Меня разбудил дождь. Не очень даже сильный - он тихо стучал в открытое окно, занавески развевались. Было темно. Я зажег свет. Половина пятого. Я проспал целых девять часов. Усталость прошла, но я был очень голоден, поскольку вечером лег без ужина.
Вот оно, преимущество одинокой жизни: можно есть и спать когда вздумается. Я спустился вниз в кухню, приготовил сосиски и яичницу с беконом, заварил чай. Я чувствовал, что готов начать новый день, но что делать в такую рань, да еще когда на улице так серо и безрадостно? Конечно, только одно. Тем более что впереди - суббота и воскресенье. Как раз достаточно, чтобы прийти в себя, если потребуется…
Насвистывая, я спустился по черной лестнице в полуподвал и включил все лампочки. При свете здесь было гораздо приятнее - не так мрачно, даже лаборатория не напоминала больше обитель алхимика. Я отмерил нужное количество капель в мензурку (это было для меня теперь так просто - как зубы почистить).
- Ну же, Роджер, - сказал я, - выходи. Давай-ка встретимся с глазу на глаз.
Я сел на край умывальника и стал ждать. Прошло довольно много времени. Но ничего не происходило. Я все сидел и смотрел на эмбрионов в банках, а между тем за решетчатым окном уже начало светать. Прошло, должно быть, около получаса. Какое ужасное надувательство! Затем я вспомнил, что Магнус предложил увеличить дозу. Я взял пузырек и очень осторожно накапал прямо себе на язык еще две или три капли и проглотил их. Мне показалось, а может быть не только показалось, что на этот раз появился какой-то не то горьковатый, не то кисловатый привкус.
Я вышел из лаборатории и направился по коридору в старую кухню. Там я выключил свет, поскольку бледный рассвет уже осветил внутренний дворик, и было не так темно. Затем я услышал, как скрипнула дверь - она всегда скрипела, задевая за каменную плиту в полу, - и вдруг широко распахнулась от сквозняка. Послышались шаги и чей-то голос.
- О Боже, - подумал я, - миссис Коллинз уже пришла! Она ведь действительно что-то говорила: вроде ее муж сегодня собирается с утра подстригать траву на лужайке.
В дверь ввалился мужчина, таща за собой мальчика, и это был вовсе не муж миссис Коллинз, а Роджер Килмерт. За ним следом вошли еще пятеро с факелами в руках - за окном вместо рассвета стояла темная ночь.
Глава девятая
Я стоял, прислонившись к кухонному буфету, но теперь за моей спиной была только каменная стена. Сама же кухня превратилась в жилую комнату старого дома: в противоположном конце ее находился очаг и рядом - лестница, ведущая наверх в спальню. На звук шагов вниз сбежала девочка, та самая, которую я видел в первый день стоящей на коленях у очага. Роджер прикрикнул на нее:
- Тебя кто звал? Ну-ка, брысь отсюда! Тебя это все не касается.
Она застыла в нерешительности, с ней был подросток, ее брат, выглядывавший из-за ее плеча.
- Кому говорят, уходите - вы оба! - кивнул снова Роджер, и они бросились вверх по лестнице, но мне было видно, как они притаились там, наверху, у самой лестницы так, чтобы их никто не видел.
Роджер укрепил свой факел на скамье, и в комнате стало светло. Я сразу узнал мальчика, которого он тащил за собой - это был тот самый юный послушник, которого во время моего первого посещения монастыря, развлекаясь, гоняли по двору братья монахи и который позже плакал во время молитвы в монастырской часовне.
- Я заставлю его говорить, раз никому из вас это не под силу, - сказал Роджер. - Я ему такое устрою, что у него быстро развяжется язык!
Не спеша, словно растягивая удовольствие, он закатал рукава, не спуская при этом ни на секунду глаз с послушника, который, пятясь от скамьи, пытался найти защиту у остальных собравшихся здесь, но они со смехом выталкивали его на середину. Он подрос с тех пор, как я его видел в последний раз, но ошибки быть не могло - это был тот же самый паренек, а выражение ужаса в его глазах говорило о том, что он прекрасно понимает: эти люди собрались здесь не для развлечения.
Роджер схватил его за рясу и рывком поставил на колени рядом со скамьей.
- А ну-ка, говори все, что знаешь, - сказал он, - или я спалю на твоей голове все волосы.
- Я ничего не знаю, - заплакал послушник. - Клянусь Пресвятой Божьей матерью…
- Не богохульствуй, - сказал Роджер, - а то я сейчас и рясу тебе подпалю. Ты давно уже шпионишь! Давай выкладывай все начистоту.
Он схватил факел и поднес его совсем близко к голове мальчика. Тот прижался к полу и начал пронзительно кричать. Роджер ударил его по лицу.
- А ну, кончай визжать, - сказал он.
Брат и сестра, как завороженные, наблюдали за всем этим с лестницы, а пятеро мужчин подошли вплотную к скамейке: один из них, достав нож, поднес его к уху мальчика.
- Может, сделать ему кровопускание? - предложил он. - А потом подпалим ему макушку - кожица там тонкая, нежная, а?
Послушник умоляюще воздел руки.
- Я все расскажу, все, что хотите, - плакал он, - но я ничего не знаю, ничего… только то, что я подслушал, когда господин Блойю, посланник епископа, разговаривал с приором.
Роджер убрал факел и вновь закрепил его на скамье.
- И что же он сказал?
Перепуганный послушник посмотрел сначала на Роджера, потом на остальных.
- Говорил, что епископ недоволен поведением некоторых монахов, в особенности брата Жана. Дескать, он и ему подобные не повинуются приору и ведут беспутный образ жизни, пуская на ветер все монастырское добро. Мол, это позор для ордена и дурной пример всем остальным. И епископ не может больше закрывать на все это глаза и поэтому наделяет господина Блойю всей полнотою власти с целью навести порядок в монастыре согласно канонам церкви, и сэр Джон Карминоу должен оказать ему в этом содействие.
Он перевел дыхание и обвел взглядом лица окружающих, ища в них сочувствия, и один - не тот, что был с ножом, а другой - отошел в сторону.
- Клянусь честью, все это сущая правда, - пробормотал он, - кто же будет отрицать? Все мы прекрасно знаем, что монастырь и вся монастырская братия давно пользуется дурной славой. Если бы французские монахи убрались отсюда восвояси, нам бы было только лучше.
Остальные одобрительно зашумели, а тот, что с ножом, огромный неуклюжий парень, потеряв всякий интерес к послушнику, повернулся к Роджеру.
- Трифренджи дело говорит, - произнес он угрюмо. - Всем же ясно, что мы, жители долины по эту сторону от Тайуордрета, только выиграем, если монастырь прикроют. У нас свои притязания на эту территорию: хватит уж им жиреть на наших землях, пора гнать их отсюда, мы бы лучше пасли наш скот там, а не на болоте.
Роджер, сложив на груди руки, пнул ногой до смерти напуганного послушника.
- Кто это тут собрался закрывать монастырь? - спросил он. - Епископ Эксетерский может высказываться только от имени епархии - порекомендовать приору навести порядок и призвать монахов к дисциплине, но не более того. Есть власть повыше: наш сюзерен - сам король, как вы все отлично знаете, и нам не так уж плохо живется на землях Шампернунов, да и от монастыря мы имеем немалый доход. К тому же все вы охотно торгуете с французскими кораблями, когда они бросают якорь в заливе. Ну-ка, кто из вас не набил свои подвалы всяким добром с кораблей?
Никто не отвечал. Послушник, решив, что опасность миновала, начал тихо отползать назад, но Роджер схватил его и вернул на место.
- Куда это ты собрался? - спросил он. - Я с тобой еще не закончил. Что еще господин Генри Блойю сообщил приору?
- Я вам уже все сказал, - заикаясь, пролепетал мальчик.
- А насчет положения в королевстве он ничего не говорил?
Роджер сделал движение, будто снова хотел схватить со скамьи факел, и послушник, дрожа от страха, умоляюще воздел руки.
- Он еще сказал, что с севера ползут слухи, - запинаясь выдавил он, - будто между королем и его матерью, королевой Изабеллой, продолжаются распри, и, может статься, она в ближайшее время вступит с ним в открытую борьбу. И господин Блойю хотел узнать, кто здесь, на западе, будет хранить верность молодому королю, а кто пойдет за королевой и ее любовником Мортимером, если дело все-таки дойдет до войны.
- Я так и думал, - сказал Роджер. - А теперь ползи в тот угол, и чтоб я тебя не слышал. Сболтнешь хоть слово, когда выйдешь отсюда, отрежу язык, так и знай!
Он повернулся к остальным - все пятеро смотрели на него в полном замешательстве: казалось, последнее сообщение лишило их дара речи.
- Ну, - сказал Роджер, - как вам это нравится? Вы что, язык проглотили?
Человек по имени Трифренджи покачал головой.
- Это все нас не касается, - сказал он. - Король может ссориться со своей матерью сколько ему влезет. Не нашего это ума дело.
- Ты так считаешь? - спросил Роджер. - Даже если королева с Мортимером возьмут власть в свои руки? Кое-кто в наших краях был бы этому рад. Их-то, несомненно, щедро наградят, когда вся эта заварушка закончится. Да и все те, кто примкнут к ним, тоже в накладе не останутся.
- Только не Шампернун-младший, - сказал человек с ножом. - Он еще несовершеннолетний и держится за материну юбку. Да и ты сам, Роджер, при том положении, которое занимаешь, никогда ведь не пойдешь бунтовать против законного короля.
Он ехидно засмеялся, и все остальные тоже, однако управляющий, окидывая взглядом всех по очереди, оставался невозмутимым.