По возвращении в Мальгатту мы с Нефертити переоделись в новые платья для празднования коронации. Ипу с Мерит сновали вокруг нас, словно кошки, разыскивая сандалии, которые подошли бы к нашим нарядам, и подкрашивая нам глаза черным и зеленым. Мерит с благоговейным трепетом взяла корону Нефертити и возложила ее сестре на голову - а мы с Ипу смотрели, затаив дыхание. Я пыталась представить себе, каково это: быть царицей Египта и носить на голове изображение священной кобры.
- И как оно? - поинтересовалась я.
Нефертити закрыла глаза.
- Как будто ты - богиня.
- Ты пойдешь к нему до начала празднества?
- Конечно! Я явлюсь туда рука об руку с ним. Не думаешь же ты, что я допущу, чтобы он пришел с Кийей? Довольно и того, что он вернется к ней в постель.
- Таков обычай, Нефертити. Отец сказал, что он должен посещать ее каждые две недели. Ты ничего не можешь с этим сделать.
- Я много чего могу сделать! - Ее взгляд лихорадочно заметался по комнате. - Во-первых, мы не останемся в этих покоях.
- Что? - Я расставила все мои горшочки с травами на подоконнике. Я распаковала свои сундуки. - Но мы же скоро уедем из Фив - как только Тийя объявит, что мы переезжаем в Мемфис. Мне придется все укладывать заново.
- Этим займется Ипу. Отчего это вдруг фараон и царица должны спать порознь? Наши родители спят в одной комнате, - заметила Нефертити.
- Но они же не…
- Власть! - Нефертити подняла палец, а наши служанки тем временем делали вид, будто вовсе и не слушают нашего разговора. - Вот в чем дело! Они не хотят, чтобы царица заполучила слишком много власти.
- Что за глупость! Царица Тийя - фараон во всем, кроме имени.
- Да! - Нефертити принялась яростно причесываться, взмахом руки отослав Мерит и Ипу. - Во всем, кроме имени. А что у нас есть в жизни, кроме имени? Что запомнится в вечности? Платье - или имя, которое я носила?
- Твои деяния. Вот что будут помнить.
- А деяния Тийи будут помнить? Или их припишут ее мужу?
- Нефертити…
Я покачала головой. Сестра слишком высоко метила.
- Что? - Она отшвырнула расческу, зная, что потом Мерит ее подберет. - Хатшепсут была царем. Она короновала себя.
- Тебе следовало отговаривать его, - указала я. - А вы говорили на барже об Атоне!
- Отец сказал, чтобы я прибрала его к рукам. - Нефертити самодовольно улыбнулась. - Он не сказал - как именно. Идем!
- Куда?
- В покои царя.
Нефертити стремительно вышла в коридор, я - за ней по пятам. Стражники у входа в покои фараона посторонились. Мы влетели в прихожую и остановились у входа в две раздельные комнаты. Одна из них явно служила Аменхотепу спальней. Нефертити взглянула на вторую комнату и кивнула.
- После праздников она достанется тебе.
Я уставилась на нее:
- А ты где будешь?
- В этой.
Нефертити резко распахнула дверь в личную комнату царя, и я услышала изумленный возглас Аменхотепа. Я заметила мельком мозаичные стены и алебастровые светильники, а потом дверь захлопнулась, и я осталась одна в прихожей. Несколько мгновений было тихо, а потом из-за закрытой двери послышался смех. Я ждала в прихожей, пока Нефертити выйдет, думая, что смех вскорости прекратится, но солнце опускалось все ниже и ниже, а молодая чета, похоже, и не собиралась выходить.
Я уселась и огляделась по сторонам. На низеньком столике лежали листы папируса с поспешно набросанными стихами, восхваляющими Атона. Я взглянула на дверь царской комнаты - та была плотно затворена - и принялась читать. Это были гимны солнцу. "Податель дыхания животным… Твои лучи среди великого зеленого моря". Там было множество листов, исписанных стихотворениями, все они были разными, и все были посвящены Атону. Я читала несколько часов, пока Нефертити не заговорила там, в комнате. Голос Аменхотепа проник через стены, но я не смела представлять себе, о чем они говорят с таким пылом. Вечерело, и я постепенно стала задаваться вопросом, а пойдем ли мы вообще на празднество. Когда в дверь кто-то постучал, я заколебалась, но услышала отчетливо прозвеневший голос Нефертити:
- Мутни может ответить там.
Она знала, что я так и сижу здесь, жду ее.
За дверью обнаружился военачальник Нахтмин.
Он отступил на шаг, явно не ожидая увидеть меня в прихожей царя, и, судя по тому, какой взгляд он бросил на дверь царской спальни, мне стало ясно, что Нахтмин задумался, уж не взял ли Аменхотеп обеих сестер в любовницы.
- Госпожа… - Его взгляд прикипел к запертой двери внутренних покоев. - Я вижу, фараон… занят.
Я густо покраснела.
- Да, он сейчас занят.
- Тогда, возможно, ты сможешь ему передать, что его отец и мать ждут его в Большом зале. Празднество в его честь идет уже несколько часов.
- А может, ты бы сам передал эту весть? - спросила я. - Мне ужасно не хочется… беспокоить их.
Нахтмин приподнял бровь.
- Что ж, хорошо.
Он постучал в дверь спальни, и из-за двери донесся мелодичный голос моей сестры:
- Входите!
Нахтмин исчез за дверью и несколько мгновений спустя появился снова.
- Они говорят, что придут, когда будут готовы.
Мне стоило большого труда скрыть разочарование. Нахтмин протянул мне руку:
- Это не значит, что ты должна пропустить празднество.
Я посмотрела на закрытую дверь и заколебалась. Если я уйду, Нефертити рассердится. Она заявит, что я ее бросила. Но я уже несколько часов сижу и разглядываю мозаики в прихожей, а солнце уже село…
Я поспешно протянула руку, и Нахтмин улыбнулся.
На помосте в Большом зале теперь стояло четыре золотых трона. Под ним поставили длинный стол, за которым сидели мои мать с отцом. Я видела, как они едят и беседуют с придворными визирями Старшего. Нахтмин провел меня к ним, и по пути я чувствовала на себе взгляд тети.
- Визирь Эйе… - Военачальник вежливо поклонился. - Госпожа Мутноджмет прибыла.
От того, что он, оказывается, знает мое имя, меня охватил трепет. Отец встал, нахмурившись, и резким тоном поинтересовался:
- Это прекрасно, но где еще одна моя дочь?.
Мы с Нахтмином переглянулись.
- Они сказали, что придут, когда будут готовы, - ответила я и почувствовала, как краска заливает мое лицо.
За столом кто-то ахнул. Это была Кийя.
- Благодарю, - сказал отец, и Нахтмин удалился.
Я уселась, и передо мной тут же появились чаши с едой: жареный гусь с чесноком, ячменное пиво и ягненок в меду. Играла музыка, и за стуком чаш трудно было расслышать, о чем говорят мои родители. Но Кийя перегнулась через стол, и голос ее прозвучал очень отчетливо.
- Она просто дура, если думает, что он меня позабудет. Аменхотеп обожает меня. Он посвящает мне стихи.
Я вспомнила о папирусах с гимнами в покоях Аменхотепа, и мне стало любопытно: уж не он ли их написал?
- Я забеременела в первый же год брака, и я уже знаю, что это будет сын, - со злорадным торжеством заявила Кийя. - Аменхотеп даже выбрал ему имя.
Я чуть было не спросила какое, но прикусила язык. Впрочем, моего вопроса и не потребовалось.
- Тутанхамон, - сказала Кийя. - Или, может, Небнефер. Небнефер, царевич Египта, - мечтательно произнесла она.
- А если родится девочка?
Черные глаза Кийи расширились. Подведенные сурьмой, они выглядели необыкновенно огромными.
- Девочка? С чего бы это вдруг…
Но она не договорила - ее прервало пение труб, возвестивших о появлении моей сестры. Все повернулись и увидели Нефертити, вошедшую в зал руку об руку с Аменхотепом. Придворные дамы Кийи тут же принялись перешептываться, поглядывая то на меня, то на мою сестру.
Царица Тийя резким тоном поинтересовалась у сына:
- Может, мы потанцуем, пока ночь еще не закончилась?
Аменхотеп взглянул на Нефертити.
- Да, можно и потанцевать, - сказала моя сестра, и тетя не оставила незамеченной такую почтительность со стороны своего сына.
Многие гости напились в эту ночь допьяна - с рассветом их должны были отнести в их носилки. Я остановилась вместе с родителями в мозаичном коридоре, ведущем к царским покоям; от холода меня била дрожь.
Мать нахмурилась:
- Ты дрожишь.
- Я просто устала. В Ахмиме мы никогда не засиживались настолько допоздна.
Мать задумчиво улыбнулась:
- Да, теперь многое будет иначе.
Она внимательно взглянула мне в лицо.
- Что там произошло?
- Аменхотеп был с Нефертити до празднества. Она пошла к нему. Нефертити сказала, что он попросил ее провести ночь с ним.
Мать, видя, что я несчастна, коснулась моей щеки:
- Не стоит бояться, Мутноджмет. Твоя сестра всего через дворик от тебя.
- Я понимаю. Просто я никогда еще не проводила ночей одна, без нее.
У меня задрожали губы, и я попыталась сжать их.
- Ты можешь спать у нас, - предложила мать.
Я покачала головой. Мне тринадцать лет. Я уже не ребенок.
- Нет, мне нужно привыкать к этому.
- Так значит, Кийя лишится своего положения, - заметила мать. - Панахеси будет в ярости.
- Он будет яриться долго, - сказала я.
Тут к нам присоединились отец и Нефертити.
- Отведи Нефертити в ваши покои, - велел отец. - Мерит ждет.
Он положил руку на плечо сестре, чтобы подбодрить ее.
- Ты поняла, что тебе делать?
Нефертити покраснела.
- Конечно.