- Он попросил моего отца отдать меня ему в жены. Нам было по семнадцать лет, и мы вместе учились в эддубе. Его тогда уже прочили в советники. Хенуттауи узнала, что он собирается на мне жениться, и пришла в ярость. Ее руки добивались сотни, но она не могла вынести, что кто-то есть и у меня. Хенуттауи пошла к отцу, упросила не позорить ее, выдавая замуж младшую сестру прежде старшей. Он спросил, есть ли у нее кто-нибудь на примете, и она назвала Па-сера!
- Она же могла выйти за кого угодно! - воскликнула я. - Даже за иноземного царевича.
- Египет не выдает своих царевен за чужестранцев, - напомнила Мерит.
- Ну так за сына сановника или богатого купца. Или за царевича, который согласился бы поселиться в Египте.
- Это верно. Моя сестра была очень красива - как и теперь. Когда Хенуттауи сказала, что хочет выйти за Пасера, мой отец позвал его и спросил, кого выбирает он.
- Пасер выбрал тебя!
- Да. Он сказал об этом фараону, а Хенуттауи поклялась, что вообще не выйдет замуж.
- Значит, тебе тоже нельзя?
Мерит зацокала языком.
- Как жестоко!
- Если Исет станет главной супругой, то Хенуттауи не оставит нам с Пасером никакой надежды. А если это будешь ты, тогда можно рискнуть…
От прямоты Уосерит меня передернуло. Я - словно фигурка для игры в сенет, которую она натерла до блеска и двигает по доске так, как нужно ей. Мои переживания отразились на лице, и Уосерит сказала:
- Если бы ты мне не нравилась, я ни за какие блага не предложила бы Рамсесу сделать тебя главной женой. Есть вещи гораздо важнее того, выйду я замуж или нет: мир в стране, мудрая царица на троне. Ты получишь то, чего хочешь; быть может, и мои желания исполнятся. Если мы сумеем помочь друг другу…
- Но твой отец умер, - возразила я. - Отчего бы тебе теперь не выйти замуж?
- И уйти из храма? Зачем? Ведь если главной женой выберут Исет и мы с Пасером поженимся, что с ним будет, когда не станет моего брата?
- Хенуттауи и Исет удалят его от двора, и он все потеряет.
Уосерит кивнула.
- Почему ты раньше об этом не рассказывала?
- На тебя и так много всего свалилось. Зачем тебе нести еще и тяжесть моей судьбы? Первый твой долг - перед Рамсесом, второй - перед народом.
Я посмотрела на Мерит. Няня уже знала, о чем я собираюсь спросить.
- Как ты думаешь - они могут из-за меня взбунтоваться?
Уосерит не стала меня обманывать.
- Всякое возможно. Особенно если Нил не разольется. Что говорит Рамсес?
- Он опасается, - прошептала я.
- Понятно. Никогда даже не упоминай о желании стать главной женой. Он решил отложить решение. Так пусть Исет жалуется и отвращает его от себя. А ты будь терпеливой, молчи - и он полюбит тебя еще сильнее.
- А решение? - спросила Мерит.
- Все зависит от того, как скоро Нефертари сумеет расположить к себе народ - мудростью и справедливостью. Фараон Сети завтра отбывает. В Фивах будет править только фараон Рамсес. Нефертари должна заработать себе славу мудрой царевны.
- Я создаю угрозу для Рамсеса. Правильно ли я вела себя сегодня в тронном зале?
Уосерит помедлила.
- Ты помешала Рамсесу совершить безрассудство - объявить тебя главной женой. Ты поставила благо Египта и фараона превыше собственного. - Уосерит грустно улыбнулась. - Ты его и вправду любишь.
Я кивнула. Я и вправду любила Рамсеса, и, в конце концов, такая любовь чего-то стоит.
Позже, ночью, Рамсес пришел ко мне, и Мерит ушла в свою комнату.
Фараону нечего было сказать. Он обнял меня, погладил по голове.
- Жаль, что так вышло, - шептал он снова и снова. - Мне очень жаль.
- Все хорошо, - ответила я, но мы оба в это не верили.
В день, когда весь Египет должен ликовать, люди выказывали сильнейшую озлобленность, восстали против царской стражи, чего не случалось со времен Эхнатона.
- Завтра все будет по-другому, - пообещал Рамсес. - Тебе нечего делать на улицах. Твое место рядом со мной, на троне. - Он усадил меня на постель и протянул какой-то предмет, завернутый в холст. - Это тебе, - шепнул Рамсес.
Холст был расписан изображениями Сешат - богини письма и счета. Развернув подарок, я почувствовала, что у меня вот-вот выскочит сердце. Я поднесла тяжелый свиток к масляной лампе и на свету медленно развернула папирус.
- Рамсес, откуда это?
Я держала в руках историю держав мира, от страны хеттов до Кипра, написанную и египетскими иероглифами, и на языке каждой из стран. Таким сокровищем даже Пасер не мог похвалиться.
- Писцы составляли его целый год - по моему приказу.
- Год? Но я ведь жила в храме Хатор…
Я сообразила, что это означает, и умолкла. Все печали сразу улетучились. Пусть народ меня ненавидит!
Мы упали на ложе и больше ни о чем в ту ночь не думали.
Глава одиннадцатая
В ТРОННОМ ЗАЛЕ
Вместо торжественного отплытия фараона получилась скромная церемония прощания на пристани. Быть может, неприязнь придворных ко мне перешла и на Сети - ведь он позволил сыну взять меня в жены, хотя и знал, что, продлись в Фивах засуха или случись мор, обвинят, скорее всего, меня. Царица Туйя, обнимая сына, едва сдерживала слезы, Рамсес хранил торжественное выражение лица. Кто знает, что случится, когда уйдет флотилия Сети; за криками чаек я расслышала, как он сказал Рамсесу:
- Половина войска остается у тебя. Если пройдет только слух о мятеже…
- Мятежа не будет.
- Пусть твои люди все время ходят по городу, - не успокаивался Сети. - Здесь остаются четыре советника. Пошли одного походить по улицам, послушать, что болтают в народе. Теперь Фивы - твоя столица.
Позади него в темнеющем небе светился, словно жемчужина, дворец Мальката.
- Пусть твое царствование прославит этот город. Нужно восстановить храм в Луксоре, дабы народ видел: для тебя нет ничего важнее почитания богов. - Сети поманил меня пальцем с драгоценным перстнем. - Малышка Нефертари!
Я крепко обняла фараона.
- Будь осторожна на восточном берегу. Будь терпелива с людьми.
- Постараюсь, - пообещала я.
Сети взял меня за руку и отвел в сторонку. "Он, конечно, хочет поговорить о том, что случилось вчера в городе", - подумала я. Но фараон заговорщицки прошептал:
- Заботься о моем сыне. Рамсес такой безрассудный, и рядом должен быть кто-то благоразумный.
Я вспыхнула.
- Наверное, тут больше подойдет Аша…
- Аша будет оберегать моего сына в сражении. А я опасаюсь дворцовых интриг. Не все живут по законам богини Маат. Я знаю, за этими зелеными глазищами кроется разум, который все отлично понимает.
Сети отступил; я шагнула к Туйе, чтобы обнять ее на прощание, и Аджо дернулся на поводке и злобно клацнул зубами.
- Ну все, все, - отстранила меня Туйя. Послав мне из-под своего нубийского парика долгий взгляд, она добавила: - Он больше ни на кого не лает.
Загремели трубы, воздух наполнился звоном систров. Сети и Туйя поднялись на ладью и махали нам.
Рамсес и я помахали в ответ.
- И что чувствует полновластный повелитель Фив? - раздался позади голос Исет.
Рамсес посмотрел на нее, словно хотел спросить, как она додумалась задать такой вопрос.
- Одиночество, - сказал он.
До приема в тронном зале оставался еще час. Мы вернулись во дворец; Рамсес взял меня за руку, и все сразу поняли, куда мы пойдем. В конце концов, мы только вчера поженились!
Когда Мерит постучала в нашу дверь и сообщила, что просители собираются, Рамсес уже не чувствовал себя таким одиноким. Держась за руки, мы отправились в тронный зал, где глашатаи возвестили наше появление.
В зале собрался весь двор. Придворные у курильниц играли в бабки, вокруг возвышения музыканты исполняли мелодию на лирах и двойных флейтах. В дальнем углу смеялись женщины; несколько стариков в отороченных мехом одеждах играли в сенет. Все это больше походило на какое-то празднество, чем на прием, где решаются государственные дела. Я опешила.
- Здесь всегда так весело?
- Пока не начнется прием, - рассмеялся Рамсес.
- А куда все денутся?
- Большинство останется здесь. Музыканты уйдут, все замолчат.
За столами посреди зала сидели советники. При нашем появлении они встали; я кивнула Пасеру.
- Приветствую тебя, государь, приветствую тебя, царевна Нефертари, - бормотали сановники.
Увидев красный глаз Рахотепа, я подумала: "Верховный жрец пошлет мне самые запутанные дела. Он непременно постарается поставить меня в глупое положение".
Исет в новом широком оплечье восседала на троне. Теплую накидку она распахнула, выставляя напоказ растущий живот. "Пять месяцев, - подумала я. - Осталось только четыре. Если она родит до того, как будет названа главная жена, ее сын будет считаться наследником трона - если Рамсес не объявит свою волю". Я знала, что все смотрят на меня, и поднималась на возвышение очень осторожно. Троны стояли близко друг к другу, и Рамсес мог при желании протянуть руки и коснуться обеих жен. Никогда в истории Египта рядом с троном фараона не стояло сразу двух тронов для жен-соперниц.