- Благодаря слухам.
4
21 фармути
Утром того дня, когда должны были состояться свадьба и коронация Нефертити, по дворцу поползли слухи, что в Фивы явилась красавица, равной которой Египет еще не видел, и что она станет царицей. Ипу подозревала, что толчком к возникновению этих слухов послужили дебены, служащие деньгами металлические кольца, розданные моим отцом, - ибо к восходу, куда бы Нефертити ни пошла, на нее изо всех окон пялились слуги. Знатные женщины, прибывшие ко двору по случаю коронации, принялись заглядывать в наши покои под всякими надуманными поводами и интересоваться, не нужны ли Нефертити благовония, или льняные ткани, или вино с пряностями. Через некоторое время мать заперла нас в своей комнате и опустила шторы на всех окнах.
Нефертити пребывала в раздражении; она не спала всю ночь. Она вертелась с боку на бок, стягивала с меня одеяло и то и дело шепотом звала меня, проверяя, сплю ли я.
- Стой спокойно, или я не смогу застегнуть твое ожерелье! - сказала я.
- И держись любезно, - посоветовала мать. - Эти люди даже сейчас, в эту самую минуту, нашептывают принцу новости и рассказывают ему о тебе.
Нефертити, которой Мерит как раз намазывала лицо кремом, кивнула.
- Мутноджмет, найди мои сандалии - те, которые с янтарем. И сама надень такие же. И неважно, что они неудобные, - добавила она, заметив мою реакцию. - Ты сможешь потом их снять.
- Но никто и не взглянет на мои сандалии! - возразила я.
- Еще как взглянут, - отозвалась Нефертити. - На все будут смотреть: и на твои сандалии, и на платье, и на твой съехавший набок парик. - Она неодобрительно взглянула на меня, а Мерит оторвалась от своего занятия и поправила на мне парик. - О боги, Мутни, что бы ты без меня делала?
Я вручила ей усыпанные янтарем сандалии.
- Ухаживала бы за своим садом и жила тихо-мирно.
Нефертити рассмеялась, и я улыбнулась тоже, хотя она была сегодня невыносима.
- Надеюсь, все пройдет хорошо, - с чувством произнесла я.
Сестра посерьезнела.
- Должно - либо наша семья переехала в Фивы и изменила всю свою жизнь впустую.
Послышался стук, и мать встала, чтобы отворить дверь. На пороге стоял отец с шестью стражниками. Они заглянули в комнату, и я поспешно пригладила волосы, пытаясь придать себе вид, подобающий сестре главной жены царя. Нефертити же не обратила на них никакого внимания; она сидела, закрыв глаза, и ждала, пока Мерит не нанесет на ее лицо последние штрихи сурьмой.
- Все готово?
Отец вошел в комнату, а стражники остались у двери, вглядываясь в отражение Нефертити в зеркале. Меня они даже не заметили.
- Да, почти готово, - отозвалась я.
Стражники впервые взглянули в мою сторону, а мать недовольно нахмурилась.
- Ну так не стой там. - Отец махнул рукой. - Помоги сестре.
Я покраснела.
- Чем?
- Чем угодно. Писцы ждут, и вскоре баржи поплывут в Карнак, и у нас будет новый фараон.
Я повернулась к отцу, ибо в голосе его звучала неприкрытая ирония, но он махнул рукой, веля мне пошевеливаться:
- Скорее!
Наконец Нефертити была готова. Она встала, и расшитое бисером платье заструилось до пола, а золотое ожерелье и браслеты засверкали на солнце. Нефертити взглянула на стражников, изучая их реакцию. Стражники выпрямили плечи и подтянулись. Нефертити двинулась вперед, подхватив отца под руку, и победно произнесла:
- Я рада, что мы приехали в Мальгатту.
- Не спеши приживаться здесь, - предостерег ее отец. - Аменхотеп останется в Мальгатте лишь до тех пор, пока Тийя не решит, что он готов уехать. А тогда мы отправимся в столицу Нижнего Египта, чтобы править им.
- В Мемфис? - воскликнула я. - Мы уедем в Мемфис? Навсегда?
- Навсегда - это слишком большое слово, Мутни, - отозвался отец. Мы вышли в коридор с мозаичным полом и зашагали между колонн. - Возможно, не навсегда.
- А тогда на сколько? Когда мы вернемся?
Отец посмотрел на мать, и им без слов стало ясно, что отвечать следует ей.
- Мутни, твоя сестра будет царицей Египта, - сказала она тоном, каким говорят с маленькими детьми, а не с тринадцатилетними девушками. - Когда Старший уйдет в загробный мир, Аменхотеп вернется в Фивы, чтобы принять правление и над Верхним Египтом тоже. Но пока Старший жив, мы не вернемся.
- А когда это будет? Фараон может прожить еще двадцать лет!
На это никто не ответил, и я поняла по виду моего отца, что стражники, возможно, услышали мои слова.
- Теперь, когда двор разделится, начнутся опасные игры, - понизив голос, произнес отец. - Кто останется при старом царе, а кто сделает ставку на молодого? Панахеси поедет с Кийей в Мемфис, поскольку она носит ребенка Аменхотепа. Мы, конечно же, поедем тоже. Твоя обязанность будет заключаться в том, чтобы предостерегать Нефертити от всех неприятностей.
Мы вошли в открытый дворик у дворца, где ждала процессия; мать поставила Нефертити рядом с царицей Тийей. Я схватила отца за руку, пока он тоже не ушел.
- А вдруг она не захочет меня слушать?
- Захочет, потому что она слушает тебя всегда. - Отец положил руку мне на плечо. - И потому, что ты единственная, кто честен с нею.
Процессия должна была начаться в полдень. Старший и царица Тийя - на колесницах. За ними - придворные на открытых носилках, под тонкими пологами из льна. И лишь Аменхотепу с Нефертити предстояло идти пешком, как то предписывала традиция, через весь город к барже фараона, ждущей их на фиванской пристани. Оттуда баржа должна была отплыть в Карнак. Там царственная пара вступит в ворота храма, и их коронуют как царя и царицу Нижнего Египта.
По мере того как дворик заполнялся знатью, стражники держались все более напряженно. Они нервно переминались с ноги на ногу, понимая, что, если во время процессии что-то случится, они поплатятся жизнью. Мое внимание привлек один из солдат, молодой военачальник с длинными волосами, в схенти с заложенными складками. Ипу проследила за моим взглядом и сказала:
- Военачальник Нахтмин. Всего двадцать один год. Я могу вас познакомить…
- Не смей! - выпалила я.
Ипу рассмеялась:
- Восемь лет разницы - не так уж и много!
Нефертити услышала наш смех и нахмурилась.
- Где Аменхотеп? - недовольно спросила она.
- Я бы на твоем месте не волновался, - иронически отозвался отец. - Собственной коронации он не пропустит.
Когда царевич появился, по одну руку от него шла Кийя, а по другую - ее отец, Панахеси. Оба они что-то быстро нашептывали царевичу на ухо; когда они подошли к нам, Панахеси холодно поздоровался с отцом. Потом он увидел Нефертити в диадеме царицы и скривился, словно что-то кислое съел. Но Кийя лишь улыбнулась и, прежде чем отойти от Аменхотепа, нежно коснулась его руки.
- Да будет ваше высочество благословенно в этот благоприятный день, - с тошнотворной любезностью произнесла она. - Да пребудет с тобою Атон.
Нефертити взглянула в глаза отцу. Кийя только что благословила Аменхотепа именем Атона. Вот чем она держит его.
Глаза отца заблестели.
- Держись поближе, - предупредил он меня. - В Карнаке мы пойдем до храма пешком, а там на улицах будет столько народу, сколько ты в жизни не видала.
- Это из-за коронации? - спросила я.
Но отец меня не услышал. Мой голос утонул в шуме, производимом лошадьми, колесницами и стражниками.
- Да, и из-за разошедшихся по городу слухов о явлении нового воплощения Исиды.
Я обернулась. Молодой военачальник улыбнулся мне:
- Красавица, способная исцелять прикосновением руки, - если верить дворцовым слугам.
Он протянул руку и помог мне взобраться на носилки.
- А отчего слуги так говорят?
- Ты хочешь сказать - отчего кому-то потребовалось платить слугам, чтобы они так говорили? - переспросил военачальник. - Да потому, что если твоя сестра способна завоевывать людские сердца, - пояснил он, - то ваша семья поднимется еще выше.
Носилки двинулись вперед, и молодой военачальник исчез в людском море.
Когда процессия вышла в город, люди начали скандировать имя царевича, а когда мы проходили через рынки, меня ошеломила страстность, с которой тысячи египтян, толпящиеся на улицах, выкликали имя моей сестры, моля о благословении Исиды и повторяя: "Да здравствует царица! Да здравствует Нефертити!"
Глядя на толпящихся людей, я пыталась представить себе, к какой огромной сети сторонников должен был обратиться мой отец, - и я поняла, насколько могуществен визирь Эйе на самом деле. Стражники постоянно отпихивали людей. Я обернулась и увидела, как Аменхотеп с изумлением смотрит на женщину, которую так любят в его царстве. Я видела, как Нефертити взяла руку Аменхотепа и подняла ее, и по улицам прокатился оглушительный рев. Нефертити повернулась к нему с победным видом, и на лице ее было написано: "Я - не просто жена, которую выбрала тебе мать!"
Когда мы добрались до баржи, уже весь город выкрикивал:
- А-мен-хо-теп! Не-фер-ти-ти!
При виде такой любви народа лицо царевича просияло.
Нефертити снова вскинула руку царевича и воскликнула так громко, что ее услышал бы и Осирис:
- Народный фараон!