- Бальзамирование займет семьдесят дней. Как только отца похоронят в Долине царей, двор отправится в Пер-Рамсес.
Мерит уже прикидывала в уме, какие понадобятся приготовления. Она поклонилась и вышла, а Рамсес приблизился ко мне.
- Мой отец тебя любил, Нефертари.
- Хотелось бы верить, - тихо сказала я.
- Ты должна верить. Я знаю - ты слышала, какого он потребовал от меня обещания. Он опасался за мой престол. Ему хотелось видеть на троне тебя. Просто отец неверно кого-то понял.
- Вряд ли можно говорить о недоразумении, - осторожно возразила я. - Думаю, ему попросту солгали.
Рамсес смотрел на меня; не знаю, думал ли он о Хенуттауи или Исет. У меня не было сил сказать ему правду. К этому он должен прийти сам. Наконец Рамсес перестал смотреть в одну точку и обнял меня.
- Я буду защищать тебя, Неферт. Я всегда смогу тебя защитить.
Я закрыла глаза и стала молиться: "Амон, прошу, помоги ему понять, от кого меня нужно защитить!"
Глава двадцать вторая
ДОЛИНА СПЯЩИХ ЦАРЕЙ
Фивы
Когда миновало семьдесят дней, тело фараона Сети уложили в золотую ладью, и двадцать жрецов понесли его на плечах в Западную долину. Ладья понадобится Сети, чтобы совершать ежедневный путь вместе с солнцем; ему дозволено будет подняться в поля иару, потому что сердце у него легче перышка Маат.
Тысячи жителей Фив пересекли Нил и присоединились к длиннейшей погребальной процессии. Солнце уже опускалось за холмы, прохладный ветер принес запах нагретой солнцем полыни. Аджо поднял мордочку и нюхал воздух. В числе прочих родных Сети я прошла мимо Аджо, но песик сохранял какое-то странное спокойствие. Быть может, ивив почувствовал, что жизнь его хозяйки отныне изменилась - теперь она не царица, а царская вдова. Туйя останется жить в Пер-Рамсесе: наверное, поселится в каких-нибудь дальних покоях и предоставит Рамсесу заниматься и делами, и устройством праздников. Никогда я не видела, чтобы Туйя улыбалась, глядя на детей, или смеялась над их шалостями. Многие вдовы утешаются воспитанием внуков, но она, скорее всего, будет довольствоваться обществом Аджо и пронянчится с песиком все оставшиеся ей годы.
Царица шла, тяжело опираясь на руку Рамсеса, следом за деловито шагавшим верховным жрецом Амона, которому Пенра и несколько визирей указывали дорогу к месту упокоения Сети.
Я оглянулась на жриц Исиды и издалека заметила красное одеяние Хенуттауи. Она предпочла идти не с членами семьи, а со своими жрицами и отнюдь не старалась хранить скорбное молчание.
- И тут красуется, - сердито буркнула я.
- Амон ее покарает, - пообещала Мерит. - Ее сердце скажет само за себя.
- Только будет уже поздно. Она разделается со всеми, кто нам дорог.
Я подумала про Аменхе и Немефа, спавших во дворце. Я велела кормилицам не спускать с них глаз.
Мерит словно прочла мои мысли.
- Я им доверяю. Они шагу из покоев не сделают, а то бы я сама оттуда не ушла. - Няня посмотрела вперед, туда, где виднелись в меркнущем свете зубцы холмов. - Как ты думаешь, госпожа, до гробницы еще далеко?
- Да, она высоко в скалах. Впрочем, бояться нечего.
- Только шакалов, - шепнула Мерит.
- И верховного жреца Амона.
Я посмотрела на Рахотепа, который двигался рядом с ладьей фараона, точно зверь, преследующий жертву. Сгорбленные плечи, кривой оскал - ни дать ни взять гиена, ждущая, когда ей перепадет кусок добычи льва. Эта ночь принадлежала Рахотепу: именно он вел царскую семью в Долину царей, и он же запечатает комнату, в которой упокоится фараон - вместе со всем, что потребуется в загробной жизни.
В последний раз я приходила в гробницу с погребальной процессией царевны Пили. Мне было шесть лет, но я до сих пор помню рисунки на стенах, помогающие умершему найти путь в царство мертвых. Боги задают умершему вопросы, и, когда ка Сети пройдет последний в этой жизни коридор, он запомнит ответы и сможет перейти в мир иной. Если Сети пройдет испытания, ему понадобится все, чем он пользовался в нашем мире. Сети нужна маска - чтобы в полях иару у его души было лицо. Вокруг саркофага поставят сотни маленьких ушебти - фигурки слуг, которые в ином мире оживут и будут служить своему хозяину. А чтобы ничего из драгоценных вещей Сети не испачкалось, слуги насыплют в светильники по щепотке соли, и светильники не будут чадить.
Исет и верховный жрец напоминали двух гиен, вынюхивающих, чем поживиться. В закатном полумраке страшный оскал Рахотепа не бросался в глаза, и меня вдруг поразило их сходство. Рахотеп и Исет шли рядом, и я удивилась, что до сих пор не замечала, до чего они похожи - и не только звериной повадкой: прямые носы, узкие лица с высокими скулами, одинаковый прищур в последних лучах заходящего солнца. Мать Исет могла бы выбрать себе любого мужа… и все же никто не знал, от кого родилась Исет. А вдруг желание Рахотепа сделать ее царицей происходит не только из ненависти к моим акху? Если Исет станет главной женой, то жрец, быть может, станет дедом будущего фараона? Рахотеп посмотрел в мою сторону, а Исет, заметив мой взгляд, быстро от него отошла.
Я никому не сказала о своей догадке - мы как раз вошли в Долину. Дорога сузилась, и тысячи плакальщиков остались позади: только самым знатным придворным дозволено знать, где находится гробница Сети. Остальные дождутся нашего возвращения и зажгут светильники, чтобы осветить нам обратный путь.
Солнце уже опустилось за горизонт, и на фоне розовеющего неба выступали темные очертания скал. Каждую ночь бог солнца спускается с небес и проходит через Подземный мир, чтобы поразить бога тьмы - змея Апопи. Сокрушив змея, Ра, создатель всего живого, поднимается в своей солнечной ладье на востоке, дабы вновь осветить землю. Фараон Сети больше никогда этого не увидит.
Мне вдруг подумалось: "А если в Египте попран закон, то, быть может, он нарушен и в загробном мире? Неужели сегодня ночью Ра потерпит поражение и завтра солнце не поднимется?" Я прогнала тяжелые мысли и напомнила себе, что солнце всегда всходило, Ра всегда побеждал. И я тоже одержу победу.
Мы стали подниматься по известняковым утесам. Сквозь кряхтение тащивших ладью жрецов слышалось тяжелое дыхание Исет. Она боялась темноты, а один раз, когда вдалеке завыл шакал, она испуганно вскрикнула.
- Это воет Анубис, - сказала я. - Бог смерти. Наверное, ищет виновного.
- Не слушай ее, - велел Рахотеп.
Я решила бросить ему вызов.
- Откуда тебе знать, что это не он? Где же еще быть Анубису, если не в этой долине?
- Молчи! - оборвала меня Хенуттауи.
Голос ее отразили утесы, и шедший впереди Рамсес обернулся посмотреть, что происходит. Жрица понизила голос и угрожающе повторила:
- Молчи.
- Неужели тебя пугает мысль, что по холмам бродит Анубис? А я смерти не боюсь. Когда он придет за мной, мне нечего будет скрывать.
Мерит затаила дыхание.
- Имей уважение к покойному! - прошипела Хенуттауи.
- Мне болтать и приплясывать, как ты?
Мы подошли к входу в гробницу. Рамсес приотстал и оказался рядом со мной.
- О чем вы шептались?
- Хенуттауи пожелала сама провести нас в гробницу, - нашлась я. - Хочет первой увидеть саркофаг своего брата в его усыпальнице.
Рамсес посмотрел на тетку. Даже при слабом дрожащем свете факелов было заметно, как она побледнела.
- Я уважаю твою преданность, - сказал Рамсес. - Следуй за Пенра. Он покажет дорогу.
Хенуттауи обратила на меня свои темные глаза, но спорить не стала - с гордо поднятой головой она шагнула вслед за Пенра в кромешную тьму. Уосерит вцепилась мне в руку ногтями, напоминая об осторожности. Но чего мне здесь бояться? Следом идут придворные, и вооруженные стражи стоят у входа. Мы спускались по ступеням в самое чрево земли, стараясь не прикасаться к стенам, разрисованным сценами из жизни Сети. Пенра говорил, что это самая глубокая гробница в Египте. Воздух стал влажным, и я поплотнее закуталась в плащ. При свете факела мы миновали первый коридор, затем второй и остановились в зале с четырьмя колоннами. Я залюбовалась ковчегом Осириса и сценами из Книги Врат.
- Как красиво, - прошептала я, и Рамсес опустил руку мне на плечо. - Твой отец бы гордился.
- А тебе не страшно? - спросила его Исет.
Рамсес взял ее за руку.
- Я еще ребенком видел, как строят эту гробницу.
Мы вошли в другой проход, более глубокий. Верховный жрец снял с шеи тесло, чтобы, согласно обычаю, открыть им рот фараона, и Исет задрожала. Обряд отверзания уст даст возможность Сети дышать в загробной жизни. Рахотеп вставил тесло в рот фараона, и Хенуттауи замерла, словно каменная статуя. И вправду, что сказал бы сейчас Сети, обрети он вновь земное дыхание?
- Восстань!
Голос верховного жреца повторило эхо. Царица Туйя подавила рыдание. Рамсес поддерживал мать, а я стояла рядом с Мерит.