IV
ТРИУМФ ЖИБАСЬЕ
Жибасье и полицейский пошли (а вернее было бы сказать, что полицейский повел Жибасье) на Иерусалимскую улицу.
Читатели понимают, что благодаря мерам предосторожности, принятым полицейским, проверявшим паспорта, всякий побег арестованного исключался.
Прибавим, к чести Жибасье, что он и не думал бежать.
Более того: его насмешливый вид, сострадательная улыбка, мелькавшая на его губах всякий раз, как он взглядывал на полицейского, непринужденность и презрительность, с какими он позволял вести себя в префектуру полиции, свидетельствовали, что совесть его чиста. Словом, он, казалось, покорился, но вышагивал скорее как горделивый мученик, а не как смиренная жертва.
Время от времени полицейский бросал на него косой взгляд.
По мере приближения к префектуре Жибасье не хмурился, а, напротив, становился все веселее. Он заранее предвкушал, какую бурю проклятий обрушит г-н Жакаль на голову незадачливого полицейского.
Безмятежность Жибасье, сияющая, словно ореол вокруг невинных лиц, начала пугать полицейского, арестовавшего его. В начале пути у того не было никаких сомнений в том, что он задержал важного преступника; на полпути он стал сомневаться; теперь он был почти уверен, что сделал глупость.
Гнев г-на Жакаля, которым пугал его Жибасье, будто гроза, уже навис над его головой.
И вот мало-помалу пальцы полицейского стали разжиматься, высвобождая руку Жибасье.
Тот отметил про себя эту относительную свободу, неожиданно ему предоставленную; однако он отлично понимал, что заставило расслабиться дельтовидную мышцу и бицепс его спутника, и потому сделал вид, что не заметил его маневра.
Полицейский надеялся получить прощение у своего пленника; он еще больше разволновался, когда заметил, что, в то время как его собственная хватка ослабевала, Жибасье все крепче вцеплялся в его руку.
Он поймал преступника, который не хотел его выпускать!
"Дьявольщина! - подумал он. - Уж не ошибся ли я?!"
Он на мгновение остановился в задумчивости, оглядел Жибасье с головы до ног и, видя, что тот в свою очередь окинул его насмешливым взглядом, затрепетал еще больше.
- Сударь! - обратился он к Жибасье. - Вы сами знаете, какие у нас суровые правила. Нам говорят: "Арестуйте!" - и мы арестовываем. Вот почему порой случается так, что мы совершаем досадные ошибки. Как правило, мы хватаем преступников. Однако бывает, что по недоразумению мы нападаем и на честных людей.
- Неужели? - с издевательской усмешкой спросил Жибасье.
- И даже на очень честных людей, - уточнил полицейский.
Жибасье бросил на него красноречивый взгляд, словно хотел сказать: "И я тому живое свидетельство".
Ясность этого взгляда окончательно убедила полицейского, и он прибавил с изысканной вежливостью:
- Боюсь, сударь, что я совершил оплошность в этом роде; но еще не поздно ее исправить…
- Что вы имеете в виду? - презрительно поморщился Жибасье.
- Боюсь, сударь, что я арестовал честного человека.
- Надо подумать, черт подери, что вы боитесь! - отозвался каторжник, строго поглядывая на полицейского.
- С первого взгляда вы показались мне человеком подозрительным, но теперь я вижу, что это не так, что, наоборот, вы свой.
- Свой? - с высокомерным видом проговорил Жибасье.
- И, как я уже сказал, поскольку еще не поздно исправить эту маленькую ошибку… - смиренно продолжил полицейский.
- Нет, сударь, поздно! - перебил его Жибасье. - Из-за этой вашей ошибки человек, за которым я был приставлен следить, удрал… А что это за человек? Заговорщик, который через неделю совершит, может быть, государственный переворот…
- Сударь! - взмолился полицейский. - Если хотите, мы вместе отправимся на его поиски, и это будет сущий дьявол, если вдвоем мы…
В намерения Жибасье не входило разделить с кем бы то ни было славу поимки г-на Сарранти.
Он оборвал своего младшего собрата:
- Нет, сударь! И пожалуйста, довершите то, что начали.
- О, только не это! - воскликнул полицейский.
- Именно это! - настаивал Жибасье.
- Нет, - снова возразил полицейский. - А в доказательство я ухожу.
- Уходите?
- Да.
- Как уходите?
- Как все уходят. Выражаю вам свое почтение и поворачиваюсь к вам спиной.
Повернувшись на каблуках, полицейский в самом деле показал Жибасье спину; однако тот схватил его за руку и повернул к себе лицом.
- Ну уж нет! - сказал он. - Вы меня арестовали, чтобы препроводить в префектуру полиции, так и ведите меня туда.
- Не поведу!
- Поведете, черт вас подери совсем! Или скажите, почему отказываетесь. Если я упущу своего заговорщика, господин Жакаль должен знать, по чьей вине это произошло.
- Нет, сударь, нет!
- В таком случае, я вас арестую и отведу в префектуру, слышите?
- Вы арестуете меня?
- Да, я.
- По какому праву?
- По праву сильнейшего.
- Я сейчас кликну своих людей.
- Не вздумайте, иначе я позову на помощь прохожих. Вы знаете, что в народе вас не жалуют, господа из рыжей. Я расскажу, что вы меня сначала арестовали без всякой причины, а теперь собираетесь отпустить, потому что боитесь наказания за превышение власти… А река-то, вот она, совсем рядом, черт возьми!..
Полицейский стал бледен как полотно. Уже начинала собираться толпа. Он по опыту знал, что люди в те времена были настроены по отношению к шпикам далеко не дружелюбно. Он бросил на Жибасье умоляющий взгляд и почти разжалобил каторжника.
Но, вскормленный на максимах г-на де Талейрана, Жибасье подавил это первое движение души: ему нужно было прежде всего оправдаться в глазах г-на Жакаля.
Он, словно в тисках, зажал руку полицейского и, превратившись из пленника в жандарма, поволок его в префектуру.
Во дворе префектуры собралась как никогда большая толпа.
Что было нужно всем этим людям?
Как мы уже сказали в одной из предыдущих глав, все смутно угадывали приближение мятежа, и предчувствие его витало в воздухе.
Толпа, заполнившая двор префектуры, состояла из тех, кто должен был сыграть в этом мятеже известную роль: все они явились за указаниями.
Жибасье, смолоду привыкший входить во двор префектуры в наручниках, а выезжать в забранной решеткой карете, на сей раз испытал неподдельную радость, чувствуя себя не арестованным, а полицейским.
Он вошел во двор как победитель, с высоко поднятой головой, задравши нос, а его несчастный пленник следовал за ним, как потерявший управление фрегат следует на буксире за гордым линейным кораблем, летящим на всех парусах и с развевающимся флагом.
В достойной толпе произошло замешательство. Все полагали, что Жибасье отдыхает на тулонской каторге, и вдруг он выступает за старшего.
Однако Жибасье, видя эти сомнения, не растерялся: он стал раскланиваться налево и направо, одним кивал дружески, другим - покровительственно; над собравшимися прошелестел одобрительный шепот, и к Жибасье стали подходить старые знакомые, выражая удовлетворение тем, что видят старого собрата.
Жибасье пожимал руки и принимал поздравления, чем окончательно смутил несчастного полицейского, на которого он смотрел уже с жалостью. Потом его представили старшему бригады, почтенному мошеннику, который, подобно самому Жибасье, на определенных условиях, оговоренных с г-ном Жакалем, перешел на службу в полицию. Он был возвращен с Брестской каторги и, таким образом, не был знаком с Жибасье; тот тоже его не знал, но, проводя время на берегу Средиземного моря, частенько слышал об этом прославленном старике и уже давно мечтал пожать ему руку.
Старейшина встретил его по-отечески тепло.
- Сын мой! - сказал он. - Я давно хотел с вами встретиться. Я был хорошо знаком с вашим отцом.
- С моим отцом? - удивился Жибасье, не знавший никакого отца. - Вам повезло больше, чем мне.
- И я по-настоящему счастлив, - продолжал старик, - узнавая в вас черты этого достойного человека. Если вам будет нужен совет, располагайте мною, сын мой, я к вашим услугам.
Собравшиеся, казалось, умирали от зависти, слыша, какой милости удостоен Жибасье.
Они обступили каторжника, и спустя пять минут г-н Каторжер де Тулон получил в присутствии полицейского, совершенно оглушенного подобным триумфом, тысячу предложений услуг и столько же выражений дружеских чувств.
Жибасье смотрел на него, будто спрашивая: "Ну что, разве я вас обманул?"
Полицейский понурил голову.
- Ну, признайтесь, что вы осел! - сказал ему Жибасье.
- Охотно! - отозвался тот, готовый признать еще и не такое, попроси его об этом Жибасье.
- Раз так, - промолвил Жибасье, - я вполне удовлетворен и обещаю вам свое покровительство, когда вернется господин Жакаль.
- Когда вернется господин Жакаль? - переспросил полицейский.
- Ну да, и я постараюсь представить ему ваш промах как чрезмерное усердие. Как видите, я человек покладистый.
- Да ведь господин Жакаль вернулся, - возразил полицейский; он боялся, как бы Жибасье не охладел в своих добрых намерениях, и хотел воспользоваться ими без промедления.
- Как?! Господин Жакаль вернулся? - вскричал Жибасье.
- Да, разумеется.
- И давно?
- Сегодня утром, в шесть часов.
- Что ж вы раньше не сказали?! - взревел Жибасье.
- Да вы не спрашивали, ваше сиятельство, - смиренно отвечал полицейский.
- Вы правы, друг мой, - смягчился Жибасье.
- "Друг мой"! - пробормотал полицейский. - Ты назвал меня своим другом, о великий человек! Приказывай! Что я могу для тебя сделать?