- Но это нехорошо. Что толку говорить о том, что могло бы быть, когда произошло нечто, сделавшее все это невозможным.
- Анна…
Я поняла, что он хотел сказать: "Подожди. Как легко все может перевернуться". Страшная, опасная мысль. Мы были разлучены, и, пока жива Моник, его мечте - и моей - никогда не осуществиться. Мне хотелось втолковать ему, что мы не должны помышлять ни о чем подобном, потому что думать об этом - все равно что вожделеть греха. Я решила впредь не оставаться с ним наедине. Чувствовала, как в нем клокочет нерастраченная страсть. Он жил далеко не монашеской жизнью, и я боялась за него… и за себя.
Я должна ясно дать ему понять, что слишком поздно. Что над нами обоими нависла общая угроза: желать, чтобы перед нами очистился путь.
- Поздно, - сказала я. - Мне пора.
Пару минут он молчал, а когда заговорил, его голос был спокойным и ровным, как и мой.
- Завтра заходим в бухту. Поднимитесь на мостик, чтобы все увидеть. Сверху открывается изумительная панорама. Уверяю вас, ничего подобного вы еще не видели. Моник тоже поднимется, если будет здорова. Пусть приходит сестра Ломан. И разумеется, Эдвард.
- Спасибо. С удовольствием.
- Доброй ночи.
Когда я уже повернулась уходить, мне почудилось, будто он прибавил еще два слова: "Моя любимая".
16
Утро выдалось славное: мы входили в бухту под косыми лучами восходящего солнца. Грандиознее, замечательнее зрелища я в самом деле не видела. Где-то прочитанные строки: "лучшая гавань мира, в которой могут одновременно маневрировать без риска столкнуться до тысячи судов", - несомненно, соответствовали действительности. От открывшейся панорамы захватывало дух: бесчисленные заливы и бухты, величественные Ворота, сквозь которые нам предстояло войти в порт, деревья, цветы, птицы, обжигающе-голубое море.
Приумолк даже Эдвард: верно, представил, как сто лет назад сюда входил Первый флот - накануне я не упустила возможности дать предметный урок истории. Конечно, тогда все было другое: не было ни домов, ни города - только раскинувшаяся на мили нетронутая земля и птицы в ярком оперении над сверкающей гладью моря.
Рядом со мной стояла Шантель, тоже потрясенная великолепием разворачивавшегося зрелища - или ее подавленность объяснялась близким расставанием с Рексом? Редверса, стоявшего, как положено капитану, на вахте, мы не видели - только мы втроем находились на мостике.
Двумя часами позже мы причалили к Круглой пристани: началась обычная суматоха. Мы с Эдвардом спустились в нашу каюту, Шантель сошла к себе. Мои мысли были заняты Шантелью. "Наконец-то узнаю, что она на самом деле чувствует, - думала я, - если она его любит, то не сможет скрыть от меня своих чувств".
Моник немного полегчало. Возбуждение, вызванное прибытием в Сидней, пошло ей на пользу. Она нарядилась в лучшее платье и, как передала Шантель, была с капитаном. На судне ожидались гости, и супруга капитана должна была присутствовать на приеме.
К нам спустился стюард и попросил отвести Эдварда в капитанскую каюту. Когда мы поднялись и постучали, дверь открыл Рекс. Улыбнувшись мне, он сказал:
- А вот и Эдвард. Благодарю вас, мисс Брет.
Я успела рассмотреть Редверса и пожилого мужчину с девушкой лет двадцати пяти, как мне показалось. Когда я вернулась к себе, в моей каюте была Шантель, разглядывавшая в зеркало свое лицо.
- Посетители? - осведомилась она.
- Да. Мужчина в возрасте и девушка.
- Знаешь, кто они?
- Никогда не видела раньше.
- Сэр Генри и Хелена Деринхем.
- О!..
- Удивлена? Естественно, они должны были подняться на борт приветствовать "Невозмутимую леди" в Сиднее. Полагаю, Рекс тоже с ними?
- Да.
Она наблюдала за мной в зеркало, но оставалась по-прежнему невозмутима.
Мы простояли на причале Круглой пристани двое суток. Это дало мне возможность осмотреть Сидней. Гринеллы и мисс Рандл сошли на берег. Гленнинги тоже. Без них, в отсутствие привычного распорядка плавания, все разом переменилось. Команда была занята разгрузкой и погрузкой. Мы с Шантелью отправились по магазинам: она делала покупки для себя и Моник, я для себя и Эдварда. При Эдварде мы не могли говорить, о чем мне хотелось. Впрочем, я не была уверена, что Шантель разговорилась бы и наедине. Я от души сочувствовала ей, тем более что сама была в незавидном положении. Я негодовала на Рекса, так как их будущее целиком зависело от него, а он оказался настолько слабовольным, что явился на край света выправлять оплошность, которую допустил в Англии: делать предложение Хелене Деринхем. Одно утешало. Мог ли такой слабый мужчина быть достоин Шантели?
На другой день, где-то пополудни, я сидела с книгой на палубе. Утром я выезжала в город и немного устала. Эдвард был с родителями. Где находилась Шантель, я не знала. Вдруг ко мне подсел Дик Каллум.
- Могу я иметь удовольствие пригласить вас сегодня поужинать?
Я замялась.
- Только, пожалуйста, не отказывайте. Вы меня этим обидите.
У него была мягкая, обезоруживающая улыбка, к тому ж он не сделал мне ничего дурного, за исключением того что почтил своим поклонением и выказал открытую враждебность к Редверсу, которую многие признавали естественной в данных обстоятельствах.
Поэтому я уступила, и он сразу ушел, сославшись на занятость, как всегда во время стоянок, своими казначейскими обязанностями.
Вечером он пригласил меня в "Розовую бухту", замечательный ресторан, в котором каждый столик освещала голубая с позолотой свеча. Оркестр исполнял романтические мелодии, а скрипач подошел прямо к нашему столику и играл для меня. Надо отдать должное, Дик делал все возможное, чтобы доставить мне удовольствие. Он извинился за свою прошлую вспышку.
- Признаюсь, - сказал он, - я ревную вас к капитану.
- В таком случае, это первый шаг, чтобы справиться с чувством, которое…
- Да, согласен. Мне оно причиняет больше боли, чем ему.
- У меня слишком назидательный тон?
- Ничего, это мне даже нравится. К тому же это правда. Видимо, так проявляется мое преклонение перед ним. Он первоклассный капитан, что важнее всего. Капитан задает тон всему кораблю. Жаль… - Он заколебался, и я попросила его продолжать. - Не поймите меня так, будто я ворошу старое, но случай с "Роковой женщиной" достоин сожаления. Такое не забывается. В команде нет ни одного человека, кто бы не слышал об этой темной истории или сам чего-нибудь не присочинил.
- Значит, команда боится и не уважает капитана?
- Я бы не сказал это с такой определенностью, но, когда случается нечто в этом роде, когда капитан теряет корабль при загадочных обстоятельствах, ему не избежать клейма. Я уже говорил, если бы такое случилось с кем-либо, не связанным с Кредитонами, он лишился бы капитанского свидетельства. Но не будем об этом. Все, что надо было сказать, уже сказано. Как вам понравился Сидней?
- Интересное, красивое место. Превзошло все мои ожидания.
Он кивнул.
- А что думаете об острове?
- Могу ли я что-то о нем думать?
- Анна, мне не нравится, что вы там остаетесь.
- Очень любезно, что вы обо мне беспокоитесь. Но есть ли повод для тревоги?
- Вероятно, это из-за того происшествия. Корабль был взорван в тамошней бухте.
- По-моему, мы условились не возвращаться к этому инциденту.
- Я не собираюсь говорить о нем. Я о самом острове. Он какой-то… жуткий. Что если капитан был ни при чем? Если кто-то проклял корабль?
- Неужели вы в самом деле этому верите?
- При свете дня многие не верят в призраков. Но когда спускаются сумерки, тотчас меняют мнение. Много вы найдете насмешников, согласных провести ночь в доме, где, по слухам, завелся призрак? Я не верю ни в какие заговоры и проклятья в Сиднее, в этом уютном ресторане, когда напротив сидите вы, а скрипач играет "Песню без слов" Мендельсона. Но на острове все может повернуться по-другому, а мы уже совсем рядом.
- Кто мог проклясть корабль?
- Возможно, это началось давным-давно и вовсе не имеет отношения к островитянам. О том корабле ходит одна легенда. Его должны были назвать "Удачливой" или еще какой-нибудь "леди". Точно не знаю. Но леди Кредитон окрестила его неожиданно для всех. Можете себе представить, что она чувствовала, когда называла корабль. Она имела в виду ту женщину, мать капитана. Слышали, что она сказала? "Называю корабль "Роковой женщиной", и да будет милостив Господь к тем, кому суждено на нем плавать". Что если вместо "милостив" она сказала "проклят"? Может, это она прокляла корабль?
- Ваши слова впору какой-нибудь темной прорицательнице. А служите казначеем на "Невозмутимой леди".
- Анна, у всех бывают минуты суеверных заблуждений. Даже у вас появятся, если еще не было. Все еще впереди: подождите, пока окажетесь на острове, проникнетесь атмосферой того места. Но некоторое время спустя мы еще вернемся.
- Через пару месяцев, - уточнила я.
- И тогда, Анна, я опять попрошу вас о том, о чем однажды просил - кто знает, что может произойти за эти два месяца?
Потом мы заговорили о другом. Он поделился своей мечтой. Он хотел иметь в Англии свой дом, место, где останавливался бы между плаваниями. Он видел Дом Королевы, известный всему Лэнгмуту (я тотчас заподозрила, что этой известностью он был обязан загадочной смерти тети Шарлотты). Я догадалась, что, заговорив о доме, он имел в виду Дом Королевы и пытался нарисовать картину нашей совместной жизни в нем - жизни без тревог и волнений, может быть, даже счастливой. Я не стала его разубеждать. У меня не хватало духу сказать, что никогда не выйду за него замуж.