И здесь отмечается различие крестьянского и рабочего менталитета: крестьяне обнаруживают сравнительно небольшой интерес к беллетристике, к описанию приключений.
Об этом писали и дореволюционные исследователи: "Крестьянин, говорит Анненский ("Народ и книга", изд. Столяр, 1914, М.), менее впечатлителен и менее падок на сильные ощущения, чем рабочий. Он не прочь выслушать занимательный рассказ, но как бы ни была сложна и занимательна фабула рассказа, она не захватывает деревенского слушателя так сильно, как рабочего, и остается для него развлечением, забавой. Серьезно он начинает относиться к книжке только тогда, когда находит в ней что-либо полезное: поучение, указание, как жить.
…Толстой чаще всего называется этой категорией читателей за "свою поучительность". Наоборот, рабочими Толстой указывается, как писавший "правду" о народе и т. д.".
Рабочие сами осознают свое отличие от крестьян: "…фабричный далек от природы, в его руках покоренные, регламентированные, так сказать, силы природы… фабричный сам господин машины".
Исследование 1920 г. подтвердило тенденцию, замеченную еще дореволюционными авторами: "Рабочий поучений не выносит, он выдвигает на первое место художественную правду".
Интерес к религиозным книгам падает по мере повышения образования. Что касается интереса к технике, то "число ответов увеличивается с повышением уровня образованности отвечающих", – пишут авторы брошюры.
С ответом на девятый вопрос – о любимой книге – справились не все. Кто-то написал "про Стеньку Разина", кто-то – "революция во Франции". В анкетах, которые я прочитала, попались "Железная пята", "Бова Королевич" и "Конек-горбунок".
В итоговом документе выясняется, что на 1-е место поднялся роман "Робинзон Крузо", на 2-м – "Война и мир". "Тысяча и одна ночь" занимает 7-е место, на 17-м – "Сказка о рыбаке и рыбке", вслед за ней идет "Яма" Куприна, дальше на одном уровне стоят "Пещера Лейхтвейса" и "Евгений Онегин". По одному голосу получили: "Урания", "Бедная Лиза", "Потерянный рай", "Вестник иностранной литературы", "Курс политической экономии", "Энциклопедический словарь".
В просмотренных мною анкетах в ответе на 11-й вопрос (о любимом писателе) выразилось полное единодушие – с огромным отрывом лидирует Лев Толстой. Затем идут Горький, Пушкин, Кольцов, Некрасов, Тургенев.
Авторы брошюры насчитали 28 любимых писателей: первая пятерка практически совпадает с моими наблюдениями. Толстой явный лидер, на 11-м месте Маркс, на 13-м – Ленин, на 22-м – Бухарин, на 24-м – Шелер-Михайлов, на последнем – Рубакин.
Однако по одному – только по одному разу! – из всех 11 тысяч красноармейцы назвали таких авторов, как Загоскин, Мопассан, Зубрилин, Энгельс, Шекспир, Аверченко, Бебель, Карамзин, Боккаччо, Верхарн, Гете, Герцен, Гейне, Байрон, Жорж Санд, Руссо, Бальмонт, Спенсер, Диккенс.
Исследование показало также, как влияет профессия на выбор любимого автора. Хотя Толстой – очевидный лидер, его популярность снижается по мере роста образования и уровня приобщенности к городской культуре: крестьяне – ремесленники – рабочие – торговые служащие – интеллигенция. Что касается других авторов, то их рейтинг, говоря современным языком, тоже серьезно меняется в зависимости от социального статуса читателя: Чехова больше всего читают торговые и канцелярские служащие, Достоевского – интеллигенция, Маркса и Ленина – рабочие, Библию – крестьяне, Бухарина – ремесленники, Дюма – торговые служащие.
Отдельной темой является чтение газет. Многие бойцы не любят читать газеты и даже прямо заявляют, что газеты "обманывают, обещают, врут все, а ничего нет".
Среди тех, кто газеты читает, предпочтения распределяются следующим образом:
1) "Беднота";
2) "Известия";
3) "Правда";
4) "Коммунистический труд".
Такое распределение очень четко отражает социальный состав армии. На первом месте газета, ориентированная на сельского читателя, на втором – издание для самых широких слоев общества. Партийная и профсоюзная газеты занимают два последних места. "Общий итог таков, что к газете стремление есть, но ее трудно получить и большая категория отвечающих пишет, что "люблю слушать, потому что когда сам читаю – понимаю плохо"".
Мы видим, что армейское политическое руководство стремилось получить реальные сведения о культурных потребностях и интересах масс. Таким образом, выстраиваемая культурная политика представляет собой не односторонний процесс насаждения определенных норм, идей и представлений, а попытку найти некий баланс между продвигаемыми сверху правилами и ценностями, с одной стороны, и стихийно формирующимися снизу потребностями – с другой.
В чем принципиальное отличие этого исследования от предыдущих?
Читательскими предпочтениями простого народа интересовались и до революции, однако "…работы по изучению читателя из народа проделывались пионерами в этой области, которым приходилось нащупывать самостоятельно методы, которые лишь в последнее время начинают привлекать внимание научных работников. Кроме того, самый объект исследования – читатель из трудовой среды – был малодоступен, особенно для массовых опытов".
У советской власти оказался в руках важный инструмент – политические структуры, которыми были организованы огромные массы людей. То, что до революции было волонтерской деятельностью прогрессивных интеллигентов, теперь становится государственной политикой, обеспеченной организационными возможностями власти.
Опрос проводится в армии именно потому, что здесь сконцентрированы и собраны в одном месте большие группы людей, которых легко проконтролировать. Кроме того, опрос беспрецедентно репрезентативен, поскольку армейские подразделения в масштабах страны являются идеальной стихийной выборкой, о которой может только мечтать социолог.
Опрос показывает также, как армия трансформирует деревенское население, составляющее основной костяк солдатской массы. О том, что призывная армия является не только военным, но и культурным институтом, много писали социологи XX в., но члены Реввоенсовета понимали это и без науки. Армия – это культурная машина, которая из деревенских парней воспитывает граждан нового общества.
Использование армии в качестве инструмента культурной политики не является изобретением советской власти, точно так же, как и сами принципы просветительской пропаганды. Работа, проводившаяся среди красноармейцев, с одной стороны, представляет собой продолжение деятельности Комитета грамотности, которая велась еще до революции, а с другой – придает этой деятельности не только беспрецедентные масштабы, но и меняет ее идеологические ориентиры.
Усилия государства и потребности масс не находились в противоречии, хотя не всегда совпадали. Так, общая установка на распространение культуры чтения среди красноармейцев явно поддержана участниками опроса. Но далеко не всегда литература, которую читают или хотят читать бойцы, соответствует тому, в чем заинтересованы работники системы политпросвета.
Это исследование позволяет более подробно и детально представить себе масштабы задач, которые ставились в рамках формирующейся советской культурной политики на самом раннем ее этапе, а также уровень осознания проблем теми людьми, которые принимали решения. В своих действиях они ориентировались не только на заранее сформулированные идеологические или культурные нормы, но и на изучение эмпирического материала и практический опыт, накопленный в ходе просветительской работы русской интеллигенции конца XIX – начала XX века.
Последующая история показывает, что подобный подход был эффективным и уже к 1930-м годам в России удалось сформировать новую читательскую массу, которая была способна потреблять стремительно растущие тиражи книжных, газетных и журнальных изданий. Таким образом, пропагандистские задачи новой власти решались в тесной связи с культурными и решались – для того времени – успешно.
Один из красноармейцев в анкете объясняет, за что любит Чехова: "…за его тонкое проникновение в душу самого обыкновенного человека, за его какое-то мягкое, немного грустное изображение этой серенькой, такой, обычно, хмурой жизни, а главное, за его добрую веру в то, что все-таки, несмотря на несовершенства этой жизни – будет когда-нибудь красивая, светлая жизнь". Эти слова, пожалуй, мог бы сказать не только сам Чехов, но и кто-нибудь из его персонажей.
© Глущенко И., 2013