- Вставай! - скомандовала Роуз. Мэгги споткнулась и, безвольно пошатываясь, побрела по двору, пока не добралась до входной двери современного здания весьма странных очертаний, которое отец и мачеха называли домом. Несчастные кусты живой изгороди по воле Сидел были безжалостно искромсаны, превратившись в причудливые завитушки, на коврике перед дверью краснела надпись: "Добро пожаловать, друзья".
Роуз всегда считала, что коврик купили вместе с домом - мачеха не была особенно гостеприимна, не говоря о дружелюбии.
Мэгги поковыляла к крыльцу, нагнулась. Роуз показалось, что сестру сейчас вырвет, но та сунула руку под плиту дорожки и выудила ключ.
- Можешь идти, - выдавила Мэгги, прислонясь к двери и пытаясь вставить ключ в скважину. - Спасибо, что подвезла, а теперь исчезни.
Не потрудившись повернуться, она прощально взмахнула рукой, но тут двери распахнулись и порог переступила сама Сидел Левин-Феллер: губы поджаты, халат туго перехвачен поясом, обтягивая тощую фигурку, лицо блестит от крема. Несмотря на бесчисленные тренировки, тысячи долларов, вбуханные в инъекции ботокса, и недавно сделанную тату - подводку на веках, красивой эту даму назвал бы разве что слепой. В дополнение к крошечным тусклым карим глазкам природа наградила ее огромными раздувающимися ноздрями - дефектом, который, по мнению Роуз, пластические хирурги исправить не могли, поскольку Сидел наверняка замечала, что может легко запихнуть в каждую по еврейской колбаске, и уж, конечно, не пожалела бы никаких денег, чтобы приобрести приличный вид.
- Она пьяна! - завопила мачеха, раздувая ноздри. - Ах, какой сюрприз!
Как обычно, она адресовала наиболее язвительные реплики в пространство, словно сообщая свои наблюдения некоему невидимому зрителю, который, несомненно, примет ее точку зрения. Роуз помнила десятки, нет, сотни ядовитых стрел, свистевших мимо ушей ее… и сестры: "Мэгги, тебе следует уделять больше внимания урокам! Роуз, не думаю, что тебе так уж необходима вторая порция".
- Мимо тебя не проскочишь, верно, Сидел? - встрепенулась Мэгги.
Роуз невольно фыркнула, и на мгновение сестры снова стали одной командой, объединившись против общего грозного врага.
- Сидел, мне нужно поговорить с отцом, - бросила Роуз.
- А мне, - добавила Мэгги, - срочно нужно в ванную.
Роуз подняла глаза и заметила в окне спальни блеск отцовских очков. Высокая, тощая, чуть сгорбленная фигура в пижамных штанах и старой майке. Тонкие седые волосы дыбились вокруг лысины.
Когда он успел так постареть? Похож на привидение… За годы их брака Сидел словно налилась энергией: помада становилась все ярче, "перышки" в волосах золотились, а отец тускнел, выцветал, словно фотография, надолго оставленная на солнце.
- Эй, па! - позвала Роуз. Отец принялся открывать окно.
- Дорогой, я все улажу, - крикнула Сидел, подняв голову. Слова были ласковыми, да вот тон - ледяным! Майкл Феллер помедлил, сжимая раму, и Роуз словно видела, как его лицо морщится, трансформируясь в знакомую гримасу боли и горечи поражения. Свет тут же погас, и отец исчез.
- Черт, - буркнула ничуть не удивленная Роуз и снова крикнула, громко, беспомощно: - Папа!
Сидел покачала головой.
- Нет, - отрезала она. - Нет, нет, нет.
- Любимое слово, - вздохнула Мэгги, и Роуз снова рассмеялась, вспомнив их первую встречу с мачехой.
К тому времени отец встречался с ней уже месяца два и в честь торжественного обеда оделся в лучший костюм. Он сильно нервничал, то и дело поддергивал рукава пиджака спортивного покроя и поправлял галстук.
- Ей не терпится познакомиться с вами, - сообщил он девочкам. Тогда Роуз было двенадцать, а Мэгги - десять, и обеим Сидел показалась самой шикарной дамой на свете. В тот день на ней были золотые браслеты, и серьги-подвески, и босоножки из позолоченной кожи. В волосах играли пепельно-медные отблески, выщипанные брови круглились золотистыми скобками. Даже помада имела золотистый оттенок. Роуз была ослеплена. И поэтому далеко не сразу заметила куда менее привлекательные черты Сидел: вечно поджатые в недовольной гримасе губы, глаза цвета мутной лужи и ноздри, разверзшиеся, подобно сдвоенному туннелю Линкольна, в самом центре ее лица.
За ужином Сидел отодвинула корзинку с хлебом подальше от Роуз.
- Нам такое ни к чему, - пропела сна, изобразив нечто вроде заговорщического подмигивания, и проделала такой же фокус с маслом.
Когда Роуз совершила ошибку, попытавшись взять вторую порцию картофеля, Сидел привычно поджала губы.
- Желудку требуется двадцать минут, чтобы послать мозгу сигнал сытости, - наставляла она. - Почему бы не подождать и не определить наверняка, хочешь ты еще есть или нет?
Отец и Мэгги получили на десерт мороженое. Перед Роуз поставили блюдце с виноградом. Себе Сидел не взяла ничего.
- Не люблю сладкое, - объяснила она.
От всего этого спектакля Роуз затошнило… очень затошнило… едва не вырвало… Желание тайком подобраться к холодильнику и стащить мороженое стало невыносимым. Насколько помнила Роуз, именно так и закончился вечер.
И теперь она умоляюще смотрела на Сидел, отчаянно желая поскорее покончить с делом, оставить Мэгги и вернуться к Джиму… если он все еще ее дожидался.
- Мне очень жаль, - заявила Сидел таким тоном, что сразу стало ясно: ни черта ей не жаль. - Но если она пила, значит, сюда не войдет.
- Но я-то не пила. Позвольте мне поговорить с отцом.
Сидел снова покачала головой.
- Ты не несешь ответственности за Мэгги, - торжественно произнесла она, вне всякого сомнения, цитату из книги "Суровая любовь". Или, вернее, из рецензии на "Суровую любовь". Сидел не очень любила читать.
- Я должна поговорить с ним, - повторила Роуз, зная, что это безнадежно. Сидел загородила собой дверь, словно опасаясь, что Роуз и Мэгги могут каким-то образом прокрасться мимо нее в дом. А от Мэгги толку ждать не приходилось.
- Эй, Сидел, - прокричала она, отталкивая сестру. - Выглядишь отпадно! Опять сделала что-то новенькое? Подтянула подбородок? Имплантаты щек? Немного ботокса? Поделись секретом?
- Мэгги, - прошептала Роуз, хватая сестру за плечи и мысленно умоляя заткнуться. Но та продолжала:
- Неплохой способ растратить наше наследство!
Сидел наконец соизволила взглянуть не в пространство между девушками, а непосредственно на них. Роуз видела ее насквозь. И точно знала, о чем та думает. О том, что ее доченька, драгоценная Марша, никогда бы не стала вести себя подобным образом. В то время, когда отец и Сидел поженились, Марше, более известной как Моя Марша, исполнилось восемнадцать. Первокурсница университета в Сиракузах, Моя Марша успела стать членом комитета по организации встреч бывших выпускников, вступила в самое престижное женское студенческое общество, получила диплом с отличием, проработала три года помощником одного из лучших нью-йоркских дизайнеров по интерьеру, до того как выйти замуж за зазевавшегося мультимиллионера и благосклонно согласиться стать матерью и хозяйкой шикарного особняка с семью спальнями на Шорт-Хиллз.
- Вам лучше немедленно уехать, - заключила Сидел и закрыла дверь, оставив сестер на улице.
Мэгги задрала голову, вероятно в надежде, что отец сбросит свой бумажник, чего, разумеется, не дождалась. В ярости она направилась к подъездной дорожке, выдрала по пути куст живой изгороди и метнула к порогу, где он и приземлился в фонтане грязных брызг. Не успела Роуз опомниться, как Мэгги стащила с ног ворованные туфли и швырнула в нее:
- Получай!
Пальцы Роуз сжались в кулаки. Ей бы следовало лежать в собственной кровати рядом с Джимом, а она торчала тут, в Нью-Джерси, посреди подмороженного газона, пытаясь помочь этой дуре.
Мэгги пересекла газон и босиком похромала по дороге.
- Интересно, куда это ты? - окликнула Роуз.
- Куда-нибудь. Не волнуйся, выкручусь.
Мэгги успела добраться почти до угла, прежде чем сестра ее догнала.
- Можешь переночевать у меня, - грубо бросила Роуз. Слова не успели сорваться с губ, как в душе завопил, завыл, завизжал сигнал тревоги. Пригласить Мэгги к себе - все равно что впустить ураган, это Роуз на собственной шкуре испытала пять лет назад, когда Мэгги прожила с ней три кошмарные недели. Мэгги в твоем доме означает пропажу денег, лучшей губной помады, любимых серег и самых дорогих туфель. Машина исчезает на несколько дней и появляется с пустым бензобаком и переполненными пепельницами. Ключи от квартиры испаряются, одежда слетает с вешалок и растворяется в воздухе. Мэгги в доме - это суматоха и беспорядок, драматические сцены, слезы и скандалы. Мэгги в доме - это конец покою, на который Роуз имела глупость рассчитывать.
И, вполне вероятно, это конец всяким отношениям с Джимом…
От этой мысли Роуз вздрогнула.
- Идем, - повторила она.
Мэгги с видом упрямого ребенка молча помотала головой.
- Всею на одну ночь, - вздохнула Роуз, кладя руку ей на плечо.
Но Мэгги резко развернулась.
- Не на одну!
- Что?
- Меня снова выселили, ясно?
- Что случилось? - спросила Роуз, едва удержавшись, чтобы не добавить "на этот раз".
- Я запуталась, - пробормотала Мэгги. - Запуталась.