Проводив частного пристава, граф выслушал просьбы своих крестьян и приказал позвать скрипача Бродецкого, который получал от него ежегодную субсидию. Легкомысленный юноша наделал долгов, благодетель узнал об этом стороной и, без церемонии, отхлестал молодого артиста по щекам.
Вслед затем в кабинет вошел бывший воспитатель графа, иезуит патер Глинский, единственный человек, имевший влияние на необузданного деспота, быть может, потому, что обращался с ним чрезвычайно осторожно и никогда слишком явно не обнаруживал своей нравственной власти над ним.
- Здравствуй, святой отец! - приветствовал его Солтык. - Ну, что новенького?
- Анюта Огинская вернулась из пансиона, - это самая свежая новость в Киеве.
Граф равнодушно пожал плечами.
- Не возражайте преждевременно, любезный граф, - продолжал патер, - вы еще не знаете, что за прелестное создание эта Анюта Огинская! Она расцвела, как майская роза; это такое совершенство во всех отношениях, что… Взгляните на нее сами и тогда уж излагайте о ней свое мнение.
- Быть может… В детстве она подавала надежды сделаться хорошенькой.
- Теперь она красавица в полном смысле слова, - прибавил иезуит. - Девушка умная, добрая… так что, будь я на вашем месте, то непременно бы женился на ней.
- Вам хочется женить меня?
- Я очень хорошо знаю, что вы не слушаетесь моих советов и делаете все по-своему; тем не менее я имею право желать, чтобы вы наконец изменили этот дикий образ жизни.
- Почему же?
- Почему? - переспросил патер Глинский. - А потому, что я искренне люблю вас и предчувствую, что ваши необузданные выходки будут иметь печальные последствия.
- Уж не вздумали ли вы запугать меня? - надменно произнес аристократ. - Я не стремлюсь дожить до преклонных лет и не хочу банально, как все, закончить свою жизнь… Мне завидна смерть Сарданапала… Погибнуть в огненном море!.. Вот это я называю наслаждением!.. Жизнь давно уже утратила для меня всю свою прелесть. Да и долго ли продолжается эта нелепая жизненная комедия? Стоит ли тянуть ее до седых волос? Нет, слуга покорный! Я от души презираю радости престарелого дедушки, любующегося своими внучатами… и тому подобное дурацкое, мещанское блаженство… Мне бы следовало родиться на ступенях трона, повелевать миллионами верноподданных… О! Тогда бы я удивил весь мир своими подвигами!.. А я стеснен, так сказать, вставлен в узкую рамку… вот почему мне опротивела жизнь… Иногда мне кажется, что я лев, замкнутый в душную клетку, которому на самом деле следовало бы мчаться по необозримым пустыням…
Наступила довольно продолжительная пауза.
- И в настоящем вашем положении вы можете сделать много добра вашим ближним, - начал хитрый иезуит, - кроме того, на вас возложены обязанности… С вашей смертью прекратится древний, знаменитый род ваших доблестных предков.
Солтык глубоко задумался.
- Женщина не может наполнить и украсить моей жизни… для меня она не более как сорванный и затем отброшенный цветок, - возразил он. - Я взгляну на Анюту Огинскую, почему же нет? Ведь я при этом ничем не рискую.
- Это совершенно справедливо, - с принужденной улыбкой заметил патер Глинский и прибавил: - Не хотите ли сыграть партию в шахматы, граф?
- Извольте!
X. Волк
Не прошло и двух дней, как Казимир Ядевский снова отправился к Огинским и застал Анюту в саду, где она играла в горелки со своими подругами. Увидев молодого офицера, барышни начали приглаживать свои растрепавшиеся волосы и оправлять туалет, только одна Анюта не позаботилась об этом и с раскрасневшимися щечками побежала навстречу своему гостю.
- Как вы хорошо сделали, что пришли к нам! - воскликнула она, глядя на него блестящими от радости глазами. - Теперь мы вдоволь набегаемся!
Молодая хозяйка представила Казимира своим приятельницам: Генриетте Монкони, стройной девушке с темно-русыми волосами и прелестными голубыми глазами, Катеньке Калашниковой, похожей на испуганную газель, и Ливии Доргвилла, блондинке с обворожительными профилем.
- Давайте играть в городки, - предложила последняя, медленно, как бы нехотя произнося слова.
- Нет, лучше в волка, это гораздо веселее! - перебила ее Анюта.
- Кто же будет волком? - спросила Генриетта.
- Разумеется, господин Ядевский.
- Кого же будете изображать вы, mesdames? - спросил офицер, снимая шпагу.
- Собак, которые будут травить волка.
- А когда мы вас поймаем, - вмешалась Анюта, - вы должны будете в продолжение целого вечера исполнять все наши приказания. Вам дается десять минут на то, чтобы спрятаться, а затем начнется травля. Вы можете употреблять всевозможные хитрости, но не смеете выбегать за садовую ограду.
Барышни побежали по дорожке к дому, а Казимир нашел себе убежище под кучей рогож, лежавших у дверей оранжереи. Несмотря на то, что это была только игра, сердце юноши замерло, когда звонкие девичьи голоса снова раздались в саду и разноцветные шубки их начали мелькать там и сям между зеленью кустарников.
Вдали, у бассейна, показалась стройная фигура в темно-лиловой бархатной шубке; это, должно быть, Генриетта. Вот Катенька с кошачьей ловкостью пробирается между отцветшими кустами роз; а там мелькнуло что-то белое, как снег, - это обложенная горностаем синяя кофточка Ливии. Но где же Анюта? Она только раз показалась в конце большой аллеи и потом исчезла.
Катенька подошла очень близко к оранжерее, но не заметила волка, и тот с облегчением вздохнул, когда ее светленькая юбочка скрылась за кустами георгинов. Генриетта постояла несколько минут в раздумье у бассейна и углубилась в чащу парка. Этих двух Казимир не боялся; опасность представляла Ливия, и он уже начал обдумывать план побега в случае нападения. Ровными, медленными шагами Ливия приблизилась к оранжерее, приподняла рогожу и проговорила совершенно равнодушным тоном:
Вот где вы спрятались.
Казимир с быстротой стрелы перепрыгнул через ограду и обратился в бегство, но Ливия и не думала его догонять.
По лугу навстречу ему бежала Генриетта и тут же, из-за старой сосны, внезапно появилась Катенька. Началась настоящая травля - по парку разносился веселый смех. Ловко преследовали хищника быстроногие собачки, но ему наконец удалось пробиться сквозь густой кустарник и скрыться в глубине парка. Он прислонился к стволу развесистого дерева, собираясь отдохнуть, как вдруг две нежные ручки обхватили его, и послышалось радостное восклицание: "Поймала!" Казимир оглянулся и, увидев так близко от себя прелестное личико Анюты, не устоял против искушения и крепко поцеловал ее в губы. Девочка не стала защищаться и не рассердилась - ее удивило и обрадовало это первое проявление юношеской любви. Шорох приближающихся шагов заставил ее опомниться и оттолкнуть от себя молодого человека.
- Я поймала волка! - объявила она подошедшей к ним Ливии.
Вслед за Ливией прибежали Генриетта и Катенька.
- Теперь он сделался твоей собственностью; что прикажешь ты ему делать? - спросила последняя.
- Он обязан ухаживать за мной целый вечер.
- Да это награда, а не наказание! - возразил юноша.
- Вот увидите, как я вас буду мучить! - и милая девочка взглянула на него с такой любовью, что он готов был снова прижать ее к своей груди, - вот только мешали подруги.
- В саду уже сыро, не пора ли нам вернуться в комнаты? - заметила Ливия.
Разумное предложение было принято единодушно, и барышни вместе со своим кавалером пошли по направлению к дому. В конце большой аллеи они повстречались с двумя молодыми людьми, Сесавиным и Беляровым. Первый из них был блондин, высокого роста, с густыми, вьющимися волосами и бородой. Второй казался апатичным: черты его лица были мягкие, невыразительные; сонные глаза равнодушно глядели на все и на всех; ноги, казалось, с трудом удерживали тяжесть мощного, богатырского тела.
Анюта познакомила молодых людей с Ядевским, и все общество отправилось в залу, где занавеси на окнах были уже опущены и лампы зажжены. Молодежь немедленно затеяла игру, состоящую в угадывании под звуки музыки заочно данного приказания.
- Кто начинает? - спросила Ливия, садясь к роялю.
- Господин Ядевский, я приказываю вам удалиться на несколько минут из залы! - с неподражаемо грациозным, повелительным жестом произнесла Анюта и прибавила: - Приказываю, понимаете?
- Повинуюсь беспрекословно, - отвечал офицер, уходя в смежную комнату.
- Он должен вынуть из этого букета розу и подать ее Анюте, - сказала Катенька.
- Стоя на коленях, - добавила Генриетта.
- И поцеловать ей руку, - заключила Ливия.
- Хорошо… Господин Ядевский, пожалуйте!
Казимир вошел и в недоумении остановился посреди залы. Ливия наигрывала нужную мелодию. Когда юноша подошел к столу, на котором стоял букет цветов, звуки музыки усилились; громкий аккорд раздался в ту минуту, когда он вынул розу. Не долго думая, он быстрыми шагами подошел к Анюте, упал перед ней на колени, подал ей цветок и крепко прижал ее руку к своим губам.
Ливия заиграла кавалерийский марш; вся публика вторила ей громкими единодушными рукоплесканиями.
- Вы, наверно, подслушали! - надув губки, заявила Анюта.
- Уверяю вас, что нет… Я повиновался велению моего сердца.
Яркий румянец, как зарево, разлился по лицу девушки; она отошла в сторону и продолжала распоряжаться игрой. Все присутствующие поочередно угадывали приказания, но не всем это удавалось так скоро, как Ядевскому.
- Вы на меня рассердились? - спросил он у Анюты, улучив момент, когда возле нее никого не было. Девочка отрицательно покачала головой.
- Докажите… Дайте мне что-нибудь в знак примирения…