- А Хенуттауи? - с любопытством спросила я.
- Хенуттауи умеет хитрить и плести интриги. Она может научить Исет, как очаровать фараона, но рано или поздно эти чары сойдут на нет.
- Разве я не то же самое делаю - хитрю и хочу его очаровать?
- Держась подальше от Рамсеса? - спросил Пасер. - Нет. Ты просто напоминаешь ему о вашей дружбе, которой он сейчас лишен.
У себя в комнате я, к своему удивлению, увидела Уосерит и Алоли, которые вместе с Мерит разглядывали две пары сандалий.
- Вот эти - с толстым каблучком и золотым плетением, - решила Уосерит. - Нефертари сегодня придется долго быть на ногах… но не стоит, чтобы она напоминала пастушку, привыкшую бродить по холмам.
Алоли заговорила со мной первая:
- Ты готова?
Я кивнула, хотя понимала, что моя теплая накидка к этим сандалиям совсем не подходит. Празднество Уаг всегда начинается с паломничества к заупокойному храму фараона Сети в Фивах. После того как придворные выкажут почтение предкам фараона, им позволено отнести пищу в храмы собственных акху. У моей семьи нет храма. Каждый год я хожу посмотреть на Хоремхеба, который присвоил заупокойный храм моего деда в Джамете и приказал стесать со стен портреты моих родных - осталось только одно изображение моей матери. Мы выйдем сразу после захода солнца, и, хотя ночи сейчас теплые, в храмах холодно и сыро - без накидки не обойтись. Я посмотрела на Мерит.
- А что мне надеть?
- Верховная жрица так добра, что дает тебе свой плащ, - ответила няня.
На кровати лежало удивительное одеяние: накидка с просторными, замысловато расшитыми рукавами и капюшоном, украшенным меховой опушкой. В этом наряде, да еще и в сандалиях, выбранных Уосерит, во мраке гробниц я покажусь бело-золотым видением.
- Сегодняшнее празднество, возможно, изменит всю твою жизнь, - заметила Уосерит. - Кстати, Мерит переделала для тебя одно из моих платьев. - Жрица подняла с кровати плащ, под которым оказался ажурный наряд, сплошь из фаянсовых бусин. - Бусины как раз под цвет твоих глаз. К моему возвращению будь готова.
Уосерит удалилась, а я подошла к кровати, изумленная столь изысканным и откровенным нарядом.
- Редкостная вещь, - сказала Алоли. - Верховная жрица никому это платье не дает, даже чинить не доверяет. Подними руки.
Я скинула тунику и подняла руки. Алоли надела на меня платье, а Мерит осторожно расправила его на бедрах. Потом я набросила плащ и села перед зеркалом.
- Веки ни к чему подводить синим, - решила Мерит. - В полумраке этого будет не видно. - Она открыла баночку с золотым порошком и стала смешивать его с маслом. - Пусть не увидят твоих волос, но глаза-то заметят точно.
До самого заката Мерит покрывала мне ногти хной, приводила в порядок ступни. Из зеркала на меня глядело что-то золотисто-белое, мерцающее. Белый капюшон красиво оттенял кожу, меховая опушка обрамляла лицо.
Дверь комнаты отворилась, и послышался медленный вздох.
- Великолепно!
На гладкой меди зеркала возникло отражение Уосерит. Жрица надела длинную белую облегающую тунику с поясом из полированного лазурита и накидку, шитую нитью бирюзового цвета, схваченную у горла пряжкой в виде золотой коровы с лазуритовыми глазами. Уосерит зачесала волосы набок, и сзади виднелся острый наконечник ожерелья менат - такое носят все жрицы Хатор. Спереди на ожерелье, сделанном из фаянсовых бусин, висел золотой амулет, оберегающий от зла. Все в жрице было прекрасно - от золотых браслетов на ногах до прозрачной туники.
- До чего же ты красива! - прошептала я, вставая, и, к своему удивлению, поняла, что она столь же яркая женщина, как и ее сестра, Хенуттауи.
Уосерит сделала мне знак повернуться и придирчиво меня оглядела. Она приподняла мне подол, взглянула на мои ступни и одобрительно пробормотала:
- Постарайся не запылить. Не шаркай, ходи поаккуратнее.
Уосерит накрыла мне голову капюшоном, а Мерит расправила косы у меня на плечах.
Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала глядевшей из него девушки. Она напоминала тех женщин, что проводят время в роскоши, сплетничают в банях и покупают украшения у дворцовых торговцев.
- Алоли, пора и тебе собираться, - сказала Уосерит. - Вы с Мерит постарались на славу.
Алоли и Мерит отправились по своим комнатам, а Уосерит села. Она явно нервничала. Гораздо позже я поняла, что ей этот год дался намного труднее, чем мне. От меня требовалось только учиться, впитывать знания, а ей приходилось все устраивать, продумывать, планировать. Она предвидела последствия возможной неудачи, а я только воображала, что понимаю. Уосерит уступила мне покои во дворце, взяла меня в храм, договорилась с Пасером, дала мне свои наряды - но взамен за свою доброту жрица ничего не требовала.
Мерит возилась с одеждой у себя в комнатушке.
- Чем же я с тобой расплачусь? - тихо спросила я жрицу.
Губы Уосерит тронула легкая улыбка.
- Я не такая, как Хенуттауи. Платить не нужно.
- Но ты потратила столько сил и времени. Почему? Чего ради?
- Ты стала взрослой и умной женщиной, - ответила жрица; мой вопрос ей, по-видимому, понравился. - Я хочу, чтобы ты заняла место Исет и чтобы Хенуттауи никогда не получила ту власть, которой домогается. Вот чего я жду, - твердо сказала она. - Мне нужно, чтобы Фивы не плясали под дудку Хенуттауи, и больше ничего.
Я чувствовала, что сказано не все, но Уосерит умолкла. "Не придет ли в один прекрасный день настоящая расплата?" - подумала я.
Мы отплыли, едва солнце опустилось за холмы, и достигли храма Хатор, когда вода приобрела винный цвет в последних лучах заката. В ладье, полной певиц богини Хатор, мы направились к заупокойному храму предков фараона. Как и дворец, храм стоял на западном берегу - потому что на западе каждый день умирает солнце и начинается путь в страну мертвых. В храм Сети вместе с другими придворными я ходила много раз, но сегодня - случай особый.
На приближающемся берегу мерцали огни. От волнения я чувствовала в животе какую-то пустоту - раньше со мной такого не бывало. Мерит встала рядом на носу корабля и подняла мне капюшон; я почувствовала на лице прикосновение меха.
- Какой легкий и мягкий, - сказала няня.
В Ниле отражалась полная луна; мне вдруг вспомнились слова Уосерит: "Ты стройная и красивая, а вот Исет в беременности наверняка растолстеет". Под плеск весел я спросила у Мерит:
- А если Исет уже ждет ребенка?
- Тем больше у фараона причин сделать ее главной женой. Рамсесу восемнадцать лет. В этом году он выберет царицу.
Лодка скользила к пристани.
- Думаю, придворные уже собрались, - заметила Уосерит, повернувшись ко мне. - Но без нас обряд не начнется. И без Хенуттауи. А она, вероятно, опоздает.
Дворцовые слуги встретили нас на пристани и, подняв факелы, повели во тьму. Впереди, во дворе заупокойного храма, сотни светильников лили свет с высоких пилонов на стены с фресками. На одной из них бог Сет разрубил на куски своего брата Осириса, царя богов, и разбросал части тела вверх и вниз по Нилу. В свете тростниковых факелов я заметила следующую фреску с изображением Исиды, супруги Осириса. Богиня в красном одеянии (в таком обычно ходила Хенуттауи) повсюду искала части тела мужа и складывала их вместе, чтобы воскресить его. Над вратами храма были изображены последние сцены. От воскресшего Осириса у Исиды рождается сын Хор - бог неба с головой сокола. Он мстит за отца и побеждает Сета. После изгнания Сет уходит к Анубису, богу с головой шакала, царю Подземного мира Всех приходящих в землю мертвых ждет суд Анубиса; только после этого они становятся акху. Глядя на фрески, я задумалась о своих предках, которые прошли через суд Анубиса. Интересно, увижу ли я на дальнем берегу свою мать?
Мы приближались к открытым воротам, и пение жрецов звучало все громче. Уосерит обернулась.
- Держись ко мне поближе, даже когда я буду возлагать приношения своим акху. Как только жрицы начнут петь гимн Хатор, встань со мной рядом. В храме сегодня будут сотни людей, но ты должна стоять там, где тебя обязательно заметит Рамсес.
Мерит многозначительно посмотрела на меня, и я пообещала не отходить от Уосерит ни на шаг.
- Нужно напомнить Рамсесу, чего он лишился, - продолжала жрица. - Но не забывай: если вы будете говорить слишком долго, получится, что вы как будто и не расставались. Если кто-то тебя спросит, почему ты не в одежде жрицы, говори, что пока не решила - станешь жрицей или нет…
- Особенно если Рамсес спросит, - вставила Алоли. - Пусть знает: ты еще не решила, где твое место.
Уосерит, против моего ожидания, не рассердилась, что ее перебили, а согласно кивнула:
- Да. А уж сделать первый шаг он догадается.
Мне не хотелось хитрить с Рамсесом, но ведь во всем этом была и доля правды. Что меня ждет, когда кончатся унаследованные от родных деньги и я не смогу больше жить во дворце? А если Рамсесу я не нужна, то о каком замужестве говорить? Кто еще сможет понять мою страсть к языкам, мою любовь к охоте? Мне и вправду придется стать жрицей. Внутри у меня все сжалось.