- Я догадался. И совершенно очевидно, что эта беременность для тебя очень трудна. И для твоей души, и для тела.
- Я чувствую себя нехорошо.
- Тебя это удивляет? А почему? Ситуация ужасная. Цезарь умер, и не просто умер, а убит. Ты лишилась покровителя и защитника, зато осталась с ребенком, который никому не нужен.
- Он нужен мне.
- Ребенок появится, но подходящей истории, чтобы преподнести ее народу, нет. Амон исчез. По крайней мере, в человеческом воплощении.
Его слова звучали жестоко, но он говорил честно и смело.
- Прости, - добавил, помолчав, Олимпий. - Мне, конечно, жаль, что с Цезарем случилось такое, но…
- Я знаю, ты не любил его. Никогда не любил, однако и не притворялся.
- Его нельзя не оплакивать, ибо Цезарь, вне зависимости от моего к нему отношения, подобного конца не заслужил, - заявил Олимпий. - Он был великим человеком, спору нет. Просто я всегда считал, что он тебя не ценит. Ты досталась ему слишком легко, и я боялся, что он не станет дорожить тобой так, как ты того достойна.
- Я думаю, он пришел к этому со временем.
- Что ж, только вот время его истекло. И мне жаль.
- Спасибо тебе. - Я помолчала, потом сменила тему: - Я чувствую себя не лучшим образом не только в душе, но телом. Боюсь, со мной что-то не так. Пожалуйста, скажи, что ты думаешь.
Он прослушал меня со всех сторон, проверил пульс, прощупал шею и лодыжки, несколько раз сжал мои ребра, повертел ступни, выслушал все мои жалобы и наконец объявил:
- Никаких признаков серьезного недуга, которые нельзя было бы объяснить последствиями перенесенного нервного потрясения, я не обнаружил. Пойдем прогуляемся по моему новому саду. Точнее, по твоему саду - ведь я насадил его на дворцовой территории. Пройдемся, и я немного поучу тебя врачеванию.
Легкий воздух снаружи был насыщен ароматами позднего цветения декоративных фруктовых деревьев, а пробивавшиеся сквозь их листву солнечные лучи рисовали на зеленых лужайках причудливые узоры света и тени. Газоны и клумбы разительно отличались от сада на вилле Цезаря. Белые цветы, усыпавшие здешние лужайки, словно подмигивали, приглашая знатных гостей расстелить на траве скатерть и устроить пирушку.
"Приходи и наслаждайся", - шептала лужайка, овеваемая ветерком.
Под одним из деревьев сидел Птолемей, и мы окликнули его. Он обернулся и, указав на развилку ствола над головой, пояснил, что наблюдает за жизнью птичьего гнезда.
- Птица-мать не вернется, если увидит тебя, - сказал Олимпий. - Пойдем с нами. Я хочу кое-что тебе показать.
Пока он говорил, я присмотрелась к нему и нашла, что Олимпий за время моего отсутствия тоже изменился. Его черты заострились, и выглядел он, по-моему, мрачновато. В совокупности со зловещим юмором это делало его суровым и замкнутым, хотя трудно было сказать, отпугивают его качества больных либо, напротив, усиливают их доверие. И как складывается его личная жизнь? Олимпий почти мой ровесник - подумывает ли он жениться? В депешах, ясное дело, ничего подобного не сообщалось.
Птолемей поднялся и подбежал к нам. Я заметила, какими слабыми выглядят его ноги и насколько он запыхался, хотя преодолел очень короткое расстояние.
- Олимпий насадил новый сад, - сказала я.
Птолемей скорчил рожицу.
- О, сад! Это интересно для женщин или для больных. Нет уж, спасибо.
- У меня особенный сад - для убийц и колдунов, - возразил Олимпий. - Увидишь, он не похож ни на какой другой.
Сад был разбит на ровной площадке неподалеку от храма Исиды, но выходил он на гавань, а не в сторону открытого моря. Его окружала низкая каменная стена, а внутри ее - живая изгородь, усыпанная красными бутонами. Олимпий поднял тяжелый засов, открыл ворота и пропустил нас внутрь.
В центре журчал фонтан, и от него в четыре стороны расходились дорожки, делившие сад на четыре почти равные части.
- Смотри - смерть в одном углу, жизнь в другом.
Но я ничего не увидела, кроме клумб с растениями: одни цвели, другие тянулись вверх, третьи стелились по земле. Я посмотрела на Олимпия вопросительно.
- В Мусейоне я натолкнулся на манускрипт, содержавший перечень ядовитых растений, - пояснил он. - Некоторые из них были явно вымышленными: например, растение, якобы испускающее пламя и поглощающее всех, кто окажется рядом. Но прочие меня заинтересовали. Как они действуют? Почему они убивают? Я решил, что полезно собрать их, тем более что в малых дозах яды бывают полезны и обладают лечебными свойствами. Кроме того, мне любопытно изучать их. Ведь это, так сказать, растительные подобия ядовитых змей.
У Птолемея округлились глаза.
- Яды? Вот это да! Какие из них?
- Например, ядовита вся живая изгородь.
- Но она такая красивая! - воскликнула я.
И действительно, изгородь сияла темно-зеленой листвой и была усеяна цветами.
- Тем не менее она смертельно ядовита. Кустарник называется "роза Иерихона". Если его цветы поставить в воду, вода будет отравлена. Сложи из ветвей костер, и дым станет ядовитым. Как и мясо, приготовленное на этом костре. Мед, сделанный из пыльцы цветов, тоже ядовит. Лошади и ослы умирают, поев листьев с куста, но вот загадка - коз яд не берет!
- Значит, если хочешь убить врага, нужно подать ему отравленный мед? - спросил Птолемей.
- Да. Правда, я не знаю, сколько его требуется, чтобы убить человека. Может быть, нужно съесть очень много.
Мы начали прогуливаться по усыпанной гравием дорожке. По обе стороны от нее красовались аккуратные клумбы.
- Все смертоносное я высадил слева, - сказал Олимпий.
Он остановился перед растением с ворсистыми дольчатыми листьями, высотой поменьше локтя. На вершинах его стеблей набухали бутоны.
- Можете вы догадаться, что это? - спросил он нас.
- Сорняк, каких полно на лугах, - ответила я. - А еще, насколько помню, такая трава порой выбивается из расщелин в стенах.
- Это черная белена, - с довольным видом заявил Олимпий. - Убивает за несколько минут, к тому же мучительно. Однако у меня сложилось впечатление, что в очень малых дозах ее яд может служить лекарством. Например, с ее помощью можно остановить рвоту. Однако определить нужную дозу очень трудно, потому что сила яда не одинакова для всех растений - она у каждого своя и зависит от множества факторов, в том числе и неизвестных. Сок белены также может вызвать у человека возбуждение, желание петь, танцевать и разговаривать с воображаемыми собеседниками. Либо он наводит морок, и тогда человеку кажется, будто он летает или, скажем, превращается в животное. А потом наступает смерть. Грань, за которой начинается опасность, определить невозможно.
- А не страшно тебе прикасаться к такой траве? - спросила я.
- Я всегда надеваю перчатки, - с улыбкой ответил Олимпий и, пройдя немного вперед, указал на лужайку, где на стройных стеблях покачивались белые цветы в форме звездочек, похожие на миниатюрные лилии. - Они называются "голубиный помет".
- Какое безобразное название для такого прелестного цветка, - отметила я.
- Растение ядовито от вершков до корешков, - промолвил Олимпий, - но самое опасное - луковицы. Их можно высушить, истолочь и выдать за муку, чтобы испечь ядовитые лепешки. Правда, у них горьковатый привкус, но его легко отбить медом роз Иерихона - получится вкусно.
Он рассмеялся.
- И что будет, если съесть такую лепешку? - спросил Птолемей.
- Сначала ты испытаешь нехватку воздуха. Почувствуешь, что задыхаешься. А потом и вправду задохнешься - умрешь.
- За несколько минут? - уточнил Птолемей. - Может, на меня действует что-то подобное, только не так быстро? Мне тоже трудно дышать.
- Нет, - поспешно возразил Олимпий, пытаясь перевести все в шутку. - У тебя нет врагов, чтобы положить тебе на блюдо отравленную лепешку.
- А что вон там? - спросил Птолемей, указывая на густую грядку растений почти по пояс высотой, с венчиками изящных белых цветов на макушках.
- Я смотрю, ты умеешь выделить самое интересное, - отозвался Олимпий, глядя на кусты с почти отеческой гордостью. Пожалуй, ему и впрямь пора жениться и завести детей, чтобы нянчиться с ними, а не с ядовитыми травами. - Это растение не что иное, как болиголов. Его сок положил конец жизни Сократа.
Болиголов! Я зачарованно уставилась на него, не в силах оторвать взгляд. Стебли со свисающими листьями, увенчанные белыми цветами, выглядели вполне симпатично.
- А что будет, если его выпить?
- Его нет нужды пить, хотя соку можно и нацедить. У него характерный запах мышиной мочи. - По-видимому, Олимпий находил это забавным. - Можно также использовать листья, чтобы приготовить вкусный салат. Особенность болиголова в том, что симптомы отравления проявляются не сразу, и отравленный имеет возможность завершить трапезу в приятной компании.
- А каков он по ощущениям? - поинтересовался Птолемей.
- Ну, отравление описывают как постепенное ослабление мускулов и ползучий паралич. Правда, сознание остается ясным.
- Это больно? - осведомилась я и подумала, что такой способ покончить с жизнью, может быть, не самый худший.
- К сожалению, да. По мере того как мускулы теряют подвижность, они начинают страшно болеть.
- Скажи мне, Олимпий, а существует ли безболезненный способ умереть? С помощью яда, я имею в виду?
- Насколько я могу судить, ни одного! - ответил он после недолгого размышления. - Даже когда человек твердо решил умереть, его тело противится смерти, особенно если до момента принятия яда оно было здоровым. Тело борется за жизнь. Некоторые яды вдобавок обладают множественным эффектом и вызывают различные реакции одновременно.