- И не дуюсь я вовсе, и радоваться мне нечему, - ответил Нечаев. - С чего ты выдумала?
- Как радоваться нечему? Разве ты раздумал жениться на мне? А? Да отвечай же: раздумал, что ли? - И в голосе молодой девушки послышались слезы. - Ведь мы с тобой это еще в последнем классе решили… так порешили: на какое бы жалованье нас ни выпустили, а мы все-таки женимся. А теперь? Я вон сколько получать буду, страсть! Подумать, так одурь берет. А ты надулся, как сыч.
- Нет… за тебя я очень рад, - грустно проговорил молодой человек.
- За меня! За меня! А за себя-то что же? Нет, ты положительно глуп! Ведь если я обеспечена, так, стало быть, и ты со мной вместе тоже обеспечен. А мама… бедная мама, как счастлива будет! Господи, поскорей бы утро! Побегу, расскажу ей все! До репетиции отпрошусь… Да чего мне бежать? Я и "гитару" нанять могу! Вот только не знаю, есть ли у меня деньги. Я давеча прачке отдала да кофе маме купила. У тебя нет денег, Гриша?
Нечаев молча вынул из кармана портмоне и подал ей монету.
- У, какой ты богатый! Целых четыре рубля у тебя! И откуда ты столько денег достал?
- Я за урок получил. Купца одного польку "трамблан" танцевать учу, так он заплатил!
- Ты танцевать учишь? - расхохоталась Асенкова. - Ну и дурак же твой купец, если он танцам у тебя обучается. Ты сам-то ничего не умеешь и не понимаешь! Ну, да это все равно, давай деньги! Я тебе скорехонько отдам. А завтра утром я к маме съезжу и свезу ей два апельсина к чаю. Она страсть как их любит! Ну, да это все к стороне. А ты скажи мне, за что ты дуешься?
- Я вовсе не дуюсь, а грустно мне, на сердце у меня тяжело.
- Ну не дурак ли ты? Скажите на милость! У нас столько радости, а у него на сердце тяжело.
- Да не моя это радость, а твоя!
- И опять дурак! С каких это пор мы с тобой свои радости и горести делить перестали? Прежде все пополам было, а теперь и подавно!
- Нет, Варя, теперь пойдет иначе. Теперь ты мне не пара!
Асенкова подбежала к молодому товарищу и обняла обеими руками его голову.
- Вот видишь, какой ты скверный! Целоваться меня заставляешь! А помнишь, что Мефистофель поет: "Мой совет, до обручения не целуй его!"?
- Что же, совет хороший, и ты ему следуй. Только уж ежели можно, то и относительно других его соблюдай и тоже до обручения никого не целуй!
- Да ты что это, в самом деле что ли спятил? - бесцеремонно осведомилась Асенкова. - Про что ты это толкуешь? На что намекаешь?
Нечаев порывисто встал и, близко подойдя к ней, произнес решительным тоном:
- Теперь я тебя спрошу. Что ли ты поглупела от радости или хочешь только притвориться глупенькой?
- И не думаю притворяться, а просто не понимаю, что за вздор ты мелешь! - ответила она недовольным тоном. Она не привыкла, чтобы ее смирный и всегда покорный Гриша так разговаривал с нею; она такого разговора с собой не признавала, будучи самолюбивой и гордой. - Говори дальше! Говори, если начал!
- Что же, и буду дальше говорить! Неужели же ты думаешь, что все эти там начальники - и директор, и инспектор - так сразу поражены твоим талантом, что прямо голову потеряли от восторга?
- Ничего подобного я не думаю. Не так я глупа…
- Ну, как же ты себе объясняешь все эти нежности, все это внимание? Вот хотя бы чай этот дурацкий. Ну с какой стати маленькой выходной артистке станут чуть не столы накрывать, когда она из театра вернуться изволила? Видала ты что-нибудь подобное с другими? Скажи, видала?
- Ну, нет? Не видала!
- Ага! Значит, "умысел другой тут был"?
- Никакого ровно умысла! Государь похвалил меня, прибавку мне сделать приказал, ну, они и обрадовались!
- Не обрадовались они, а исподличались, государю угодить хотят.
- Что же тут такого особенного? Ему небось все угодить хотят! Да ты договаривай до конца, не мямли!
- Мне мямлить нечего, все равно один конец.
- Какой конец? Про что ты?
- Да про то, что недаром же государь вдруг так расщедрился и приказал окружить тебя таким вниманием.
- Как? И государь недаром? - расхохоталась Асенкова. - Он-то кому же угодить хочет? Тебе разве? Прослышал, что я намерена сочетаться законным браком с выходным артистом Императорских театров Григорием Ильичом Нечаевым, и, желая быть тебе приятным, отдал приказ сравнять меня в окладе чуть не с первыми сюжетами? А ты, срамник эдакий, и поблагодарить его за это не догадался? Эх ты, разиня муромская! - И она, громко расхохотавшись, вновь стала насильно кружить его по комнате.
- Тише ты! Ведь еще не дано тебе такой полной воли! - остановил он ее. - Подожди, пока в полный форс войдешь, пока полным титулом именоваться станешь!
- Каким титулом? Про что ты, Григорий? - уже более серьезно переспросила его Асенкова. - Говори толком… иначе кто тебя, дурака, поймет?
- Ты-то умна не по летам! Тебе сколько минуло намедни?
- Семнадцать! - весело сказала она. - Целых семнадцать!
- Ну вот, видишь! А рассуждаешь ты как семилетняя. Станет тоже государь жалованьем твоим и разовым даром заниматься, есть ему время!
- Значит, есть, коли занимается!
- Нет, не то это значит, совсем не то, сама ты давеча Мефистофелев совет вспоминала.
Асенкова так и упала от смеха.
- Ой, батюшки, умру! - воскликнула она, хватаясь за бока от хохота. - Так это ты мне с государем "до обручения" целоваться запрещал? Ну скажи ты мне на милость: есть глупее тебя кто-нибудь на свете или нет?
- Время покажет, кто из нас глуп, кто нет! А я пока вот что тебе скажу: если ты по этой дороге пойдешь, так забудь обо мне, не заботься, что со мной станется и куда я денусь. Не твое это дело, не твоя забота!
- Ничего ровно с тобой не станется. И заботиться я о тебе, дураке, буду, потому что если дурака одного по белому свету пустить, так он, словно мышь, пропадет. Подождем мы с тобой, чтобы состоялось зачисление в штат моего жалованья, а там и подадим в дирекцию заявление, что желаем обвенчаться! Александра Михайловича Гедеонова с Павлом Степановичем Федоровым в посаженые отцы пригласим. В шафера возьму балетных во фраках, а в крестные отцы потом самого государя пригласим! Я, пожалуй, заранее его попрошу, благо он ко мне так милостив! Знаешь, послезавтра опять наш "Полковник старых времен" идет, и государь обещал принцев каких-то иностранных с собой в театр привезти. Хочешь, я сама ему скажу, что замуж выйти собираюсь?
Нечаев молча встал и взял со стула свою шляпу. Он видел, что его молоденькая невеста не притворяется, действительно верит в тот светлый вздор, который говорит, и ему как-то мучительно грустно стало и за нее, и за себя. У него как будто стрелой пронеслось в уме убеждение в том, что все это мнимое счастье не даст им обоим настоящего, неподкупного счастья. Как будто молнией обожгло его какое-то странное, почти страшное предчувствие.
- Прощай! - сказал он. - Ей-богу, пора. И тебе завтра рано вставать надо, если ты хочешь действительно к Агафье Тихоновне проехать, да и мне выспаться надо. Плохо я что-то себя чувствую, устал я.
- Это ты от радости, дурашка! - по-прежнему весело и беззаботно прощебетала Асенкова. - Ну, ступай, ступай! До свидания… до завтра! - И она, крепко поцеловав Нечаева, шаловливо вытолкнула его на лестницу.
Проводив жениха, Асенкова собиралась лечь спать, как вдруг в комнату к ней вошла одна из классных дам, та, которая присутствовала в театре с воспитанницами и была свидетельницей милостивого разговора государя с молоденькой дебютанткой.
- Вы не спите, ma chere? - спросила она. - Можно к вам?
Асенкова, не привычная к таким визитам, встретила ее почтительным реверансом.
- Вы что это, чай пили, мой ангел? - продолжала классная дама таким непривычным тоном, что молоденькая шалунья едва могла удержаться от душившего ее смеха. - Дадите и мне чашечку?
- Ах, пожалуйста! - И Асенкова бросилась наливать чай.
Она, наивная до полного ребячества, не могла постигнуть причину той перемены, которая разом совершилась вокруг нее. Ей все казались такими исключительно, такими невыразимо добрыми.
- Вы одна были? Или у вас был кто-нибудь из подруг? - спросила классная дама, принимая из ее рук чашку горячего чая.
- Нет, у меня товарищ был, одновременно со мною выпущенный из училища, артист Нечаев!
- Нечаев, Нечаев… - сказала классная дама, прищурив глаза, как будто что-то припоминая. - Не помню что-то. Он куда же выпущен? В балет?
- Нет! В драму, на выходы пока. Потом, Бог даст, выдвинется. Все случай. Вот как и мне удалось!
- Ну, вы совсем другое дело: вы - талант! Сам государь вас заметил, сказал, что иностранным принцам вас покажет. Что о вас говорить! Что же вам этот Нечаев - родня?
- Нет, пока еще нет, - улыбнулась Асенкова, - но я замуж за него выйду.
- Вы? Замуж за выходного артиста? Вы шутите, моя дорогая?
- Нет, вовсе не шучу. Мы дали друг другу слово, еще когда в школе были, а теперь, когда мне назначили такое большое жалованье…
- Теперь? - повторила классная дама. - Теперь-то именно это и особенно трудно или, скорее, несвоевременно. А впрочем… - И осторожная, опытная особа остановилась, догадавшись, что замужество может быть одним из условий ожидающего молодую девушку необычайного счастья.