- Кто-то? - прошептала я, пытаясь подавить ярость. - Кто-то?! Кто же, если не Хенуттауи и не Рахотеп? Когда они умрут, Аммит пожрет их души! Не попасть им в загробный мир. Когда придет время взвешивать их сердца на весах истины, их злодеяния будут так тяжелы, что чаша весов опустится на землю и обоих отдадут на растерзание Аммит!
Уосерит положила ладонь мне на руку. Я не могла успокоиться, но голос понизила.
- Что же будет через четырнадцать дней? Меня объявят главной супругой фараона?
- Советники предложат Рамсесу выждать и посмотреть, чему верит народ.
- То есть выждать и посмотреть, кто родится у Исет.
Я едва сдерживала раздражение. Рамсес все еще ласкал сыновей. Я прикрыла глаза и спросила:
- А что говорит Пасер?
- Он, разумеется, выступит за тебя. К тому же Рамсес сам присутствовал при родах. Кому поверят люди, когда увидят двух рыжеволосых царевичей с ямочками на щеках? Однако, - тут же добавила Уосерит, - нельзя оставлять что-либо на волю случая. Хенуттауи пользуется в городе уважением. Люди не знают, какова она на самом деле.
- Змея!
Рамсес улыбнулся мне из комнаты кормилиц. Уосерит быстро сказала:
- Исет еще не знает, что это Хенуттауи спровадила Ашаи. Время пришло. Ты достаточно долго хранила тайну моей сестрицы.
- А Рахотеп?
Я представила, с какой гнусной ухмылкой жрец повторяет повсюду выдуманную Хенуттауи сплетню.
- Сначала нужно обезвредить змею. Змеи невосприимчивы к собственному яду, но теперь у тебя есть кое-что посильнее, - заметила Уосерит и посмотрела на изображение над входом: царица, увенчанная золотой короной в виде грифа с распростертыми крыльями.
Став главной женой, я буду носить похожую корону: гриф - символ мощи, более сильный, чем кобра, ведь благодаря умению летать эта птица ближе к богам.
- Сейчас отдыхай, Нефертари. Завтра будет празднество по случаю рождения царевичей, - сказала Уосерит. - А когда придет время…
"Когда придет время, - подумала я, - змея узнает, на что способен гриф".
Глава восемнадцатая
ВСЯ ПРАВДА
Я послушалась совета Уосерит и отдыхала, наслаждалась днями, что остались до возвращения в тронный зал, проводила время со своими детьми. После пиршества по случаю их рождения я четырнадцать дней провела в родильном покое, пела Аменхе и Немефу гимны Амону, которые пела бы мне в детстве моя мать, если бы не умерла. И не было на свете ничего лучше, чем смотреть, как они спят, видеть, как поднимаются и опускаются маленькие грудки, слушать, как малыши попискивают, когда хотят есть, или устали, или просятся к матери. Кормить их мне, разумеется, не позволили - Мерит перетянула мою грудь полотном, и я только смотрела, как моих детей прикладывают к груди кормилиц - молодых веселых женщин, тоже недавно родивших.
Каждый вечер ко мне приходил Рамсес - рассказывал новости из тронного зала, приносил мне медовые финики, гранатовое вино. Ночью няньки укутывали наших сыновей в одеяла и укладывали спать в маленькой комнатке, а Рамсес зажигал масляные светильники и забирался ко мне в кровать, где, в окружении чужеземных даров, мы вместе изучали поданные за день прошения.
Некоторое время я была совершенно счастлива. Мне не требовалось сидеть в тронном зале, слушать пересуды придворных и любоваться жутким оскалом Рахотепа. Но жизнь не удержишь за порогом: ко мне в покои доходили разные вести, и я волновалась - не столько за себя, сколько за будущее Египта.
- Я должен это прекратить! - гневно твердил Рамсес в последнюю мою ночь в родильном покое. Он показал мне большую груду папирусов - жалоб из Мемфиса. - Пираты-шардана нападают на египетские корабли по всему Нилу. Они нападают на египетские корабли в Кадеше!
- Они захватили корабль микенского царя с подарками для наших сыновей, - напомнила я, и Рамсес залился краской гнева.
- Так продолжаться не может. Подождем только до месяца тиби, - решительно сказал фараон. Ему не хотелось оставлять Исет до родов, ведь он не будет знать, выжила она или умерла. - А если шардана нападут хотя бы на один египетский корабль или любой корабль, идущий в Египет, их постигнет жесточайшая кара!
На следующий день в тронном зале собравшиеся у возвышения сановники приветствовали меня необычайно низкими поклонами. Рахотеп мне даже улыбнулся, и мне захотелось покрепче обнять своих детей. Я знала, что они в безопасности, но все же, когда Рамсес ударил жезлом в пол и сановники стали занимать места, мне пришлось снова напомнить себе, что нет в Египте лучшей няни, чем Мерит.
- Приведите просителей, - повелел Рамсес.
Двери распахнулись, и в проеме появился Ахмос со своим пастушеским посохом. Хабиру не остановился у стола советников, а прямиком зашагал ко мне. Стражники двинулись вперед, собираясь его остановить, но я подняла руку в знак того, что проситель может приблизиться.
- Приветствую тебя, царевна!
В отличие от прошлого раза Ахмос слегка поклонился, наверное, из-за присутствия фараона. Никто в Египте не осмелится подойти к фараону, не поклонившись. Я не стала медлить.
- Откуда ты знал, что я рожу двух сыновей?
- Царица Нефертити родила фараону Эхнатону двойню, - ответил он, встретившись со мной взглядом. - Про сыновей я не говорил.
Мы говорили на ханаанейском языке, но я взглянула на Рамсеса. Он смотрел на нас со странным выражением.
- Никогда не упоминай в Фивах имена этих вероотступников, - сурово велела я.
- Вероотступников?.. - Ахмос насупился. - Эхнатон - да, но твоя тетка…
Он покачал головой.
- Ты хочешь сказать, что она не поклонялась Атону?
- Она поклонялась Атону, только пока жив был ее муж. А потом она позволила возводить святыни в честь других богов, которых ее муж не признавал.
Теперь уже и Рамсес, и Исет позабыли о посетителях. Оба смотрели на меня.
- О чем ты? - разволновалась я.
- Царица Нефертити никогда не переставала чтить Амона. Вовсе она не была вероотступницей, какой ее называл Хоремхеб.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что видел сам ковчеги Амона, видел, как твоя мать сопровождала царицу в тайный храм богини Таурт. Твоя тетка подвергала себя большой опасности. Если бы ее муж про это узнал, он бы ее выгнал и сделал бы главной женой царицу Кийю.
Хотя мы говорили на чужом языке, нас наверняка слушали все, кто находился в зале.
- Ты приходишь уже в третий раз, - сердито сказала я. - Зачем?
- Хочу тебе напомнить, что твоя тетка пострадала из-за веры. Она не могла поклоняться тем богам, которым хотела. Нет, ей приходилось молиться Атону, а твоей матери…
- Моя мать никогда не молилась Атону!
- Хотя порой думала, что надо бы, - слишком уж тяжело ей приходилось, и она могла пойти на многое, только бы облегчить свою участь. Твоя семья страдала, как страдают сейчас хабиру…
- Фараон не отпустит хабиру! - вскричала я. - Они - часть войска!
Ахмос посмотрел мне в глаза, словно надеялся, что я передумаю, а убедившись в обратном, покачал головой и отправился прочь. Он уже поравнялся со стражниками, но тут я неожиданно окликнула его:
- Подожди!
Он медленно повернулся, и я встала с трона.
- Что ты делаешь? - удивился Рамсес.
Я прошла мимо сановников и приблизилась к стоявшему у дверей Ахмосу.
Старики перестали играть в сенет и слушали, но даже если они и знали ханаанейский язык, расслышать меня мог только Ахмос.
- Приходи, когда наступит месяц тот, - велела я.
- И хабиру освободят?
Я замялась. Рамсес мне доверяет, и, возможно, я смогу его уговорить. Но стану ли я рисковать безопасностью Египта только потому, что какой-то хабиру рассказал мне правду о моих предках?
- Не знаю. За восемь месяцев многое может измениться.
- Ты надеешься к тому времени стать главной женой?
Чувствуя, что все придворные смотрят на меня, я прошептала:
- Ты слышал, что говорят люди о моих детях?
Ахмос не отвел взгляда. И не солгал, как солгал бы придворный.
- Твоя мать славилась при дворе своей честностью, - произнес он. - И я думаю, дочь уродилась в нее. Я сказал хабиру: царевичи Аменхе и Немеф - сыновья фараона.
Я на миг закрыла глаза.
- Мой муж думает, что может прекратить эти толки. Каждый, кто будет распускать лживые слухи, отправится прямиком на каменоломни, но ты сам понимаешь… Ты расскажешь правду остальным? - Вот до чего я отчаялась - просить безбожника об одолжении! - Расскажешь жителям Фив?
Ахмос пристально посмотрел на меня, и, вместо того чтобы назначить свою цену, как я того ожидала, согласно кивнул.
В тот вечер, перед приходом Рамсеса, я рассказала о случившемся няне.
- Хабиру сказал, что моя мать никогда не поклонялась Атону.
Мерит отошла от жаровни, в которой разожгла алоэ. В небогатых домах жгут обычно кизяки или тростник, но запах алоэ успокаивает - мои малыши в комнате Мерит уже уснули. Няня сдвинула брови так, что они превратились в одну темную линию.
- Ты ведь знаешь! - сказала я. - Это правда?
Мерит присела на краешек постели.
- Я видела, госпожа, как она молилась Атону.
- Потому что ее заставили?
Мерит развела руками.
- Наверное.
- Но она ходила в другие храмы? Она посещала тайно святыни Таурт или Амона?
- Да, когда требовалось.
- А когда требовалось?