- Порой, Саманта, вы обнаруживаете бездну здравого смысла.
После этого я выкинула лорда Раудена из головы. Мне нужно было поспешить домой, чтобы успеть переодеться и подготовиться к встрече с Дэвидом.
Автобуса не было целую вечность. Но несмотря на это я, вернувшись домой, успела принять ванну и была готова за добрых четверть часа до приезда Дэвида.
После того экстравагантного наряда, в котором я была накануне, я решила полностью изменить свой облик, поэтому надела черное платье, которое выбрал для меня Джайлз. Я знала, что это платье делает мои волосы огненными, а кожу белоснежной.
Это была модель от Молинью. Сшитое из черного шифона, платье казалось воздушным и было мне очень к лицу. Я любила его, можно сказать, больше, чем все мои другие наряды из-за его простоты. К нему полагалась еще бархатная накидка, а вот драгоценностей я не надела, так как их у меня не было.
Оглядев себя в зеркале, я подумала, что, пожалуй, выбрала туалет не слишком удачно и что лучше было бы надеть что-нибудь поярче и понаряднее. И я наверное все-таки сменила бы платье в последнюю минуту, если бы не опасалась, что заставлю Дэвида ждать.
Я сошла в холл как раз в тот момент, когда его "бентли" подъехал к дому, и быстро сбежала по ступеням навстречу ему.
Похоже, он не был удивлен тем, что я его ждала. Он лишь открыл дверцу машины и низким голосом сказал:
- Добрый вечер, Саманта!
У него это прозвучало совсем по-иному, чем у других.
Я села в машину. Он взял мою руку и поцеловал, и от этого по всему моему телу прошла жаркая волна.
- Вы просто неотразимы! - сказал он, и снова его голос прозвучал чуть шутливо, словно он подсмеивался над собой и надо мной. Он завел машину, и мы поехали.
Я не спрашивала у него, куда мы едем. Было так чудесно сидеть рядом с ним! Ведь я только об этом и мечтала в течение всего дня. И хотела я этого так сильно, что теперь, когда мое желание исполнилось, мне просто не верилось, что он и вправду здесь, рядом со мной.
Единственное, что я успела сделать во время перерыва на ленч, это купить его книгу. В магазине Хатчарда этих книг стояла целая стопка, и за то время, что я расплачивалась за свой экземпляр, покупатели взяли еще три. Я порадовалась за Дэвида, что его книги так хорошо расходятся.
Весь день мы были до того заняты, что у меня не нашлось времени даже полистать книгу, но я рассмотрела его фото на оборотной стороне обложки и нашла, что в жизни он куда лучше. Вероятно, это был какой-то моментальный снимок. Я прочла аннотацию издателя, в которой говорилось: "Это несомненно самый вызывающий и будоражащий умы роман из всех, написанных в послевоенные годы. Дэвид Дарэм отражает в нем тревогу и гнев молодого поколения и выступает против косности мышления, против бездарных политиков и вопиющей социальной несправедливости, которая неприкрыто вершится повсюду. Никогда еще до сих пор не было столь страстного протеста, столь мощного набата, призывающего молодежь к бунту против благодушия, царящего в сегодняшней Англии".
- Неужто ты собираешься читать эту книгу? - спросила меня Мелани, видя, как я перелистываю ее в ожидании съемки.
- А почему бы и нет? - спросила я.
- Ты все равно ничего не поймешь, - ответила Мелани. - Мнения об этой книге самые разные, но я лично согласна с лордом Рауденом, который сказал, когда мы были с ним в Эскоте, что он по горло сыт людьми, которые вечно брюзжат и вечно всем недовольны. И еще он сказал, что в жизни можно найти немало удовольствий, если поискать их там, где надо.
Интересно, где это, по мнению лорда Раудена, следует искать удовольствия?
В душе я была уверена, что если Дэвид вызывает недовольство, то значит у него есть для этого основания. Я, правда, многое не поняла из того, что он говорил прошлым вечером. Но у него была удивительная способность говорить так, что все, сказанное им, звучало абсолютно убедительно.
Он рассказывал не о своей последней книге "Стервятники клюют свои кости", а о той, которую начал писать. Насколько я могла понять, мысль ее заключалась в том, что в любой стране происходят некие скрытые процессы, и каждый здравомыслящий человек хочет, чтобы общество о них знало.
- А вы не боитесь, что вас возненавидят из-за того, что вы раскрываете обществу глаза на темные стороны жизни, которые многим хотелось бы утаить?
- В данном случае я буду только рад, если меня возненавидят, - ответил он.
Я заметила, что мы едем в сторону Вэст-Энда, как я и ожидала, но затем мы выехали за пределы Лондона. Словно понимая мое удивление, хотя я его и не высказывала, он стал объяснять:
- Я хочу отвезти вас в одно тихое, уютное местечко, которое, надеюсь, вам понравится. В наши дни в ресторанах Лондона трудно найти хорошую кухню. А этот принадлежит французу. Он сперва работал официантом, а затем открыл собственный ресторан, и теперь все, кто побывал в нем однажды, постоянно возвращаются сюда, так что заведение процветает.
Я готова была ехать с Дэвидом куда угодно… хоть на Луну, если бы он попросил меня об этом. Я искоса разглядывала его, пока он вел машину, и думала о том, до чего он красив и в то же время не похож ни на одного из мужчин, которых я встречала прежде.
- Вы хотели встретиться со мной снова? - спросил он.
- О да! Мне казалось, что день тянется целую вечность, - чистосердечно призналась я.
- Я все думал, на что похожи ваши волосы, Саманта, и теперь я понял это.
- Вам они нравятся? - спросила я.
- Вы и впрямь хотите знать, до какой степени они мне нравятся?
- О да, пожалуйста, - отозвалась я, и он опять рассмеялся.
- Вы очень умны, Саманта, - минуту спустя произнес он. - Вы ухитряетесь одновременно выглядеть одной женщиной и казаться совсем другой.
- Что вы имеете ввиду?
- Я говорю о вашей способности выглядеть так, точно в ваших глазах таятся все секреты эротической любви, и вместе с тем в речах ваших слышится восторг юной, неопытной души.
Тогда я не знала, что отвечать на это, но теперь-то я очень хорошо понимаю, что он имел в виду. Но как мог он знать, что Саманте из Литл-Пулбрука неведомо даже само значение слова "эротика" и что ее восторженность объясняется тем, что для нее все так ново и неожиданно!
Я промолчала, и вскоре мы подъехали к небольшому загородному ресторанчику. От него веяло стариной, он был похож на один из придорожных трактиров, которые еще сохранились в некоторых деревнях у меня на родине.
Дэвид припарковал машину, и мы вошли через узкую дверь в небольшую, отделанную дубом комнату с баром, занимавшим почти все ее пространство.
Тут было несколько местных жителей, которые пили пиво, и мы прошли мимо бара в заднюю комнату с эркером, выходящим в небольшой сад.
Появился хозяин, который приветствовал Дэвида радостными восклицаниями. Он оставил нам столик в оконной нише. Комната была до половины отделана очень старыми дубовыми панелями, а потолок был деревянный, и Дэвид позднее рассказал мне, что потолочные балки сделаны из корабельной древесины.
- Рад видеть вас, месье Дарэм, - сказал хозяин, которого звали Анри. - Я очень благодарен вам за клиентов, которых вы мне посылаете.
- Что ж, хорошо идут дела? - спросил Дэвид.
- Очень хорошо! Куда лучше, чем я ожидал. И все благодаря вам!
- В таком случае надеюсь на превосходный ужин, - сказал Дэвид. - Я привез к вам самую очаровательную леди в Лондоне и хочу, чтобы она оценила вашу кухню по достоинству.
- Добро пожаловать, мадемуазель, - сказал Анри.
Затем они с Дэвидом занялись обсуждением меню.
Мне было все равно, что есть. Я была счастлива просто находиться в обществе Дэвида. Я понимала, что он привез меня сюда, в этот маленький ресторанчик, потому что хотел побыть со мной вдвоем, а вовсе не для того, чтобы похваляться мною перед окружающими, к чему стремились многие молодые люди, которые приглашали меня ужинать.
Наконец ужин был заказан, и Дэвид спросил:
- Что бы вы хотели выпить, Саманта? Я подозреваю, что вы не слишком любите шампанское, хотя этого и можно было бы ожидать от такой девушки, как вы.
- Я его совсем не люблю, - ответила я.
- Вы - кладезь сюрпризов, - сказал Дэвид. - Тогда мы закажем очень легкое белое вино. Я уверен, что вы предпочитаете именно его.
Он заказал вино, а когда Анри спросил: "Аперитив, месье?", Дэвид вопросительно посмотрел на меня.
- Это обязательно? - спросила я. - Я, право, не люблю коктейлей.
Дэвид испытующе посмотрел на меня, точно не веря, что я говорю правду. Но все-таки он заказал себе мартини, а для меня попросил принести томатный сок.
Когда Анри ушел, он снова сел напротив меня и спросил:
- Вы счастливы, Саманта?
- Очень, очень счастлива, - ответила я. - Я так мечтала о том, чтобы увидеть вас сегодня вечером.
Но сказав это, я тут же подумала, что чересчур пылко, а может быть и чересчур откровенно выражаю свои чувства. Я могу переусердствовать, и тогда Дэвид подумает, что я вешаюсь ему на шею. Я отвернулась от него, но чувствовала, что он смотрит на меня.
Спустя минуту он сказал:
- Я хотел спросить вас кое о чем, Саманта. Скажите, вас многие мужчины целовали?
Это был не тот вопрос, которого я ожидала, и я почувствовала, как краска бросилась мне в лицо. И впервые я подумала о том, что слишком быстро позволила ему целовать себя. Ведь мы ничего друг о друге не знаем, и он даже не сказал, что любит меня.
А ведь я говорила себе, что ни за что не позволю мужчине целовать себя, пока не буду уверена, что он любит меня по-настоящему. Ведь папа без сомнения имел в виду именно это, когда говорил, что я должна "беречь себя для человека, который станет смыслом моей жизни".