Но и после ухода проводницы разговор не получался, ни внимание и добродушие Алексея, ни величие физики не смогли смягчить ее напряжения. Скоро и чай был выпит, и Марина, сухо пожелав "Спокойной ночи" и распустив волосы (чтоб голова поскорей прошла), улеглась, отвернувшись к стене, и неожиданно быстро заснула.
А вот Алексею не спалось. Он ворочался, комкал подушку, перестилал постель, просто сидел, закрыв глаза и призывая сон, но сон не шел, и он открывал глаза… В тусклом свете ночника, в смешении бледно-розовых тонов и серо-синих теней, плед укрывал девичий силуэт, как ракушка - жемчужинку. Длинные волосы свободно струились по подушке, плечам и лицу Марины. "Хорошо ли ей спится? У нее ж голова болела", - и он прислушивался к ее дыханию, поправлял занавески, чтоб проносящиеся мимо огни не разбудили ее, пугался болезненной серости ее лица, присматривался, убеждаясь, что это - из-за освещения; присаживался рядом, аккуратно отводил прядки, не сводя глаз с подрагивающих ресничек, и улыбающихся неведомо чему губ, уверялся, что все хорошо, но спокойней не становилось, - в сердце просилась боль, беспричинная и ненужная. И Алексей вышел в коридор, чтоб, не видя Марины, обрести душевное равновесие.
Встреча вторая. Глава 9. Женитьба
Из купе проводницы доносился мужской голос: "Лежат муж с любовницей: вино, все-такое, вдруг жена возвращается…"
***
Татьяна, жена Алексея, знала сотни таких анекдотов, охотно делилась ими и любила посмеяться над горе-любовниками. И пока слушатели, кто с восхищением, кто с завистью, любовались на ее роскошно подрагивающую, изобильную грудь, торжествующе поглядывала на Алексея: видишь? цени! И он ценил, как умел.
Многие, пооблизывавшись месяц-другой на ягодку-Танюшу, пугались ее не по-женски прямолинейного нрава и тихо исчезали с ее горизонта. Но Татьяну эту не смущало: при ее-то формах удержать мужичка не вопрос, но прежде, по плану, - институт, хорошая работа, зарплата, и только потом поиски жениха. (Список предъявляемых требований был подробным и длинным.)
Когда настало время определяться с личной жизнью, Татьяна сначала правдами - неправдами, через родственные и неродственные обмены, получила в единоличную собственность двухкомнатную квартиру, а уж потом занялась подбором кандидатуры: ходила по разным соревнованиям, матчам, клубам, даже в автошколу записалась. Вечера выпускников тоже кстати оказались: мужичков пруд пруди (вуз-то технический), и общие темы всегда найдутся. Там и заприметила Алексея: высокий, обаятельный, с лучистым взглядом, легкой походкой, - экстерьер годился. По своим каналам узнала "установочные данные": полная семья, местная прописка, образование, понятно, высшее, в браке не состоял, детей нет, здоровье в порядке, - короче, можно брать. Правда, ходила о нем слава сердцееда, - уж больно симпатичный, - но другого б она не потерпела, ни она, ни ее честолюбие.
Не слишком зацикливаясь на конфетно-букетных настроениях (только деньги переводить да время тянуть), она занялась общественным мнением. Оно сработало, как и положено, - беспардонно и быстро. Скоро в тайну будущей свадьбы было посвящено полгорода, а Лешик все медлил.
Какую девушку не тянет на романтику? особенно, в пору сердечных волнений! Татьяну не тянуло. Никак. Ни разу. Собственно, ничего против любовной болтологии она не имела, но в душе презирала и ее, и тех, кто на нее ведется. Алексей с таким практицизмом еще не сталкивался:
- Ладно - письма, стихи, дневники… Но искусство? Добрая половина книг, картин, романов любовными флюидами пропитана! - пытался он пробудить в Татьяне сочувствие к прекрасному и поэтическому. При таких-то формах - еще б и содержания поромантичней, поженственней…
- И флюиды твои чушь, и искусство… - не задумываясь, парировала та и кокетливо оправляла что-то на груди.
- А Пушкин, Лермонтов, Есенин?
- Лодыри и бабники!
- И не скучно тебе жить?
- Мне? Скучно? Да я все время в действии, в процессе, в движении! Ставлю цель - и иду к ней! Препоны, преграды, - а я иду!
- А потом?
- Потом - новую ставлю!
- А для души?
- Опять ты… Для души - квартира, хорошая работа, нужные знакомства. Все есть! Хозяина бы…
"Пора б ему решаться, - горела от нетерпения Татьяна. - Все готово, продумано, деньги подкоплены, ресторан выбран… знакомые и родственники только и ждут, когда она дату назовет. И ей, между прочим, не двадцать лет, - еще немного, и поздно будет. Девки-то нынче ловкие, хваткие пошли, - вмиг из-под носа уведут. А этот ни мычит, ни телится. Самой действовать надо! Решительно и наверняка: да-да, нет-нет, чего ждать-то! Тем более скоро очередная институтская вечеринка в любимом выпускниками кафе, - чем не подходящий момент".
На решающее мероприятие Татьяна оделась и накрасилась как можно эффектнее (Лешик со своей аллергией потерпит), ощущение близкой победы бурлило в каждой клеточке богатого, налитого тела, глаза блестели необыкновенно ярко. Алексей даже смутился: что это - вдохновение? влюбленность? неужто прорвалось, пробудилось? и когда, после бокала-другого, на щеках Татьяны сквозь тон и пудру проступил румянец, - в который уже раз заговорил о природе и красоте чувств.
- Чувств тебе? - зло сверкнула Татьяна. - Ну, смотри… - и решительно направилась к маленькой эстраде, забралась на нее, крикнула что-то музыкантам, и указав на Алексея, хрипло произнесла в самый микрофон: - Танцую… Для него.
Если кто и взглянул на Алексея, то лишь из вежливости, - все внимание устремилось к ней, невысокой, налитой, разгоряченной…
Татьяна не стала томить публику: с первыми же аккордами расстегнула верхнюю пуговичку блузки, и, дождавшись звуков одобрения, перешла к следующей… Мужчины отвлеклись от спутниц, спутницы опустили глаза, кто-то поспешил на выход…
Пуговичка за пуговичкой, - вскоре Татьяна, скинула блузку, и, швырнув ее на крышку рояля, перешла к лифчику. Тонкие пальчики игриво оттягивали натянутые лямки. Мужчины толпились у эстрады, у ног танцовщицы, не сводя глаз с ее пышущего здоровьем тела, алкоголь возбуждал, напряжение росло. "Эй, лабухи, бахните, чтоб стены задрожали!", - крикнули из зала. И "лабухи" бахнули: зал вздрогнул, стекла взвизгнули, столики задребезжали, мужчины с горящими глазами чуть ни стонали. Ошарашенный Алексей поспешил на выход, но перед самой дверью невольно обернулся на эстраду. Брызнув в него дерзким и гордым взглядом, Татьяна отчаянно тряхнула грудью, и, мигом скинув лифчик, явила всю свою вожделенную роскошь, подрагивающую, спелую, упругую. Пронесся стон восхищения, кто-то полез на эстраду, кто-то пытался стащить скомканную блузку… Татьяна, не ожидавшая такой резвости от хмельных зрителей, нервно пятилась за кулисы, одеваясь на ходу, путаясь в рукавах и рюшах, больно ударилась обо что-то острое (даже слезы навернулись, - и это кстати!), и с трудом выбравшись из толпы, поспешила следом Алексеем в холл.
- Что!? Получил?… Ты ж хотел чувств?! - набросилась она. Вызов и слезы мешались в ее голосе, волосы растрепаны, блузка застегнута наперекосяк, как у малого ребенка, в движениях - взвинченность, в глазах - отчаяние.
- Ну, все. Успокойся. Все хорошо, - может, не так уж она нечувствительна. Может ей больше других нужны его тепло и нежность. И то ли жалея, то ли успокаивая, он прижал к себе это растерянное создание. - Я рядом…
- Рядом!? - и в шаге от победы нельзя расслабляться. - Что мне твое "рядом"? Что ты меня мучаешь? Я ж до сих пор не знаю, буду ли твоей женой!
Вихрь сочувствия и винных паров подхватил мысли Алексея, и он подчинился стихийным началам:
- Будешь. Будешь ты моей женой.
- Значит, делаешь мне предложение?!
- Делаю, - чего не скажешь, чтоб утихомирить расстроенную женщину.
Татьяна выдохнула, отошла к зеркалу, поправила прическу, макияж, перезастегнула блузку, и вернулась, сияя улыбкой победительницы:
- Пошли-ка! - повела она его в зал. - Перед всеми скажешь!
Алексей послушно последовал за ней, - только б сейчас все закончилось, а как угар пройдет, все и разъяснится.
Уставшие музыканты играли абы что и абы как, у эстрады изгибаясь, топталось несколько полуобнаженных девиц, мужики скучали. Увидев вернувшуюся парочку, все притихли, будто этих двоих только и ждали, и даже девицы вернулись за столики.
- Давай, - указала Татьяна на эстраду.
- Может, без этого… - вяло отпирался Алексей.
- Давай! Давай! - раздались нетрезвые голоса.
Он неохотно подошел к эстраде, но подниматься не стал. Ему сунули микрофон, - не отмахнешься:
- Ну… в общем…
- Ну?! В общем?! - активно втягивала публику Татьяна.
- В общем… я делаю тебе предложение, - промямлил он.
- Еще раз… - не унималась Татьяна.
- Будь моей женой.
По залу прокатилось одобрительное "О-o-o!", но, очевидно, публику это волновало меньше, чем недавнее зрелище.
- Я согласна, - ответила Татьяна.
А это и вовсе никого не интересовало. Прощаться было излишне. Так и уехали, по-английски.
Первая ночь была жаркой: Татьяна упивалась победой и добычей, Алексею казалось, что именно благодаря ему она, может быть, впервые в жизни ощутила надежду, отчаяние, кураж, - целую палитру чувств. Но уже на следующее утро Татьяна обнаружила прежнюю невозмутимую приземленность: за завтраком сухо обсуждала предстоящую свадьбу, его переезд к ней, расписание на ближайшие два года: с ребенком лучше подождать, - сначала надо мебель купить, бюджет наладить, приготовить все. И снова Алексей изумлялся, - где та, бедовая, с горящими глазами? думал о диапазонах чувств: может, у каждого он свой, и все дело в умении соразмерять частоты? сосуществовать как-то…