- Он до сих пор стоит в покоях фараона, на самом видном месте, - сообщила ему Ипу.
Старик развернулся и захлопал в ладоши.
- Вы слышали?! Сундук работы Пасера Плотника стоит в Приречном дворце!
Я посмотрела на Ипу. Та улыбнулась, довольная своей ложью. Пасер подался вперед:
- Я мог бы работать на постройке гробниц. Спорим - они бы меня взяли, если бы я поехал в Амарну! Я мог бы вырезать ушебти для путешествия фараона в загробный мир!
- А что же твоя дочь будет делать без тебя? - спросила Ипу.
- Она тоже могла бы поехать! - восторженно отозвался Пасер, потом тяжело вздохнул. - Увы, это всего лишь стариковские мечты.
- Не такой ты и старик, - польстила ему Ипу, и плотник ухмыльнулся.
Мы зашагали дальше, и я напомнила Ипу про рыбу для Бастета.
- Мы пойдем к Ренси, - пообещала она. - У него всегда была самая лучшая рыба.
- Рыба для Бастета. Не думаю, что он заметит разницу.
Ипу выразительно посмотрела на меня:
- Этот мив прекрасно все понимает!
И она целеустремленно зашагала к последнему прилавку на рынке - и резко затормозила, увидев вместо Ренси какого-то молодого человека. Он был высок, хорошо сложен, и руки его не были руками торговца рыбой.
- Чем могу вам помочь, госпожи мои?
- А где Ренси?
- Отец на два месяца уехал в Мемфис по делам. На это время его буду подменять я.
Ипу подбоченилась:
- Ренси никогда не говорил мне, что у него есть сын.
- А мне отец никогда не говорил, что у него есть такие очаровательные покупательницы.
Молодой человек смотрел на нас обеих, но я видела, что его комплимент был адресован Ипу.
- Ну что ж, нам нужен окунь. Свежий окунь, а не выловленный два дня назад и натертый тимьяном.
Сын Ренси, похоже, опешил.
- Вы что, вправду думаете, что я стану продавать лежалую рыбу?
- Не знаю. А сын Ренси - такой же достойный уважения человек, как и его отец?
Молодой человек протянул Ипу деревянную миску с уже нарезанным окунем.
- Можете взять это домой, а потом скажете мне, есть ли в Фивах рыба лучше этой.
- Боюсь, она не сможет вам этого сказать, - невозмутимо произнесла я. - Это для мива.
Продавец посмотрел на Ипу, как на ненормальную.
- Окунь для кота?! - воскликнул он и попытался забрать миску.
- Поздно! - возразила Ипу. - Ты уже ее продал!
- Это же лучшая рыба в Фивах!
Молодой человек повернулся ко мне в поисках поддержки.
- И я дам ее самому лучшему миву в Фивах, - пообещала Ипу.
- Но нельзя же скармливать окуня миву!
- Как тебя зовут? - решительно спросила Ипу.
Продавец рыбы нахмурился:
- Джеди.
- Ну что ж, Джеди, - Ипу аккуратно взяла упакованного окуня под мышку, - когда твой отец вернется, моя госпожа непременно похвалит тебя ему.
Она вышла, а Джеди остался смотреть ей вслед, разинув рот. Потом он перевел взгляд на меня.
- Я видал ее прежде. Она всегда такая дерзкая?
Я улыбнулась:
- Всегда.
Пахон выдался не по сезону теплым. Я начала убирать пожухлую листву и рассыпать толченую яичную скорлупу, чтобы подкормить почву. Наш дом на несколько месяцев раньше срока заполыхал яркими каннами и зацветшим гибискусом, но, когда я потянулась сорвать цветок лотоса, мне вспомнилась Нефертити, и меня захлестнуло ощущение утраты. В гневе я отказалась извиняться, а вот сейчас мне представилось, как мать сидит одна в своих покоях, пока отец трудится в Пер-Меджате, рассылает лазутчиков и пишет свитки, пытаясь выяснить, насколько далеко продвинулись хетты в Миттани. Когда я сидела на балконе, ко мне подошла Ипу:
- Ты сама хотела этого, госпожа.
Я печально кивнула:
- Я знаю.
- Ты оставляла их и прежде, - заметила Ипу, не понимая моих страданий.
- Но не так. Теперь мы разлучены, потому что Нефертити злится, а мать будет беспокоиться, а отцу потребуется моя помощь, если у нее начнутся трудности, да вот только меня там не будет.
Я посмотрела вдаль и подумала: "Были бы у меня дети - все бы было иначе". Я бы заботилась о сыне или учила дочь разбираться в земле. Я никогда не стала бы брать кормилицу для своего ребенка. Он был бы моим и только моим. Он был бы для меня всем. И я не стала бы выделять любимицу среди своих дочерей. Но Таварет благословила не меня. Богиня предпочла улыбнуться Нефертити.
- Ну, будет. - Ипу попыталась отвлечь меня от мрачных мыслей. - Пойдем сходим на рынок и посмотрим на глотателей огня.
- По жаре?
- Мы можем найти тень, - предложила Ипу.
Мы отправились на рынок во второй раз за семь дней и окунулись в толчею. Нам ничего не требовалось покупать, но каким-то образом тот торговец рыбой, которому приглянулась Ипу, отыскал нас. Он протянул нам два пакета, завернутых в папирус, и смахнул со лба вспотевшие на жаре волосы.
- Для прекраснейших дам Египта, - сказал он.
- Очень мило. - Ипу мельком взглянула на рыбу. - Но ты же понимаешь, что сестра главной жены царя не может принимать еду от незнакомцев.
Она вернула рыбу, и Джеди сделал вид, будто он оскорблен до глубины души.
- Госпожа, а кто тебе сказал, что я - незнакомец? Я дважды видел тебя здесь. И еще раз - до того, как ты покинула Фивы. Возможно, ты не заметила скромного холостяка, но я-то тебя заметил!
Ипу уставилась на него.
Я рассмеялась.
- Похоже, тебе удалось лишить Ипу дара речи, - поздравила его я. - Кажется, это с ней впервые.
- Ипу, - задумчиво повторил торговец рыбой. - "Дружелюбная". - Он сунул рыбу обратно ей в руки. - Возьми. Она не отравлена.
- Если окажется, что она отравлена, я вернусь из загробного мира и разыщу тебя.
Джеди рассмеялся:
- Тебе не придется искать меня. Я буду есть рыбу этого же улова. Может, ты придешь завтра, скажешь, как тебе понравилась рыба?
Ипу с напускной скромностью отбросила волосы на спину, и вплетенные бусины мелодично зазвенели.
- Может быть.
Когда мы покинули рынок и зашли за поворот дороги, я повернулась к Ипу.
- А он интересный!
- Он всего лишь торговец рыбой, - отмахнулась Ипу.
- Вряд ли. У него на руках золотые кольца.
- Ну, может быть, он рыбак.
- С такими кольцами? - Я покачала головой. - Ты же говорила, что хочешь обеспеченного мужа. А вдруг это он и есть?
Мы остановились на дорожке, ведущей в мой сад. Ипу сделалась серьезной.
- Пожалуйста, не рассказывай об этом никому, - попросила она.
Я нахмурилась:
- Это кому же, например?
- Например, кому-то из женщин, которые приходят к тебе за травами.
Я отступила и с обидой произнесла:
- Я никогда не сплетничаю!
- Мне просто хотелось бы быть поосторожнее, госпожа. Вдруг он женат?
- Он сказал…
- Мужчины много чего могут сказать. - Но глаза Ипу заблестели. - Я просто хочу быть поосторожнее.
На следующий день я не пошла с Ипу на рынок, но увидела, как она уходит, и шепотом обратила внимание Нахтмина на то, что Ипу оделась наряднее, чем обычно.
- Думаешь, она пошла на встречу с ним? - поинтересовался Нахтмин, прижав меня к груди.
- Конечно! Мяса у нас много, и рыба нам тоже не нужна. Зачем же ей еще идти?
Я подумала, что Ипу наконец-то влюбилась, и улыбнулась.
Теперь, когда стало известно о моем возвращении в Фивы, у моих дверей снова стали появляться женщины. Наибольшим спросом пользовались акация и мед - смесь, которую фиванки боялись просить у своих лекарей. Поэтому служанки, всегда старательно скрывающие имена своих хозяек, на заре тихонько пробирались к моему дому с туго набитыми кошельками - позаботиться, чтобы встреча с любовником или несчастный брак не привели к появлению ребенка. Я пыталась не видеть в этом иронии судьбы: я продавала другим женщинам травы, препятствующие появлению детей, в то время как сама только и мечтала, что о ребенке.
Иногда женщины приходили и за другими лекарствами: за растениями, способными сводить бородавки или исцелять раны. Они не говорили, где получили эти раны, а я не спрашивала. Одна из этих женщин показала мне синяки и прошептала:
- Это можно как-нибудь спрятать?
Я прикоснулась к припухшему синяку на маленькой руке и вздрогнула. Потом прошла через комнату: Нахтмин смастерил здесь деревянные полки, чтобы мне было куда ставить свои стеклянные баночки и флаконы.
- Шесть месяцев назад ты приходила ко мне за акацией и медом. А теперь вернулась за средством замаскировать синяки?
Женщина кивнула.
Я ничего не стала говорить, просто подошла к полке из отполированного кедра, на которой стояли ароматические масла.
- Если ты подождешь, я смешаю для тебя розмариновое масло с желтой охрой. Тебе нужно будет наносить эту смесь поверх синяков в несколько слоев.
Женщина присела у моего стола и стала смотреть, как я пестиком толку охру в мелкий порошок. По оттенку ее кожи я решила, что ей потребуется цвет желтой меди, и, когда она протянула руку и синяки скрылись под слоем мази, я почувствовала гордость. Женщина заплатила мне медный дебен, а я посмотрела на ее золотое ожерелье и спросила, стоит ли его богатство таких жертв.
- Иногда, - ответила она.
Весь день приходили слуги: некоторых я знала, другие же были мне незнакомы. Когда все стихло, я вышла наружу и увидела Нахтмина в открытом дворике за домом, там, где между колоннами мерцала синевой и серебром река. Нахтмин был без туники, его золотистый торс блестел под теплым солнцем от пота. Он повернулся, увидел, что я смотрю на него, и улыбнулся:
- Ну что, все покупатели ушли?