- Нужно написать письма…
- Государь, с твоего позволения, письмами займусь я, - предложил Пасер.
Слово "государь" обрушились на Рамсеса, словно удар. Теперь у Египта только один правитель.
- А мне что делать? - спросила Хенуттауи.
Мне хотелось крикнуть, что хватит с нее убийства фараона, но слова застряли у меня в горле, и жжение в груди усилилось.
- Ступай с Исет и Уосерит, - сказал Рамсес. - Они отведут мою мать в храм Амона, и пусть она скажет богам… - Он не решался произнести страшные слова. - Она скажет богам, что мой отец уже в пути.
Все собрались уходить, но я замерла у дверей в тронный зал и сделала знак Пасеру.
- В чем дело, Нефертари?
- Он бы ни за что не умер! - яростно прошептала я.
Пасер огляделся - вокруг уже никого не было.
- Я вышла из покоев Сети и случайно услышала разговор Хенуттауи и Исет. Речь велась о какой-то чаше, - исступленно прошептала я. - Хенуттауи сказала, что подарила Исет еще год. Еще один год.
- Все видели, как Исет поднесла фараону чашу с питьем.
- Чашу дала ей Хенуттауи! И эту тайну она использует, чтобы погубить Исет - если та не выполнит ее желания. Хенуттауи желает изгнать свою сестру в файюмский храм и перестроить храм Исиды, чтобы сделать его самой богатой сокровищницей в Египте.
- Так будет, только если Исет станет главной женой.
- Но у нее теперь есть целый год! Ты ведь слышал обещание Рамсеса. А захоти он его нарушить… Если уж Хенуттауи убила собственного брата…
Я впервые видела Пасера испуганным.
- Лекари говорят, что у Сети было больное сердце. Отравления даже не заподозрили. Кто еще слышал их разговор?
- Никто.
- Тогда держи это при себе. Я расскажу Уосерит…
- А Рамсесу? Ведь Сети - его отец!
Пасер покачал головой.
- У нас нет доказательств.
- Лекарь может проверить, был ли яд.
- Или установить, что фараон умер из-за больного сердца, а значит, ты ложно обвинила верховную жрицу Исиды. Лучше молчать. Рамсес тебе поверит и вызовет лекаря, но откуда нам знать, не подкупила ли этого лекаря Хенуттауи? Все очень непросто, Нефертари.
- Значит, убийство Сети останется безнаказанным?
Я сжала кулаки, чтобы не дрожать от ярости.
- Ни одно злое дело безнаказанным не останется.
Пасер поднял глаза к изображению богини Маат, взвешивающей чье-то сердце на весах истины. При жизни сердце человека, изображенного на фреске, было правдивым и потому весило меньше перышка. Умерший улыбался: его ка не пожрет бог-крокодил, и душа будет жить вечно.
- Сердце Хенуттауи весит побольше, чем перышко, - заметила я.
- Ешь только ту еду, что готовит Мерит, - печально напутствовал меня Пасер и удалился.
Меня одолевали недостойные мысли: я родила двух сыновей, ездила с Рамсесом сражаться с шардана, а теперь, из-за смерти фараона Сети, все это забыто. Слова приветствия, что выкрикивали утром воины, сменятся завтра горестными причитаниями. Хенуттауи и Исет вместе с царицей Туйей рыдают в храме Амона, оплакивают лживыми слезами моего единственного заступника. Кажется, все, к чему я прикасаюсь, обращается в пепел.
Ужин в тот вечер прошел в печали. Трон Сети на помосте пустовал. Исет предложила Рамсесу сесть на трон, но он резко спросил:
- Зачем?
После этого никто из придворных не произнес ни слова.
Ночью, в своих покоях, я кусала губы, борясь с искушением рассказать мужу о подслушанном разговоре. Рамсес сидел на ложе черного дерева, инкрустированном золотом, на котором я спала еще ребенком, приезжая с двором на лето в Аварис. Оно стояло посреди комнаты на возвышении; за окном виднелся пришедший в запустение парк. Пруды полностью затянула ряска, и рыбки, наверное, погибли.
- Ты видела его конюшни? - тихо спросил Рамсес.
Ему не хотелось говорить о смерти отца. "Он так и будет носить горе в себе, - подумала я, - словно узник - тяжкие оковы".
- Конюшни - огромные. - Голос его звучал словно издалека. - Пять тысяч боевых коней.
Я прижала к груди одеяло. Даже жар от тлеющих в жаровнях углей меня не согревал.
- Во всех Фивах столько не наберется, - сказала я.
- И содержат их как следует. - В глазах Рамсеса блеснул наконец огонек. - Оружия у отца - больше чем на десять тысяч воинов, и всегда наготове четыре тысячи колесниц. Он очень серьезно относился к угрозе со стороны хеттов.
- Хетты много поколений пугают нас войной.
- Но не до такой степени. Оглядись - видишь, какая разруха? Вся царская казна ушла на подготовку к войне! С тех пор как хетты завоевали Митанни, между нами не осталось никаких препятствий. Отец понимал, насколько это опасно. Он знал: война - вопрос времени. Пасер говорит, что Муваталли нападет, едва узнает о смерти Сети.
- Еще одно сражение?
Мы только что одержали победу над шардана. Впереди - погребение фараона. Слишком много всего на нас свалилось.
Рамсес уныло смотрел на угли.
- Нет, Неферт, не сражение. Война.
На следующее утро тело фараона Сети обмотали пеленами и уложили на помост на палубе "Благословения Амона". Губы Сети изогнулись в спокойной улыбке - кончилось его бдение на северных рубежах Египта. Через двадцать дней он приплывет в Фивы, семьдесят дней его будут бальзамировать, а потом фараон уснет в своей гробнице, подобно прочим великим царям Египта.
Рамсес стоял на палубе. Над кораблем торжественно реял один-единственный флаг - с изображением мумии Осириса. На берегах женщины в длинных траурных одеяниях пускали по воде перед кораблем цветы лотоса и били себя в грудь - чтобы боги знали о нашем горе.
Рыболовы и деревенские жители падали на колени, приветствуя своего фараона. Если б они знали правду о его смерти, они бы не только плакали и кланялись!
Наконец мы прибыли в Малькату.
- Не выпускай детей из виду. Даже во время купания, - предупредила меня Уосерит.
- А как же Мерит?
- Расскажи ей то, что слышала.
Под глазами Уосерит появились темные круги: наверное, все эти ночи ее утешал Пасер - так же как я утешала фараона.
В моих покоях меня приветствовала Мерит. Я была так счастлива видеть своих малышей, что даже почувствовала угрызения совести - ведь весь Египет в трауре. Кормилицы стояли и смотрели, как дети тянут ко мне ручки.
- Как же они выросли! - воскликнула я.
Прошел только месяц, а их уже не узнать! Когда я звала их по имени, малыши улыбались, а я удивлялась: какие они уже умненькие!
- А волосы!
Казалось, что головки мальчиков увенчаны коронами чистого золота.
- Как у фараона, - заметила Мерит. Произнеся эти слова, она вспомнила о фараоне Сети и понизила голос до шепота: - Мне так жалко старого фараона, госпожа.
- Он умер вскоре после нашего прибытия в Аварис.
- Мы слышали о вашей победе над шардана, а потом пришла весть о болезни Сети, но никто не верил. Говорят, что сердце…
- Это был яд, - резко сказала я.
Мерит умолкла и махнула кормилицам, чтобы шли к себе. Как только двери закрылись, я сообщила няне все, что знала.
- Не понимаю! - разрыдалась она. - А как же люди, которые пробуют его пищу?
- Сети распустил почти всех слуг, - объяснила я. - Он готовился к войне с хеттами, покупал доспехи на Крите.
Мерит прижала палец к губам.
- Хенуттауи пожертвовала своим ка, чтобы сделать Исет главной женой. Она и тобой займется, - уверенно добавила няня. - Найми человека пробовать твою еду.
Я отмахнулась, но Мерит настаивала.
- У Рамсеса есть такие люди.
- Рамсес - фараон.
- А ты станешь царицей. Если твою еду будут пробовать, Хенуттауи об этом узнает и не решится пустить в дело яд. Подумай о детях! Что с ними будет, если с тобой случится беда? Исет никогда не позволит мне остаться во дворце и присматривать за ними. Нас с Уосерит сошлют в самый дальний храм, а малютки останутся здесь, совершенно беззащитные.
Я похолодела: Мерит была права. Я взглянула на детей, прекрасных царевичей, которые когда-нибудь станут царями.
- Найми мне человека, - решила я.
- А если фараон спросит?..
- Скажу ему…
- Скажем, что ты боишься хеттских лазутчиков, - подсказала Мерит.
Хенуттауи и Исет - лгуньи, а мне так не хотелось обманывать Рамсеса. "Нужно сказать ему правду, - думала я, - признаться, что я боюсь, как бы его собственная тетка не отравила меня чашей вина или глотком шедеха".
В дверь постучали. Прежде чем открыть, Мерит спросила:
- Еще целый год… Как ты полагаешь, госпожа, Рамсес сдержит обещание?
Я старалась не думать о своей обиде.
- Он никогда не нарушал обещаний.
- Даже если он знает, что нарушить - значит поступить по чести? В Фивах слышали от гонцов, как было дело с пиратами. Тебя уже называют царица-воительница. Все знают, что ты рисковала жизнью ради Египта.
Но я повторила:
- Рамсес всегда держит слово.
У Мерит опустились плечи, и она распахнула дверь.
- Государь! - Няня вздрогнула и поправила парик. - Ты никогда прежде не стучал…
- Я услышал ваши голоса и подумал, что Нефертари, наверное, рассказывает тебе новости… - Рамсес увидел меня с сыновьями на руках. - Не хотел вам мешать.
- Мне так жалко твоего отца! Он и госпоже был как отец, всегда такой добрый, ласковый…
- Спасибо, Мерит. После похорон мы переедем в его дворец, в Аварис.
- Весь двор? - вскричала Мерит.
- Даже Тефер.
Рамсес посмотрел вниз, и Тефер жалобно мяукнул. Кот всегда спал под кроватками малышей и покидать свой пост явно не спешил.