ним, пока нас не будет. - Туза поднял руку, чтобы сказать что-то еще и придать словам значимость, но не нашел нужных слов.
Потом он пожал плечами и ушел. Ике даже не захотелось узнать, что он намеревался сказать. Разговор ее очень расстроил.
Царевич Сарпедон был очень озабочен. Пасифая сидела возле светового колодца, сникшая, подобно цветку без воды. Каждый раз, когда он возвращался домой, мать казалась еще более бледной и постаревшей. Какой же она стала слабой! Если ее дела пойдут так и дальше, она долго не протянет. Тогда Минос окончательно восторжествует.
Пасифая все-таки немного выпрямилась при его появлении и улыбнулась.
- Сын мой, я по тебе так скучала, - нежно проговорила она, протягивая руки для его поцелуя. - Какое чудо привело тебя домой?
Сарпедон наклонился над высохшей кожей и расстроился, отметив, что мать еще больше сдала.
- На Крите никаких чудес больше нет, - сказал он резче, чем намеревался. - Есть только Минос.
Она отняла руки.
- Ты не похож сам на себя, отвечаешь так дерзко. Что случилось? Что-то не так?
"Все не так", - захотелось крикнуть ему. Разве она так ослепла, что ничего не видит? Повсюду во дворце эти рога Посвящения, мужские символы вытесняют женские. И наконец эта новая арена; как долго царь будет продолжать издеваться над их священными ритуалами?
- Меня вызвали, чтобы я освятил очередное надругательство царя над нашими обычаями, - ответил он. - Мне нужно выбрать прыгунов для праздника.
- Но ведь это обязанность богини-царицы.
- Да, но, как заметил царь, ты уже не покидаешь своих комнат, мама. А новая арена построена возле гавани.
Она немного подумала.
- Но он говорил… Ведь теперь Ариадна должна стать царицей. Бычью арену должна освящать твоя сестра.
Неужели она не понимает, что его сестра ничего не способна сделать: у нее меньше власти, чем у всех них. Пасифая не желала видеть правду и пряталась от нее.
- Ариадна еще не готова к своим обязанностям, - сказал Сарпедон, придавая нужное направление их разговору. - Поэтому я пришел к тебе, настоящей богине-царице. Мама, меня очень беспокоит эта Ика. Боюсь, что оснований называть ее Прорицательницей нет никаких.
Странный огонек промелькнул в ее глазах.
- В самом деле. Я слышала, что ты и она… понимаете друг друга…
Что за глупая идея - весь двор считал их любовниками. Да он бы ни за что не дотронулся до этой женщины!
- Я знаю только то, что она не торопится показывать свой пророческий дар. Больше я ждать не могу, нужно доказательство истинности ее претензий.
- Сын мой, ты все в жизни воспринимаешь так серьезно. Ведь эта Ика - она хорошенькая девушка, почему бы вам не провести приятно время вместе с ней?
- Двое уже проводили с ней время, мама. И кроме того, она засматривается на царя.
Он, конечно, понимал, что поступает жестоко, но как иначе расшевелить мать?
- Засматривается на Миноса, - Пасифая заволновалась. - Скажи мне… скажи… и как же он? Он ей отвечает?
Внутри Сарпедона все так и кипело от негодования. Она должна знать, что царь чудовище и его нужно остановить, но в глубине души Пасифая до сих пор любит своего мужа.
- Не могу сказать, - солгал он. Ему было противно таким образом побуждать ее к действиям, но ведь только она, земная богиня, может ему помочь. - Царская стража хорошо охраняет его покои.
- Приведи ее ко мне, - сухо приказала Пасифая.
Невероятно, как она изменилась. Со страхом, потом с восторгом, он наблюдал за тем, как мать приобретает свою прежнюю осанку. Властный голос, строгий взгляд: она становилась настоящей царицей.
- Что ты хочешь сделать? - спросил он тихо, не желая спугнуть перемену в ее поведении.
- Мы испытаем ее. И узнаем, говорит она правду или лжет.
- И если она обманывает нас?
Ее улыбка стала зловещей.
- Мы сумеем избавиться от нее.
Язон лежал возле костра, а Дори готовила еду. Ему не нравилось, что она слишком суетится: есть не хотелось.
- Не надо еды, - отрывисто сказал он. - Принеси просто вина.
Она подпрыгнула, словно ее застали за преступным занятием.
- Ты проснулся?
- Не объясняй мне, что я делаю. Мне нужно выпить твоего вина.
Он понимал, что разговаривает с ней грубо, но он так плохо себя чувствовал! Все его внутренности выворачивало наизнанку, и словно тяжелый молоток колотил по черепу.
Она подошла к нему, крепко сжимая в руках сосуд с вином. Язон с жадностью потянулся к вину, будто от напитка зависела его жизнь.
- Тебе вино не поможет, - сказала она тихо.
- Я сам знаю, как мне поступать, - ответил Язон гневно. Он понимал, что она не виновата, но ярость искала выхода.
- Ты думаешь, мне нравится лежать здесь день и ночь и смотреть, как ты за мной ухаживаешь? Что мне доставляет удовольствие видеть, как ты суетишься у костра и спешишь ко мне, едва я произнесу слово? Я устал быть таким: слабым, беспомощным, почти уже не мужчиной…
- Ты не виноват, это вино… - покраснела она. - Это все из-за порошка.
Ика выглядела так беззащитно, что Язон показался себе чудовищем.
- Я не знала, что мак обладает такой силой, - продолжала она, переведя дыхание. - Я знала только, что он облегчает боль и помогает заснуть. Мои познания не шли дальше этого.
"Мак? Неудивительно, что я все время хочу спать", - подумал Язон. Он знал, что этот порошок может подчинить человека своей власти и избавиться от нее будет трудно. В лучшем случае его ожидают судороги, головокружение, тошнота. В лучшем…
- Туза говорит, что тебе очень трудно будет обходиться без порошка. Если хочешь, я могу постепенно добавлять его все меньше и меньше, пока…
- Не нянчи меня! - девушка вздрогнула, и он продолжил более мягким голосом: - Это отнюдь не самое трудное испытание в моей жизни. Я сделаю все, что нужно, но избавлюсь от мака сразу и навсегда.
- Тогда мы вместе пройдем через такое испытание.
- Мне не нужна твоя помощь, - увидев, как его слова причиняют ей боль, он опять понизил голос: - Ты разве не понимаешь? Я не хочу, чтобы ты видела меня в таком беспомощном состоянии.
- Это ты нянчишь меня, - она с укором посмотрела на него. - Ты думаешь, я презираю тебя, когда ты страдаешь, смеюсь над тобой, когда ты стонешь? Мы вместе должны перенести твои несчастья, и когда все будет позади, похлопаем друг друга по плечу, как воины после совместной победы.
Странно, конечно, что женщина говорит такое. Что-то мелькнуло в его памяти и погасло. Эти слова были ему знакомы. Хотя, несомненно, тот, кто их говорил, не был женщиной.
Язон сжал руками голову, не в силах больше переносить глухую боль. Казалось, она зарождается в голове и распространяется по всему телу. Лоб его вспотел. Заныл желудок.